Черт возьми! Элегантные мужики – моя слабость, а Альбертино элегантен, как никогда до того. Темные брюки, светлый пиджак, белоснежная сорочка. Я чуть не закомплексовала, но Альбертино даже в своем изысканном прикиде доступен и раскован, и я немного успокаиваюсь.00.40 – пора домой.– Что завтра? – интересуюсь я. – Какие планы?– А у тебя? – вопросом на вопрос отвечает Альбертино.– Ты гость, – уклончиво говорю я.– Тогда, может, вдарим по культуре? – предлагает он. – Ты как?– Что ты подразумеваешь под «культурой»? – осторожно спрашиваю я.– Эрмитаж. – Альбертино усмехается. – Не поверишь, я там ни разу еще не был. ТРЕТИЙ ДЕНЬ ПРЕБЫВАНИЯ 12.30 – очередь в очаг культуры. Мы посреди школьников и студентов. Иностранцы идут где-то вне очереди. Я нервничаю. Альбертино безмятежен. Еще один плюс ему – не суетлив.В 13.10 мы наконец-то попадаем внутрь. И растворяемся в «культуре». Согласитесь, когда посреди культуры живешь, мало обращаешь на нее внимания. А со временем прорастает в тебе такой «акультурный» цинизм: мол, что там смотреть, в этом Эрмитаже, мы там сто раз уже бывали, мы все это сто раз уже видели. Наверное, что-то в этом роде Альбертино углядел на моем лице, потому что метров после пятидесяти осмотра наклонился к моему уху и зашептал:– Расслабься и побудь в родном городе туристом.Я засмеялась и попробовала себя в новом качестве. И – странное дело – мне это удалось. Куда-то девалось снисходительное настроение и широко распахнулись глаза на все то же самое, что я уже «сто раз видела».15.45 – выныриваем из культуры.– Кушать? – понимающе смотрит на меня Альбертино.Я благодарно киваю.15.55 – находим какое-то заведение под названием «Трактир», где заказываем по борщу и гору блинов.– Во сколько у тебя поезд? – спрашиваю я.– Не терпится избавиться от меня? – прищуривается Альбертино.– Примерно так. – Я уже поняла, что когда он так говорит, то ничего особенного не имеет в виду, просто плывет по словесному потоку.– В 23.10.Я киваю.– Будешь провожать? – Альбертино удивленно смотрит на меня.– Конечно, – не понимаю я, чему тут удивляться.– Здорово. – Он радуется как ребенок.Он и есть ребенок. Когда мы были у меня дома, то проверяли его электронную почту, а заодно порезвились в Интернете – проверились на психологический возраст. 23 года – таков был приговор для Альбертино.– Дитя неразумное! – смеялась я.Но смеялась недолго. Я отстала от него ровно на год. «24, и ни днем больше», – выдала ехидная машина.– С кем поведешься… – расхохотался Альбертино.– Это точно, – ответила тогда я, вспомнив, что всего месяц назад мне по тому же самому тесту было ни много ни мало – тридцать.17.05 – выпадаем из трактира, отягощенные блинами.– Пошли купим тебе подарок, – внезапно говорит Альбертино.– А? – вздрагиваю я.– Подарок, – повторяет он. – Пошли выберем тебе подарок.– Зачем это?– У тебя же скоро день рождения.– Откуда ты знаешь? – Я изумленно поднимаю на него глаза.Я точно ему об этом ничего не говорила. Не имею обыкновения разбрасываться направо и налево информацией о своем дне рождении. Как, впрочем, и о многих других моментах в своей жизни.Он заметно смущен.– Ну-ка, – наступаю я, – колись.– Узнали у вашей секретарши, – выдавливает он.– «Узнали»? – повторяю я. – Кто это узнал?– Алексей, – сознается Альбертино. – По моей просьбе.Нет, как вам это? Звонят из московского офиса и расспрашивают…– И что вам еще рассказала Вика? – Я свирепо смотрю на Альбертино.– Да ничего, – он растерян, – мы только узнали твой день рождения – и все.– Ну ладно, – снисхожу я. – Но больше так не делайте.– Не будем. – Альбертино поднимает руку в клятвенном жесте, молчит пару секунд и спрашивает: – Так что тебе подарить?– Может, сам придумаешь? – усмехаюсь я.Тест номер тридцать пять: выбор подарка. Так мы с девчонками всегда проверяли кандидатов и всерьез подумывали, не заменить ли этим тестом прочие, более традиционные: на внешность, на вежливость и т. д. Потому что подарок, который тебе дарит мужчина, это не просто вещь, это – свидетельство того, что у него там с мозгами и неординарностью мышления.Нижнее белье, духи и бижутерия – подарки из серии не прошедших тест. Их, конечно, приятно получать, но от мыслей о том, что это исключительно банально, избавиться никак нельзя. Часики, посуда, всякие оригинальные сувениры и вещицы – уже лучше, но начинаешь ощущать, что и они уже набили оскомину. У меня были свои пристрастия, о которых – увы! – ни один претендент не догадывался. Просто потому, что это не сочеталось с типичным мужским представлением об интересах девушки.– Хорошо, – кивает Альбертино, – пошли.– Куда?– Сейчас увидишь.Мы идем… в «Графику М». Для тех, кто не в курсе, это – магазин канцтоваров. Альбертино уверенно тащит меня на третий этаж, я пыхтя поднимаюсь и молчу. Просто нечего сказать…– Вот! – Альбертино победоносно тычет в стену.Я изумленно взираю на потенциальный подарок.– У тебя такой штуки нет, – сообщает мне Альбертино, как будто я сама этого не знаю.Конечно нет. Она стоит уйму денег. Вещь, которая вроде остро и не нужна. Но – как мне ее хотелось!– И поэтому, – продолжает Альбертино, – ты пишешь все на каких-то клочках. Будьте любезны, – поворачивается он к продавцу, – нам вот эту демонстрационную доску, на которой можно писать. Да-да, самую большую. И к ней – всяких там смывалок и прочего…Нет слов. Пять баллов по пятибалльной шкале за оригинальность и семь – за попадание. *** – Ты удовлетворил свое любопытство относительно Питера? – спрашиваю я Альбертино уже вечером.– Частично, – подумав, отвечает он. – А ты?– Я? – Я непонимающе смотрю на него. – Что ты имеешь в виду?– Да так. – Он смущенно поводит плечами.И имеет в виду не Питер, вдруг понимаю я. Конечно, Питер же знаком мне как облупленный. Альбертино желает знать, что я думаю о нем самом. Но ведь я не обязана отвечать, верно? Я не капризничаю, не кокетничаю, просто сама не знаю, что думаю об Альбертино. В голове перемешалось так много всего… Оно должно осесть и выкристаллизоваться. С течением времени. Без времени ничего не получится.Одно только беспокоит меня все эти дни. Благодаря «душке Жи». Еще когда мы встречали Альбертино, она заметила:– Странно, не правда ли? Ты, наверное, впервые не несешься сломя голову за симпатичным мужиком.– Не поняла, – с недоумением воззрилась я на нее тогда, – что ты хочешь этим сказать?– Да не знаю, как бы тебе объяснить, – досадливо поморщилась Жаннета. – Ну, вот смотри: раньше стоило в твоем окружении появиться симпатичному нормальному мужику, как ты сразу же начинала боевые действия, чтобы прибрать его к рукам. А сейчас такой мужик сам идет к тебе в руки, а ты еще носом крутишь. Ведь он ничего не сделал, чтобы внушить тебе отвращение?– Нет, – подтвердила я, – не сделал. Даже, скорее, наоборот.– Вот видишь, – продолжала Жаннета. – А ты все равно его не берешь. Можно сказать, даже отпихиваешь.– Я не отпихиваю, – возразила я. – Ты не забыла, что мы как раз его и едем встречать?– Да не забыла, не забыла, – отмахнулась от меня Жаннета. – Я говорю «отпихиваешь» в переносном смысле. То есть рвения не проявляешь, понятно?Куда уж понятнее. И, я согласна с Жи, все это странно и непривычно. Хотя, может, здесь как и с сексом: не нужно нам больше количества, подавай качество? Знать бы еще, какое качество мне нужно.Мы подъезжаем с Альбертино к площади Восстания. 22.05. Это я настояла на том, чтобы выехать из гостиницы пораньше. Не люблю бежать сломя голову за паровозом. Альбертино посмеялся над моими страхами, но подчинился.– Может, по кофе? – предлагает он, когда мы входим в вокзал.– Ты хочешь?– Да нет. Думал, так просто, время провести до поезда.– Я тоже не хочу. Давай просто походим, поболтаем.– Давай.Мы замолкаем. Болтовня в ожидании прибытия поезда никогда мне не удается. Особенно когда я кого-то провожаю. Часы отщелкивают минуты до момента расставания, и кажется, что нужно говорить какие-то страшно важные и нужные слова, однако они, как назло, в голову не приходят. Да и вообще, ничего не приходит. Голова вдруг становится пустой и прозрачной. И то же самое, похоже, происходит с тем, кто стоит в это мгновение рядом со мной. Потом внезапно мы оба начинаем говорить одновременно, торопясь и перескакивая с одного на другое, не соблюдая никакой логики в своих пассажах, стремясь заполнить паузу. Обычно какой-то чепухой. И понимаем оба, что несем несусветную чушь, и от этого чувствуем себя, как люди перед скрытой камерой, но люди, которые знают, что их снимают.– М-мм… – прерывает мои раздумья Альбертино.Я с готовностью поднимаю на него глаза. Неужели он придумал тему для прощального разговора?– Ты будешь мне писать? – Зеленые глаза серьезно смотрят на меня.– Э-э… – озадачиваюсь я.– Длинные и подробные письма, – продолжает он, – обо всем, что происходит в твоей жизни…Я холодею от ужаса. Нет! За что мне такое наказание? Длинные и подробные письма – хуже этого могут быть только длинные и подробные письма!– Э-э… – вновь выдавливаю я из себя.– Нет, конечно, я не прошу отчетов о том, какой пастой ты чистила зубы утром, но… – И Альбертино вдруг начинает хохотать.О! Я с облегчением перевожу дух. Он шутит, чтоб ему!– У тебя было такое выражение лица, – информирует он меня сквозь смех, – как будто я медленно пилю тебя тупым ножичком.– Ненавижу писать письма, – честно признаюсь я. – Может, лучше мы будем общаться по телефону?– Ясное дело, лучше, – соглашается Альбертино. – Опять же голос твой услышать.– Наверное, ужасно противный. – На меня накатывает припадок самоуничижения.– Зря ты так. – Он пожимает плечами. – У тебя очень милый голос.Врет, но все равно приятно. Мы выходим на перрон. 22.32.– А в Москве холодно, – сообщает мне Альбертино.– Правда? – сочувственно говорю я. – Невезуха.– Это точно, – кивает он и, глянув вдаль, удивляется. – Смотри-ка, поезд уже подали!– Здорово. – Я тоже прищуриваюсь. Поезд тихонько подползает к платформе.– Какой у тебя вагон? – спрашиваю я.– Четвертый.– Значит, в конце платформы. Пошли. – И я решительно направляюсь к хвосту поезда.Мы находим четвертый вагон, Альбертино демонстрирует свой билет проводнице и скрывается в вагоне, бросив мне:– Я сейчас.Я стою за спиной у проводницы и от нечего делать разглядываю Альбертиновых попутчиков. Народу много. «Уже сезон, – меланхолично думаю я. – А скоро вообще будет столпотворение. Белые ночи – и вся Москва у нас в гостях».В дверях появляется Альбертино.– Ну, как? – интересуюсь я. – Все в порядке?– Как обычно. – Он морщит нос. – Знаешь, не люблю поезда.– А кто их любит? – бормочу я, наблюдая, как он вытаскивает из кармана внезапно зазвонивший мобильник.– Да, – говорит в трубку Альбертино. И через секунду:– Привет.И, выслушав, что сообщает ему собеседник:– Ну, хорошо.И еще через мгновение:– А кто?После чего кивает, как будто его кто-то может видеть, и прощается. Поднимает глаза на меня. Я вопросительно улыбаюсь и жду, когда он расскажет, кто звонил. Не то чтобы меня это сильно интересует, но он похож на человека, которому нечего скрывать, а значит, должен рассказать. Однако Альбертино молчит и, что странно, смотрит на меня с выражением: «Ой-кто-это?» Улыбка сползает с моего лица, и в этот же момент он приходит в себя.– Извини. – Альбертино прячет мобильник и бросает взгляд на свои часы.Я киваю и молчу. На нас опять наползает предотъездная молчанка с тем только отличием, что Альбертино явно чем-то озабочен. Еще пара секунд, и он неожиданно говорит:– Послушай… может… тебе лучше уже…– Уйти? – заканчиваю я за него. – Но…– Ну… – он мнется, – так не люблю прощаться… – Он опять бросает взгляд на часы. – Зачем тебе непременно ждать отправления?В общем, я с ним согласна. Какая разница, когда махать платком и вытирать слезы? Долг гостеприимства не позволял мне самой сойти с дистанции, а если он сам хочет…– Как хочешь, – подаю я голос. – Я просто думала… Недосказанности плодятся и множатся в пространстве между мною и Альбертино.– Да, – с облегчением выдыхает он. – Езжай домой, тем более что уже поздно, – и добавляет: – Чтоб я не беспокоился.– Хорошо, – говорю я.И задумываюсь: а что теперь? Жаркие объятия или холодные рукопожатия? Альбертино отметает оба варианта и, наклоняясь, нежно целует меня в обе щеки. Отстраняется и говорит:– Спасибо тебе за все.– И тебе, – машинально реагирую я.– А мне-то за что? – искренне удивляется он.– За нечаянный туризм, – быстро нахожусь я. Нет, действительно надо уходить.– Пока.– Пока, – кивает Альбертино и добавляет: – Береги себя.Я иду по платформе, лавируя между спешащими на поезд пассажирами и провожающими, не обращая на них особого внимания. Какие-то неясные мысли бродят в моей голове. Или это не мысли в голове, а чувства в каком-то другом месте? Словом, что-то будоражит кровь. Ожидание ли, предвкушение ли? А может, разочарование? Придумал бы кто-нибудь аппаратик для перевода собственных мыслей в текстовый файл, я бы первая стояла в очереди за ним. Глава 24 – Бедный Альбертино, – сочувствует моему незадачливому поклоннику Жаннета, – так ничего ему и не обломилось.Мы сидим у нес. Вторник. Традиционный сейшн. Мой отчет о пребывании Альбертино уже позади. Там же – изумительные вареники, изготовленные к нашему приходу Жаннетиной мамой. Впереди нас ждет кофе с пирожными. Словом, сегодня «обжорный день». У Жаннеты такие дни не редкость. Особенно с тех пор, как она замужем за Олегом.– Да он и сам не сильно рвался, – пожимаю я плечами в ответ на Жаннетину реплику. – Рук не распускал, намеков не делал.– Конечно, – фыркает Жаннета, – ты его обдала таким холодом, что бедняга просто не рискнул.– Я? – От изумления у меня даже пересыхает в горле, и я делаю большой глоток клюквенного морса. – Когда это, интересно было бы знать?– Да на вокзале, – радостно сообщает Жаннета. – Ты бы видела свое лицо!– Что ж ты сразу не сказала? – бормочу я растерянно. – Я в общем-то не хотела… А может, – с надеждой в голосе продолжаю я, – потом я исправилась?– Может, – покладисто говорит Жаннета, – но я этого уже не видела.Вы удивляетесь, что не слышно Галки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35