Но, по правде сказать, я ее слушала вполуха.– Поэтому все эти его бредни насчет великой любви, – продолжает Галка, – чистой воды вранье. Вернее, нет, – подумав немного, вдруг смягчается она, – Майкл мог верить в то, что наплел тебе. Знаешь, как это бывает – проходит время, и ты начинаешь приписывать прошлому не пойми что.Знаю. Прошлые любовники всегда лучше нынешних. Прошлая работа – всегда интересней настоящей. Прошлый начальник – самый добрый и умный. А детство и студенчество – вообще пора, в которой не найти ни одного изъяна.– Я не верю, – чеканит слова Галка (видно, совсем уже вошла в норму), – что он протянул бы больше года, а потом еще и сделал бы тебе предложение. Поверь мне, морочил бы тебе голову по сей день. Это просто здорово, что ты невольно пугнула его.Невольно, вот уж действительно…– Ага! – Дверь на лестницу распахивается, и мы видим Вику. – Вот вы где! Ищу, ищу тебя, Ольга, еле сообразила, что ты тут Галине Викторовне компанию составляешь. Привет!– Привет, – хором отвечаем мы.– Тебя, Ольга, к директору.– Срочно? – уточняю я.– Срочнее некуда, – роняет Вика и исчезает за дверью.Да, действительно, прежний начальник всегда лучше нынешнего. В моем случае это не домыслы, приправленные перчиком времени, а объективная реальность. Я разглядываю Юрика, завершающего разговор по телефону, и думаю: кто его назначил на эту должность? Не исключено, что имел место шантаж, потому что любому человеку, находящемуся в здравом уме, ясно, что из Юрика директор никудышный. Правда, есть у него один плюс – он ни во что не лезет. Не раздает «ценных» указаний, не контролирует никого, иногда у меня создается впечатление, что его рабочая философия – «дайте мне спокойно отсидеть свое рабочее время, и я буду вам весьма признателен». Как наша компания еще не развалилась? Все очень просто: Юрику повезло с персоналом. Все его замы и начальники отделов – самоорганизующиеся единицы, могут работать вне всякой связи с тем, есть у них генеральный директор или нет. Впрочем – я вдруг впервые задумалась об этом – может, как раз в умении подбирать таких людей и заключается Юриков талант?– Жаль, что не могу отлучиться, – внезапно говорит Юрик, аккуратно укладывая телефонную трубку на аппарат. – Дела, знаете ли.Я непонимающе смотрю на него.– Я имею в виду, – поясняет вальяжно Юрик, – как бы это было прекрасно, прокатиться в командировку вместе.О-о… Началось. Обычная Юрикова песня. Уникальный кадр. Бабник от бога. Не знаю – и знать не хочу, – каковы его сексуальные успехи, но в искусстве обольщать он великий мастер. Хотя его стиль скорее пригоден для молоденьких секретарш и средневозрастных теток «от сохи». И те и другие слаще Юрика ничего в своей жизни не видали, вот и млеют от его юмора «ниже пояса» и любовных ухваток «в постельку – быстренько-быстренько». Тонких натур этим не проймешь. А Юрику ой как хочется зацепить тонкую натуру!– Дела – это серьезно, – делаю я умное лицо.– Н-да, – откликается Юрик и продолжает беззастенчиво рассматривать меня.За такой взгляд на Западе можно было бы смело подавать в суд за сексуальные домогательства. Впрочем, что же это я? Я тоже могу изобразить нечто подобное, тем более что у меня есть повод. Дела, о которых стонет Юрик, это не что иное, как свидание с дамой. Питер, знаете ли, город маленький. И имя дамы не представляет тайны для меня. А Юрик – Юрик, тот всегда желает усидеть на двух – а лучше на трех, четырех etc. – стульях одновременно. Собственно, какой мужик не желает?– Итак, – я возвращаю его к цели нашей встречи, – я должна буду?..– Да, – вздыхает Юрик, и взгляд его приобретает более осмысленное выражение, – ваша задача…Мы углубляемся в беседу, смысл которой сводится к тому, что уже сообщила мне Галка: обучить трех московских сотрудников нашей системе бюджетирования и показать им программу, которую мы сочинили для облегчения моей бурной деятельности. Юрику беседа удовольствия не доставляет – что взять с бюджетирования, скука, одним словом, – поэтому он краток, и спустя пятнадцать минут я пулей вылетаю из его кабинета, стряхивая с себя скользкие комплименты и пошловатые намеки.Вылетаю и сразу же встречаю Алену.– Привет! – жизнерадостно восклицает она. – Как дела?– Привет! – Я очумело трясу головой. – Нормально.– Что директор? – На ее губах появляется ироническая улыбочка. – Грузит?– Слегка, – дипломатично отвечаю я.Я еще не поняла, каково место Алены в нашей системе мироздания, а потому стараюсь избегать при ней язвительных реплик и крепких словечек.– Говорят, ты едешь в Москву? – Алена закатывает глаза. – Завидую.Боже, да что это с ними со всеми? Москва, в конце концов, не Лондон.– Может, отвезти тебя на вокзал? – неожиданно предлагает Алена.– М-мм… – растерянно мычу я.К чему эти нежности? Она явно набивается мне в подруги. С чего бы это? Хотя, надо признаться, это общеофисное хобби. Меня любят все поголовно, приходится даже некоторых отваживать, иначе бы моя жизнь превратилась в сплошной кошмар, где только и толклись бы все, кто ни попадя, не оставляя места для меня самой. Насчет Алены я пребывала в сомнениях. Могла отвадить ее на раз-два, и она, уверена, словила бы мое настроение с лету, но я пока тянула с окончательным вердиктом. Я испытывала к Алене противоречивые чувства. Вроде и любить мне ее не за что, но противиться ее обаянию было сложно, если не сказать – невозможно. Однако везти меня на вокзал – это уж слишком.– Спасибо, – качаю я головой, – не хочу тебя привязывать к своим телодвижениям.– Как хочешь. – Алена реагирует молниеносно. – Желаю приятного путешествия.Весь следующий день провожу в лихорадочных попытках собрать в кучу свои мысли. Обучать – вот уж задача! Обучать мне еще никого не приходилось.– Главное – держи уверенную мину, – советует всезнающая Галка. – Помни, что ты приехала из головного офиса, значит, для них для всех ты уже – начальник.– Угу, – киваю я, перебирая бумаги, которые намереваюсь взять с собой.– Вечернее платье взяла? – внезапно спрашивает Галка.– О боже, – вскидываюсь я, – зачем?– А вдруг? – Галка хитро щурится.– Что вдруг? – Я тупо смотрю на нее.– Во-первых, – Галка начинает загибать пальцы (она страшно любит перечисления), – вдруг в московском офисе найдется кто-нибудь приличный?Я закатываю глаза и мотаю головой в знак возмущения.– Не надо делать безумное лицо, – ворчит Галка. – Слушай дальше. Во-вторых, вдруг ты встретишься… – она выдерживает многозначительную паузу, – с Игорем?– А? – вздрагиваю я.Галка торжествующе смотрит на меня.– Вдруг? – саркастически повторяю я. – Ты соображаешь, что говоришь? Как это вдруг? Выйду с Ленинградского вокзала и вдруг встречу Игоря? В Москве?Вот если «вдруг» не позвоню, тогда никакого «вдруг встречу» не будет. А может, и в самом деле, позвонить? Для чего только?Игорь… Институтский друг. Не товарищ, как Димка, а друг, бойфренд. Хорошие были времена, хотя поначалу Игорь был призван – о чем сам, конечно, не знал – помочь мне зализать раны после того неудачного демарша в Максовы апартаменты. Еще один мужчина из прошлого… Что-то слишком их много.– Не находишь, что слишком много мужчин из прошлого? – повторяю я свои мысли вслух.– То есть? – хмурится Галка. – Кто это? Майкл и все, верно?– А Кирюша, – принимаюсь перечислять я, – а… – и застреваю, успев поймать себя за язык.М.А. ни в коем случае нельзя упоминать. Чуть не проболталась.– Ффу, Кирюша! – пренебрежительно отмахивается Галка. – Нашла тоже мне мужчину из прошлого!Просто поразительно, сколько в моей жизни было мужиков. А толку ноль. У других по паре тинейджеровских воспоминаний и столько же зрелых казусов, и трах-бах – свадебные колокола. А я до сих пор болтаюсь, как…Самое смешное (или грустное?), что я никого по-настоящему не любила. Влюблена была, не без этого, но чтоб вот сейчас сказать про кого-нибудь: «Это была самая большая любовь в моей жизни», – не о ком. А ведь половину жизни я уже пробежала. Как же так? А что, если – я вздрагиваю от ужаса – каждой из нас отмерено определенное число мужчин в жизни, и я уже свое количество выбрала? Что тогда? Как жить оставшуюся половину отпущенных мне лет? Вырывая последние волосы от отчаяния? Что тем более обидно, когда мужиков, как биологических особей, вокруг полным-полно.Купе оказывается набито «биологическими особями» под завязку. Я зажмуриваюсь в надежде, что, когда вновь открою глаза, наваждение исчезнет. Открываю. Мужики остаются. Я со вздохом втаскиваю сумку в купе и принимаюсь устраиваться. Мужики дружно поднимаются и выходят в коридор, не предложив мне никакой помощи. Приходится самой поднимать нижнюю полку, предварительно сняв с нее чей-то весьма непрезентабельного вида багаж, самой запихивать сумку в узкое пространство под койкой, самой водружать на свою верхнюю полку тяжеленный матрац. Мужики стоят в коридоре и с интересом наблюдают за мной.– У вас двадцать второе место? Верхнее? – внезапно спрашивает один из них, пухлый и лысый.Я с надеждой оборачиваюсь:– Да.Он кивает и затихает. Прекрасно, просто великолепно! Никому не приходит в голову предложить даме нижнюю полку. Я застилаю свою постель, упираясь ногами в обе нижние полки, с трудом сохраняю равновесие и пыхчу от злости. А потом ведь вытащат водку или пиво, напузырятся на радостях, что никто из знакомых и родичей их не видит, и начнут приставать с разговорами, а то и с ухаживаниями. И еще притравят меня ночью своим жутким храпом. Не дай бог, храпят все трое. Ну, наконец-то расстелилась. Мужики возвращаются в купе, рассаживаются по углам и все как один принимаются таращиться в окно. Я еще раз мрачно осматриваю их и быстренько прикрываюсь журнальчиком.– Граждане пассажиры, приготовьте билетики и деньги за белье, – орет где-то вдали проводница, дебелая брюнетистая баба.Мужики оживляются, вытаскивают свои портмоне и начинают шуршать билетами. Я завороженно слежу за их манипуляциями – они делают все одновременно, как в синхронном плавании. Мало того – я всматриваюсь в них внимательнее – они похожи друг на друга. Все трое пухлы и круглолицы, лет 40-45, вот только степень облысения у них различна. «Может, они родственники! – ужасаюсь я про себя. – Тогда точно – компанейского распивона не избежать. Нет, – тут же отказываюсь я от этой мысли, – все-таки нет, расползлись по углам и молча изнывают от вынужденного бездействия в ожидании проводницы».– Ну, что у нас здесь? – проявляется она в дверях. – Так, билетики… Кому нужны билеты, по прибытии заберете. Ага, это за белье. Без сдачи?– Без, – хором отвечают мужики.Я протягиваю стольник. Проводница отсчитывает сдачу и исчезает из поля зрения.Поезд набирает ход. Все сидят молча, изредка посматривая на часы. Я прикрываю глаза и пытаюсь настроиться на приятные мысли. Подумаешь, ночь продержаться, а там – Москва! Ох! Город моей юности. Сердце сладко заныло от предвкушений. Я открываю глаза – мужики дружно отводят от меня взгляды и опять принимают отстраненный вид. А ну как маньяки? Я стискиваю зубы, чтоб не расхохотаться. Маньяки, как же! Маньяки все жилистые и энергичные, а эти расползлись квашней по купе… Хотя кто его знает… К черту! Пойду-ка я спать, вернее, полезу.Я беру полотенце и туалетные принадлежности и бреду в уборную. Вернувшись через десять минут, я обнаруживаю всю компанию упакованной по своим местам. Двое уже и не шевелятся, а третий, с нижней полки по диагонали от моего места, возбужденно дергает за брезентовую штору, тщась натянуть ее на все окно.– Может, оставим открытым? Кому мы нужны? – легкомысленно прелагаю я.– Нет уж, – бурчит он, – фонари мешают.И, дернув изо всех сил, побеждает-таки капризный механизм. Шторка защелкивается внизу, отрезав нас от окружающего мира, в купе становится, как в шкатулке: темно и страшно. «Караул!» – вскрикивает моя клаустрофобия. Я стремительно взлетаю на свою полку, включаю ночник и часто-часто дышу, пытаясь прийти в себя. Потом с тоской смотрю на часы – семь часов мучений, может, не стоило и ехать? Хотя – командировка, как отказаться? «Лучше бы мы сейчас все дружно выпивали, – мелькает у меня в голове. – Тогда бы и ночь быстрее пролетела». Вот уж точно, все в мире относительно. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь расслабиться. Мужик напротив меня ворочается, укладываясь носом к стенке, наверное, для того, чтобы не видеть мой зажженный ночник, с которым я собираюсь коротать всю ночь. «Так вам и надо, – мстительно думаю я, – нет чтобы уступить даме нижнюю полку. И лежала бы я сейчас внизу, – мечтаю я, – и смотрела бы на щель под дверью и пробивающийся из-под нее свет и не чувствовала бы себя погребенной заживо».Видимо, мне все-таки удается задремать, потому что через некоторое время, после очередного весьма ощутимого толчка поезда, я открываю глаза и обнаруживаю себя в кромешной темноте. Ночник не горит. Я судорожно щелкаю тумблером – ничего. Темнота надвигается на меня со всех сторон, сгущается, лишая воздуха и последних остатков здравого смысла. Сердце колотится в груди, а в голове пульсирует одна-единственная мысль: выйти, мне нужно срочно выйти! Я рывком сажусь на своей койке, упираюсь правой рукой в соседнее лежбище и начинаю спускать правую ногу, надеясь нащупать ею нижние полки. Уши от ужаса заложило, звуки исчезли, и, казалось, все происходит, как в замедленной съемке. Паника нарастает. Нащупав наконец-то край одной из нижних полок, я плюю на осторожность и смело шагаю второй ногой вниз, в темную бездонную пропасть. Первая нога не удерживается на своей опоре, соскальзывает, и я чувствую резкую боль. От неожиданности я отпускаю руки и с диким грохотом обваливаюсь на пол.Мужики, как по команде, дергаются, шевелятся и, видимо, теперь прислушиваются. Но никакой иной реакции не демонстрируют. Я сую ноги в свои шлепанцы, едва различимые в луче света, струящемся из щели в двери, лязгаю замком и ошалело выношусь в коридор. Благодать, снизошедшая на меня там, не поддается описанию. Все окна открыты, свежий воздух врывается в них, безжалостно потрепывая занавески, а в неровной темноте за окнами можно различить леса и луга, проносящиеся мимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35