Беда только в том, что многим явным красавчикам я совершенно без надобности – у них же тоже есть свои пожелания к женскому полу. Так что, может, мама и девчонки правы: зацепился за тебя такой Альбертино, надо бы его брать, такой материал на дороге не валяется. Да и вообще, это все ведь на пару дней, верно? Я чувствую, как Жаннета тычет локтем в мой бок, мол, одобряю, и горделиво задираю нос.Альбертино тем временем роется в пакете, который держит в левой руке, и достает оттуда – что бы вы думали? – цветы! Да-да, он приехал ко мне с цветами! Букетик фиалок, специально упакованный в коробочку, перевязанную парадной ленточкой. Альбертино протягивает мне его и застенчиво усмехается, косясь на Жаннету:– Это тебе.Жаннета наблюдает за происходящим с раскрытым ртом.– Втюрился, – шепчет она мне, когда Альбертино наклоняется за своей сумкой, стоящей у его ног.– Я готов, – объявляет он, забрасывая сумку на плечо.– Тогда пошли, – решительно говорит Жаннета.Альбертино с вежливым удивлением смотрит на нее, и тут я соображаю, что до сих пор не представила их друг другу.– Это Алик, – говорю я Жаннете, вроде как она этого не знает, потом поворачиваюсь к Альбертино: – А это моя подруга Жанна.– Очень приятно, – кивает Жаннета, Альбертино в ответ делает полупоклон, и мы направляемся в сторону здания вокзала: Жаннета чуть впереди, мы позади.– Старший товарищ? – тихонько говорит мне Альбертино, показывая глазами на Жаннетину спину.– Почему старший? – так же тихо отвечаю я. – Мы с ней вместе учились в институте.Он недоверчиво смотрит на меня. Он же не знает, сколько мне лет, вдруг доходит до меня. Наверняка думает, что до тридцати. Мужики вообще плохо определяют женский возраст. Конечно, восемнадцатилетку он от меня отличит, но вот Лену из их офиса, скорее всего, посчитает за мою ровесницу. Да, это единственное объяснение того, почему он ко мне прицепился. Я не льщу себя надеждой, что выгляжу моложе своих лет, просто у него еще нет опыта в определении возраста. А я всегда выгляжу на свои. В шестнадцать на шестнадцать, в двадцать пять на двадцать пять, в тридцать пять я не изменила себе и считала, что выгляжу на тридцать пять. Хорошо, но что с ним тогда делать? Сразу развеять заблуждения или погодить?– Куда едем? – спрашивает Жаннета, когда мы подходим к стоянке.– А где тут гостиница «Москва»? – Альбертино смотрит на нас своими обалденными глазами.Мы с Жаннетой переглядываемся. У нее плещется в глазах: «Прошел третий тест на пригодность». Это после внешности и фиалок. А я думаю, что, пожалуй, пока повременю со своими откровениями насчет возраста. Пусть думает, что это Жаннета так плохо выглядит.– Рядом, – отвечает Жаннета и лезет в машину.– И до меня недалеко, – тихо добавляю я.– Правда? – радуется Альбертино.Правда. Через мост. Можно сказать, рукой подать.Мы едем к гостинице и болтаем о погоде. Англичане были не дураки, когда ввели в правила хорошего тона разговоры о погоде – тема неисчерпаемая. Альбертино заселяется в забронированный номер, мы с Жаннетой стоим рядом и внимательно наблюдаем за процессом оформления. Просто потому что не знаем, чем занять себя.– Вы торопитесь куда-нибудь? – спрашивает Альбертино.– Нет, – хором говорим мы.– Тогда, может, – он мнется, – я приму душ и переоденусь с дороги?– Отлично, – Жаннета берет бразды правления в свои руки, – мы с Ольгой пока посидим в баре и выпьем кофе.– Да, – добавляю я, – не спеши.Он удаляется. А мы еще пару секунд завороженно смотрим ему вслед.– Очень даже, – объявляет мне Жаннета. – И знаешь, Лелька, он не выглядит полным идиотом, как это можно было подумать, послушав твои рассказы о нем.Не выглядит. Согласна. В Москве он показался мне совсем ребенком. Может, оттого, что в московском офисе – он самый юный и вынужден этот имидж поддерживать? А на дискотеке мы изрядно выпили. Да и вообще, дискотека – это место, где танцуют, а не физиогномикой занимаются.Альбертино возвращается через двадцать шесть минут. В темно-синих джинсах, белом свитере, держа в руках кожаную куртку.– У вас, похоже, здесь не жарко, – говорит он, набрасывая куртку на плечи.– Север, – пожимает плечами Жаннета, – что поделаешь.– Ты, кстати, надолго? – Я наконец-то набираюсь смелости задать беспокоящий меня вопрос.– У меня обратный билет на вечер понедельника.Я киваю. Ясно. Жаннета прячет смешок и, поднимаясь из кресла, спрашивает:– Куда вас везти? Глава 23 До секса дело не дошло. Разочарована? Скорее нет, чем да. Положа руку на сердце – сейчас прыгаешь в постель к малознакомому мужчине не так резво, как в двадцать с небольшим. Тогда проблем не было. Ни сомнений, ни метаний морального характера. Наоборот, проблемой казалось не прыгнуть – а вдруг впоследствии пожалею? Не хочу сказать, что все всегда проходило гладко. Бывало и так, что приходилось жалеть о скоропалительном сексе. Но – а как иначе осуществить качественный отбор? Вот так и вышло, что количество в «скорые на решения двадцатые» плавно переросло в качество в «рассудительные тридцатые».Рассудительность вовсе не означает утрату интереса к сексу как к процессу. А между прочим, в двадцатые именно из-за этого и была вся суета. Казалось, что нужно успеть все сделать до того горького момента, когда грянет тридцать и уже не захочется абсолютно ничего: ни тусовок в дискотеках и клубах, ни новомодных шмоток, ни постельных забав. Насчет тусовок и шмоток мои ожидания, пожалуй, в основном подтвердились. Нет их – и вроде не сильно нужно. Но вот что касается секса… когда его нет, знаете ли, это не лучшие периоды в жизни.Нет, я, конечно, не выскакиваю на улицу с бешено горящими глазами: «Подайте мне – и немедленно!», но озабоченное воображение услужливо поставляет мне эротические сны в больших количествах и заставляет обращать внимание на вещи, мимо которых в «неголодное» время я проскочила бы на полном ходу.«А с виду такая незаинтересованная в этом деле», – удивленно протянула Галка, когда я однажды в припадке откровенности высказалась о насущном. С виду мы все незаинтересованные. Я не имею в виду мужиков, профессионалок и – опять же – двадцатилетних. Не принято как-то признаваться, что секс в моей жизни есть. Мало того, он занимает довольно высокую позицию в перечне моих жизненных потребностей. Что там впереди него? Воздух, вода, еда, кое-что еще… Словом, физиология. Ну а потом секс. Карьера? Увы! Уступает. Наверное. Я не современна. Сейчас секс принимает новые обличья. Карьера – одно из них. А я все ряжусь в консервативные тряпки, то есть когда говорю о «сексуальном удовлетворении», то это переводится не как «заключила многомиллионный контракт» или «получила третье высшее», а именно как «сексуальное удовлетворение».Ну, это так, небольшое отступление. Суть которого сводится к тому, что и в тридцать секса хочется. И в тридцать пять. Здесь моя мама, как ни странно, права. Но – оговорюсь – секса хочется уже не абы какого, а хорошего. Не пятиминутки на ходу, а процесса в удовольствие. Что однозначно исключает секс с малознакомыми мужчинами, когда они приезжают в город всего на три неполных дня.Альбертино мне почти незнаком. И – подозрителен. Чем? Своей молодостью – раз, своей прыткостью – два. Хотя первое предопределяет второе. Значит, главный его недостаток – молодость. Это только мама вправе не придавать восьми годам разницы никакого значения. В шестьдесят, я думаю, их и не почувствуешь. Но мои почти тридцать шесть протестуют против соблазнения малолетних.Жаннета, однако, рассудила иначе.– Ты просто стесняешься себя, – заявила она, когда я отчиталась ей о первом дне пребывания Альбертино в Питере.– Я? Стесняюсь? – поразилась я. – Чего именно?– Не знаю, – задумчиво сказала Жаннета, – наверное, своего целлюлита…Убила бы ее! Хотя она попала в точку. Утверждать, что я не думала о том, будет ли у нас секс, было бы обманывать саму себя. Думала. Исключительно из практических соображений. Хотелось, чтобы Альбертино немножко все же задержался в моей жизни, а как это еще можно было устроить, не открыв ему заветную дверцу? Сентенции на тему: «Держи его на расстоянии сколько сможешь, и он будет твой навеки» – особым доверием у меня не пользуются. В двадцатом веке это, вероятно, еще могло пройти, но в двадцать первом? Да он просто развернется и подумает: «Не хочешь – как хочешь», – и тут же за поворотом найдет себе что-нибудь более подходящее. И юное.Так что о возможном сексе с Альбертино я размышляла. И даже что-то там представляла. Но фантазии мои заканчивались на моменте первого страстного поцелуя. Что там будет происходить дальше, оставалось за кадром. В числе прочего и процесс разоблачения от верхней и нижней одежды. Да, я стеснялась. Если бы Альбертино не был так юн и так хорош собой, наверное, было бы проще. Но он был, и это усугубляло мои сомнения. Несколько визитов в бассейн дела не поправили – я не нравилась сама себе, как я могла понравиться Альбертино?«Пусть уж он продолжает восхищаться моим умом и обаянием», – подумала я и стала заведомо предупреждать любые моменты, которые вольно или невольно могли привести его к игривым настроениям.А Альбертино все эти три дня вел себя безупречно. Не подкопаешься.– Итак, – улыбнулся он, когда Жаннета высадила нас у Дворцовой площади, – чем займемся?– Может, для начала по кофе? – предложила я. – А там решим.…И понеслось… ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПРЕБЫВАНИЯ 12.00-12.40 – отлично-живительный кофе с сэндвичами в «Кофе-Хауз» у Адмиралтейства.12.40-14.30 – пешеходная прогулка по маршруту Дворцовая площадь – Мойка – Летний сад.14.30-15.00– жуткий кофе из пластмассовых стаканчиков в Летнем саду. Да, плюс вполне съедобные слойки с яблоками. Альбертино оказывается сладкоежкой.15.00-17.10 – очень медленная (по причине усталости) прогулка до метро «Маяковская» с обзором Преображенского собора и питерской архитектуры.17.10-17.30 – дорога ко мне домой.17.30– 20.15 – осмотр достопримечательностей моей квартиры, приготовление обеда, состоящего из одного, но экзотического блюда под названием «ризотто», ленивая беседа о том о сем.20.15-21.10 – визит в Альбертинову гостиницу. Должен же человек переодеться перед предстоящим культурным мероприятием! Я в это время слоняюсь внизу, в баре. В номер? Нет, не захожу. См. об «игривых моментах».21.10-01.05 – тащимся в культурно-джазовое место. И тусуемся там. По наводке Вики.– Ты любишь джаз? – удивляется Альбертино, когда понимает, куда мы попали.Я задумываюсь на секунду и вдруг понимаю, что нет, джаз я не люблю.– Тогда почему мы здесь? – продолжает удивляться он.– Но тебе же нравится, – уверенно говорю я.Не то чтобы он об этом успел проболтаться – просто я знаю: мужикам джаз нравится. Объяснил бы мне кто-нибудь почему.– Да, – соглашается Альбертино, – нравится. Не все и не всегда, но что-то в нем есть…Ну, что я вам говорила?– …Но нам не обязательно делать то, что нравится только мне, – продолжает Альбертино.Любопытно, откуда он взялся такой галантный?– Да все нормально, – я устраиваюсь поудобнее на своем стуле, – даже если мне не всегда что-то по вкусу, я люблю посмотреть и послушать новенькое.1.05 – выходим из клуба и едем на такси ко мне домой. И… расстаемся. Альбертино отправляется в гостиницу, а я – в постель. ВТОРОЙ ДЕНЬ ПРЕБЫВАНИЯ 11.20– с трудом выползаю из-под одеяла. Чищу зубы, умываюсь, одеваюсь и звоню Альбертино. Его голос необычайно бодр.– Ты что, – с подозрением осведомляюсь я, – давно встал?– Нет, – протестует Альбертино, – минут двадцать назад. Не стал тебе звонить в такую рань.Уважаю. Наш человек.– Ну что? – жизнерадостно спрашивает он. – Встречаемся или я тебе уже успел надоесть?– Конечно встречаемся, – согласно законам гостеприимства отвечаю я, и мы договариваемся где.Кладу трубку и понимаю, что законы законами, а он мне действительно не успел еще надоесть.13.00 – встречаемся у его гостиницы.13.00-15.20 – совершаем немыслимый марш-бросок до Таврического сада. «У меня точно отвалятся ноги!» – думаю я. Альбертино свеж и весел, щелкает своим «цифровиком» все подряд, чаще всего – меня. Представляю, какая у меня будет рожа.– Хочу есть, – на подходах к Таврическому саду сообщаю я.– Ты не туристка, – говорит Альбертино, глядя с жалостью на меня. – Турист должен быть терпелив и любознателен.– Я туристка, – возражаю я, – только чтобы поддерживать во мне туристский энтузиазм, меня нужно периодически поить кофе и кормить булочками.– О'кей, я понял, – кивает Альбертино и принимается озираться в поисках кафе.15.30-16.30 – едим, пьем и даем отдых ногам. 16.30-17.15 – осмотр Таврического сада.– Куда теперь? – спрашивает Альбертино на выходе.– Надо бы полежать, – бормочу я.– Нельзя, – категорично отвечает он. – Развезет. Как тебя потом в ресторан транспортировать?– Какой ресторан? – испуганно спрашиваю я.– Я заказал столик в японском ресторане, – горделиво сообщает Альбертино. – Тихо, спокойно. Посидим, поболтаем.Невероятно прыткий. Хотя столик в тихом японском ресторане мне по плечу. Вот если бы дискотека в «Акватории» – тут бы я, пожалуй, сломалась.– Хорошо, – говорю я, – раз полежать не удастся, какие будут предложения?17.15-18.30 – мчимся на тачке на Владимирский покупать Альбертиновой маме подарок от ЛФЗ.«Мамин сын, – так и слышу Жаннетино пренебрежительное фырканье. – Знаем, проходили уже». А мне почему-то это приятно. Во всяком случае, не расходится с моим представлением об Альбертино. Мамин сын, галантен, внимателен, обаятелен… Вот только что ж его до сих пор никто не приватизировал? В 18.30 я предлагаю:– Может, разъедемся по домам, в смысле, я домой, а ты в гостиницу? Приведем себя в порядок, а потом встретимся перед рестораном.– Давай, – легко соглашается Альбертино.Такси приходит за мной в 20.45. За два часа я успеваю принять душ, сменить макияж, перебрать миллион вариантов, что мне надеть, – и это из моих пяти выходных нарядов – накрасить ногти, порадоваться, что ничего не нужно делать со своей прической, и потрепаться с Жаннетой, сгорающей от любопытства. До Галки не дозвониться, так что сама виновата, что останется без жизненно важной информации.21.05 – такси подвозит меня к ресторану, я расплачиваюсь, покидаю машину, вхожу в холл и вижу Альбертино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35