Не молодой и не старый, с козлиной бородкой, кожа оливкового цвета. Лицо его тоже начало уже отекать, чуть заплывшие глаза и толстые чувственные губы — лицо человека, который живет слишком хорошей жизнью. В его лице, в теле, в том, как он двигался, была какая-то властная самоуверенность, мужское высокомерие, настолько естественное, что поначалу она совсем не так его поняла.
Он был занят: смазывал щеки кремом и расчесывал и умасливал свои чуть вьющиеся волосы. Она увидела, как он присыпает тальком густую поросль волос на груди и в паху. Он рассматривал себя в зеркале с серьезностью человека, покупающего скаковую лошадь. Интересно, подумала она, остался бы он таким же поглощенным собой, если бы знал, что за ним наблюдают? Она приятно зевнула и потянулась, выгнув спину так, что ее молодые груди поднялись вверх.
—Ты уже проснулась? Доброе утро, — сказал он, по-прежнему глядя на себя в зеркало.
—Привет. — Она тепло улыбнулась. Он посмотрел на нее.
—У меня были дела, не хотел тебя будить.
—Хорошо было бы, конечно… проснуться вместе.
—В другой раз. Ты собираешься возвращаться в отель? Могу тебя подбросить.
—Где мы?
—На Каменном Холме, прямо над городом.
—Мне нравится твой дом, просто замечательный.
—Спасибо.
—Я буквально влюблена в твой остров.
—В другом месте нам и не жить.
—Я знаю, не упрекай себя. Здесь так прекрасно. Самое эротичное место, где я была.
Впервые он взглянул прямо на нее и улыбнулся.
—Ты уверена, что это остров?
—О да, конечно, все здесь — дом, трава, горы, луна и особенно ты.
—Мы хорошо обращаемся с женщинами, — сказал он. — Этим и известны.
—А где моя одежда?
Он позвонил в звонок, и не успела она прикрыться, как в дверях появилась молодая черная женщина.
—Да, сэр?
—Одежда леди готова?
—Да, сэр.
—Принеси ее сюда.
Девушка ушла и вскоре вернулась с аккуратно сложенной, явно почищенной и выглаженной одеждой.
—Спасибо. — Девушке, которая, впрочем, уже ушла, досталась особенно теплая улыбка. — Кто это? Удивительная красавица.
—Да, и всего лишь шестнадцать лет. — Судя по его голосу, он, казалось, отнес ее похвалу к себе.
—Но как хорошо развита для своего возраста!
—На этом острове все созревает рано, — сказал он и достал из шкафа легкий пиджак с жакетом.
—Какой прелестный!
—Тебе нравится? У меня в центре города есть портной, который шьет на заказ. Не ездить же в Майами покупать себе одежду. Я поддерживаю местную промышленность. Так лучше для нашей страны. — В его голосе звучала гордость патриота и гражданина. — Поставить музыку? — И, не дожидаясь ответа, подошел к стереосистеме.
—Ты всегда спишь с револьвером?
—Всегда — и ради твоей безопасности тоже.
—Но зачем?
—Лучше иметь его без нужды, чем в случае нужды не иметь. — Он был явно доволен своей формулировкой.
—Но в каком случае он может тебе потребоваться?
—Слушай-ка, бэби, — его голос стал мрачно-язвительным, — на этом острове полно людей, которые не желают работать. Хотят всего, а вот делать не хотят ничего. Ты поняла меня? Некоторые живут как звери — врываются к людям в дома, убивают их, берут себе все, что хотят. То, что у меня есть, — это мое. Я заработал все тяжелым трудом, и ни один ниггер не вломится сюда и ничего здесь не возьмет.
—Так все плохо, да?
—Хуже некуда.
—Который час? — спросила она, понимая, что лучше сменить тему разговора.
— Около двенадцати. Ты хочешь есть?
—Если честно, то умираю с голоду.
—Отлично. Мне нравятся женщины, которые едят с аппетитом.
—А что у тебя на завтрак?
—Все, что пожелаешь.
—Выбор за тобой.
—Вероятно, все уже готово. Я постараюсь показать тебе настоящее джамайское гостеприимство.
—Ты уже показал. — Улыбка сияла на ее лице.
—Ты еще ничего не видела, бэби, нам приготовили традиционный джамайский завтрак, который в гостинице тебе не подадут. На что ты так смотришь, а?
—На тебя, — негромко сказала она, и ее глаза обольстительно загорелись.
—А что во мне такого? — спросил он, тронув рукой бородку и усы.
—Твое лицо — сильное, мужественное, но и чувственное, очень привлекательное. — Она могла заметить, что это ему польстило. — Кем ты себя считаешь, белым или черным?
—Джамайцем.
—Но каким джамайцем?
—Американцы, — и он покачал головой, — вы все время думаете о расах. Мы — нет, понимаешь.
—Что? — воскликнула она.
Он протянул руку и включил музыку.
—Ты прекрасная женщина. Одевайся и пойдем завтракать. У меня сегодня несколько встреч.
Комната наполнилась пульсациями захватывающих эротических ритмов, которые они называли реггей. Ди-джей, по говору джамаец, без особого успеха имитирующий черных американцев, балаболил что-то о «жарком пирожке прямо из империи Хилтона».
—Эй, тебя ведь зовут Хилтон?
—В музыкальном бизнесе — да, это я.
—Бизнесе? Он сказал: империя, ты, значит, император?
—Чисто ди-джейские глупости, — скромно ответил он. — Император, скажут тоже!
—А ты забавный… забавный и очень милый, — сказала она императору. — Выходит, ты богат?
Он громко рассмеялся.
—Не очень, но на жизнь хватает. Нужно еще оставить кое-что родственникам, чтобы им было за что драться. Живем всего один раз, и потому жить надо хорошо.
Снова в его голосе проступили нотки умудренности и глубины.
—Так у тебя есть семья?
—Если ты имеешь в виду жену и детей, то нет, ничего такого.
—Неужели ты не был женат?
В ее голосе прозвучало открытое недоверие.
—Не понимаю, зачем покупать корову, если есть бесплатное молоко? — сказал он и от всего сердца рассмеялся. — В чем дело? — спросил он, заметив ее озабоченный взгляд.
—Я думаю, что буду выглядеть более солидно, если надену что-нибудь черное.
—Нет проблем, — ответил он, указывая на шкаф. — Взгляни там, может, что-то и приглянется.
Шкаф был полон.
—О мой Бог! У тебя правда не было жены?
—Никогда ничего такого. Это досталось от друзей.
Она прошлась по одежде и выбрала себе вечерний костюм. Он оказался ей впору.
—Очень мило, — сказал он. — Он тебе идет, дарю его. На память обо мне.
—Я не могу принять такой подарок.
—Не бери в голову, пойдем завтракать.
Он вставил кобуру в ремень и прикрыл сверху просторной рубахой.
—Тебе это разрешено?
—Я бизнесмен, и страна нуждается во мне. Я даю людям работу, вкладываю деньги. Я должен защищать свою жизнь и имущество, так ведь?
Они прошли через весь дом и вышли в патио, затененное большим деревом манго.
—Бог мой, — вздохнула она, — настоящий рай.
Окруженное папоротниками в больших горшках и другими тропическими растениями с широкими листьями самых разных расцветок и форм, патио находилось в прохладной тени. Ослепительно резкий солнечный свет, казалось, похрустывал лучами на белых и красных гибискусах и бугенвиллиях. Совсем неподалеку был голубой океан, простирающийся до самого горизонта.
—Бог мой, я, наверное, вконец обкурилась? Ты каждое утро здесь завтракаешь и видишь все это?
Вероятно, в ее голосе прозвучала обвинительная нотка, хотя она вовсе не собиралась говорить в таком тоне. Он коротко ответил: «Я это заслужил». Потом улыбнулся довольной улыбкой собственника, словно это он нес личную ответственность за все красоты здешнего ландшафта. «Еда остывает». Он подвинул ей стул.
На столе было накрыто на двоих, но хватило бы и на десятерых. Еда была непривычной на вкус, очень пестрой, со множеством экзотических приправ.
—Ты должен про все мне рассказать, — сказала она. — Как все замечательно!
—Девушка превосходно готовит. Я сам ее учил. Когда она спустилась сюда с гор, она не могла отличить ножа от вилки.
Казалось, он гордится этим.
—Даже не хочется ничего портить, — сказала она.
—Еда для того, чтобы есть, — ответил он. — Попробуй.
Он ел много, со смаком, и скулы его ходили вверх-вниз с методичностью и проворством прожорливого морского плотоядного. Равномерный ритм его жевания прерывался лишь тогда, когда он рассказывал про то или иное блюдо.
—Для американской женщины у тебя отличный аппетит, это хорошо, — кивнул он одобрительно.
—Как все вкусно и, кроме того, хороший секс разбудил во мне прожорливость.
—Я знаю, — ответил он. — У меня есть старый приятель, владелец гостиницы. Он говорит, что по тому, как парочка утром ест завтрак, можно точно сказать, как они ночью трахались. Особенно это касается женщин.
Он громко рассмеялся, с удовольствием потер живот и подмигнул девушке, которая стояла по ту сторону стола. Она послушно захихикала. Он откинулся назад, одобрительно осмотрел остатки еды на тарелке и сделал легкий жест, пощелкивая при этом пальцами. Девушка принялась с молчаливым проворством вытирать стол.
—Кажется, я съел бы чего-нибудь еще, — задумчиво сказал он. Девушка смотрела на него в напряженном ожидании. — Зельда, у нас еще остались молоки селедки, а? Отлично! Поджарь мне одну, хорошо?
Девушка принесла большую коричневую молоку, выглядевшую как отбивная. Он перехватил тарелку прежде, чем она успела поставить ее на стол, и понюхал.
—Ааах, — вздохнул он, и его глаза загорелись чем-то близким к праведному пылу. — Какая вкуснятина! Какая вкуснятина! После шпанской мушки — лучшее, что есть в мире. Возьми себе на заметку. Устрицы по сравнению с этим — чистая глупость. — Он поддел кусок вилкой, пожевал его с закрытыми глазами, проглотил и просиял.
—Мне нравятся мужчины, которые едят с удовольствием, — сказала она.
Он съел еще кусок, потом спросил:
—Откуда ты, говоришь, родом?
—Из Утики, штат Нью-Йорк. Сейчас там двадцать градусов мороза и лежит снег.
—У меня двоюродная сестра живет в Бруклине, — сказал он. — А ты, значит, учительница?
—Разве я тебе говорила? Да, учительница третьего класса.
—По-моему, ты не учительница третьего класса, а фотомодель первого класса или кинозвезда.
—Я, наверное, должна тебя поблагодарить за комплимент? Так вот почему ты смотришь на меня с такой настойчивостью, что я попала под твой гипноз и ничем не могу его парировать?
—Нет, — ответил он, — все потому, что у тебя самая лучшая батти, которую я видел у белой женщины.
Его улыбка выражала одновременно комплимент и насмешку.
—Оу, — вырвалось у нее.
—Пойдем — я подброшу тебя. Ты, говоришь, остановилась в «Шератоне»?
—Спасибо, Зельда, за твои деликатесы, — сказала она, и была удостоена застенчивой улыбки.
Возле парадного фасада человек, наводивший последний глянец на удивительно длинный белый автомобиль с откидным верхом, придержал для них двери.
—Вниз или вверх? — спросил он.
—Вниз.
Верх автомобиля бесшумно опал, и солнечный свет наполнил кабину. В конце наклонного газона перед ними раскинулся безбрежный океан.
—Как далеко, — сказала она, сощурив глаза, — как безумно далеко.
Он возился с солнечными очками.
—Знаешь, — сказал он, — как-то ко мне приезжал один человек — писатель такой-то. Он сидел как раз здесь, смотрел на дом и на весь этот вид. И знаешь, что он сказал? Он сказал, что, если бы жил в этом доме, то нанял бы специального служащего, который раз в месяц приходил бы к нему и бил палкой.
—Ты шутишь? А зачем?
—Вот и я задал ему этот вопрос, приняв его за чокнутого. У нас здесь много таких. Но сейчас мне кажется, что он, наверное, чертов коммунист.
—Так зачем он хотел, чтобы его били?
—Он сказал, что каждому, кто живет здесь и каждое утро видит все это, нужно раз в месяц напоминать, что он не Бог.
Его живот затрясся от смеха.
—Понравился тебе рассказ?
—Да, не считая битья.
Машина двигалась мощно и почти бесшумно. Он жал на рычаги, как гонщик «Формулы-1», отважно бросая автомобиль в крутые виражи, и делал это с безупречным расчетом и крутизной, сигналя встречному потоку нетерпеливыми гудками. За исключением крутых поворотов и разверзающихся пропастей, она чувствовала себя вполне безопасно; большая машина рычала, ворчала и устойчиво держалась на дороге. Она откинулась на сиденье и предоставила солнцу и ветру ласкать ее лицо. Мимо проносились белые виллы, рассевшиеся на холмах, этих башнях земли.
—Какой день! — кричала она. — Какая машина!
—Чо, мне эта уже надоела, — сказал он беспечно, — я заказал новую — «Мерседес» блевотно-зеленого цвета.
—Ум-м, — пробормотала она, и промолчала остальную часть пути, чувствуя прилив тепла к этому вульгарному и сильному человеку с револьвером за поясом.
Он смотрел, как она идет к гостинице чуть покачивающейся походкой длинноногой фотомодели, которую, как он заметил, перенимают все американки, когда думают, что за ними наблюдают. «Хорошая сучка! Какая у нее батти! Эти туристки, парень, делают все. Нет ничего такого, что бы они не сделали».
Когда он отъехал от гостиницы, начался настоящий город — жаркий, кишащий, с дорогами, напоминавшими минные поля. Если чертово правительство ничего не сделает с дорогами, он перестанет ездить на этой машине в город! Автомобиль с откинутым верхом, сверкающий на солнце как зеркало, привлекал внимание всей улицы. Ему нравилось это внимание. То и дело раздавался одобрительный свист. Молодые парни не отрывали глаз от машины и кричали:
—Зверь-машина, сэр, как быстро она ездит?
—Быстро, быстро! — кричал он, газуя, чтобы произвести на них впечатление. Это, подумал он с удовлетворением, еще старая Джамайка, средние классы, вкладывающие в элегантность более состоятельных господ свою собственную гордость. Но сейчас такое все реже, сейчас положение в обществе все больше напоминает классовую войну. Пешеходы и велосипедисты отказываются уступать дорогу. И не дай Бог, если заденешь кого-нибудь автомобилем! Ходили истории про водителей, которых толпа вытаскивала после аварии из машины и избивала до полусмерти. Но даппи, как гласит пословица, сами знают, кого пугать. Куаши пусть сначала хорошенько подумают, прежде чем связываться с ним. 357-ой «Магнум» у него за поясом — не шутки ради. Ты только посмотри на этого парня! Думает, вся улица принадлежит ему. Он просигналил и проревел мотором. Парень, казалось, не слышит.
—В чем дело? Ты платишь больше налогов, чем все остальные, май? — крикнул он ему.
—Езжай, фараон, угнетатель, — ответил парень, сделав непристойный жест в сторону автомобиля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61