«Мисс Дэйзи! Мисс Дэйзи!» Нет ответа. Но свет там горел, и когда он приник ухом к двери, ему послышалось чье-то хриплое дыхание.
— Мисс Дэйзи… Мама.
—А? Что? Кто там?
—Это я, мама, Айван.
—Айван… Айван? Сейчас открою.
Дверь немного приоткрылась, и сонное недоверчивое лицо глянуло на него.
Потом дверь распахнулась шире, и она отступила назад. «Входи».
Мать и сын смотрели друг на друга. Ее лицо опухло от сна и усталости, но за этой неестественной опухлостью скрывались туго натянутые линии боли и истощения. Движения ее были окостеневшие, как у очень старого человека, старше, чем мисс Аманда в ее последние годы. Слова сами слетели с уст Айвана, прежде чем он смог их остановить:
—Мама… ты больна.
—Айван, что случилось с бабушкой? Почему ты уехал из деревни? Зачем приехал в город? — она выпалила эти вопросы, как из пушки, и они заполнили возникшую было неловкую тишину.
—Бабушка умерла.
—Умерла? Но почему я ничего не знаю?
—Мы посылали телеграмму — она вернулась обратно.
—А когда ее будут хоронить?
—Уже похоронили.
—Уже похоронили? Уже похоронили? — Ее голос сломался, когда к ней пришло понимание. — Уже похоронили, и я никогда не попаду на ее похороны? О Боже, Боже, Боже! — Казалось, сила в ногах оставила ее, и она в приступе безотчетного горя свалилась на кровать.
Айван стоял рядом, неловко поглаживая ее по плечу.
—Не надо плакать.
—Но это моя мама. Я должна плакать.
Он чувствовал себя беспомощным и стыдился своих жалких и ничтожных слов. Ему хотелось утешить ее, обнять, но он не мог даже обвить руками эту усталую плачущую незнакомую женщину, свою мать, которая лежала на кровати и рыдала без слез.
— О Боже, Боже.
Айван в волнении осматривал комнату, стараясь не глядеть на мать. Комната была маленькой, удушливой и тесной. Здесь нельзя жить, здесь можно или спать, или умирать. В изумлении он смотрел на образ Иисуса. Какие голубые глаза! Какая розовая кожа на лице! Кажется, она светится, и это делает его глаза влажными. Единственное, что в комнате росло, был цветок в горшке на столе. Один-единственный. Но какой-то очень странный. Чем именно? Он никогда еще не видел таких сухих и поникших цветов. Потом он рассмотрит его поближе. Откуда-то издалека подкралась тихая музыка. Музыка ку-мина? У них в городе есть кумина? Надо будет спросить. Ну конечно же, барабаны и псалмопение, что тихо подкрались к нему как что-то воображаемое или вспоминаемое, и есть кумина. Но что-то в ней не то. Рыдания матери постепенно затихли, и звук донесся яснее, но все равно он был невыносимо печальным и в своей печали почти нереальным. Гипнотическая мелодия, тяжелый ритм. Старая тема на новые слова:
Злодеи увели час в рабский плен,
Заставили воспеть нашу песнь.
Но как мы воспоем
Песню Короля Альфа
На этой странной земле!
Мисс Дэйзи спросила:
—Так что же случилось с землей?
—Бабушка продала ее еще при жизни.
Айван увидел, что его слова потрясли ее, когда она поняла, что больше нет того клочка земли, куда она может вернуться, места хранения традиции, центра, вокруг которого вращалось существование их семьи. Он быстро объяснил все про договор с Маас Натти. Но теперь она задавала вопросы чисто машинально, где-то в глубине души ответ ей был уже неважен.
—А что случилось с деньгами?
—Она попросила устроить ей великие похороны.
—Да? Все деньги израсходовали на похороны? И я на них не попаду? О Боже! Она встряхнула головой в горестном смирении, и на минуту показалось, что она снова зарыдает. Но все тем же безжизненным голосом она возобновила свои вопросы.
—Так, значит, все деньги истрачены?
Этого вопроса он боялся больше всего! Как объяснить ей потерю такой уймы денег и еды? С первого взгляда на ее комнату он понял, что ни того, ни другого у нее нет. Наверное, лучше сказать, что все деньги израсходованы.
—Немного осталось.
—Что случилось? Они у тебя?
Айван кивнул, не зная, как все рассказать, потом полез в карман и достал оттуда кучу измятых банкнот. Это была половина из того, что у него осталось. Он испытывал чувство вины, но здравый смысл велел ему попридержать кое-что для себя.
Она едва взглянула на деньги.
—И это все?
—Да.
Она посмотрела на него. Айван чувствовал, как прилив стыда обжигает все его существо, но она о деньгах и не думала. Она прекрасно понимала, что, несмотря на всю боль и истощение, ей придется сейчас вызвать откуда-то свои так долго откладываемые материнские полномочия, равно как и силу, и энергию, чтобы заставить его к ней прислушаться.
—Как же ты поедешь в деревню так поздно? — лицемерно спросила она, притворяясь, что он — простой передатчик сообщения, хотя, пока она произносила эту фразу, он уже отрицательно покачал головой.
—Я не еду в деревню, — сказал он мягко.
—Где же ты собираешься остановиться? Здесь нельзя, сам понимаешь… — Она обвела рукой тесно заставленную комнату.
—Я останусь в городе.
—Думаешь, в городе легко? Как ты собираешься жить?
—Я петь буду, знаешь, мама, я запишу пластинку.
Она раздраженно причмокнула, выражая свое решительное неодобрение и глядя на него так, будто он сумасшедший или глупый-преглупый ребенок.
—Ты шутишь, да?
—В крайнем случае устроюсь на работу. — Его голос был мрачным и упрямым.
—Айван, Айван, дитя мое, — что ты будешь делать? На какую работу? Вон там на углу собираются криминалы — идут срывают замки и врываются к людям в дома и в магазины.
—Зачем вы так со мной говорите, мама? — горячо выкрикнул он. — Я вовсе не криминал.
—Не задавай мне своих глупых вопросов. Завтра же ты вернешься в деревню. Страх неожиданно придал ей силы и уверенности. Она обстоятельно и страстно описала трудности и лишения городской жизни, изобразила свою собственную жизнь, одиночество и страх, тяжелую работу, которая высосала из нее жизнь и молодость, нищенский заработок, ежедневные оскорбления.
Но что бы она ни говорила, Айван настаивал на том, что никуда не поедет. Он собирается достичь кое-чего; она будет им гордиться.
—Ааиие, мальчик мой, — заскулила она, — все говорят точно так же, все молодые бваи — как один. Но смотри, что происходит: один идет в тюрьму, другой на виселицу. Того из пистолета застрелили, этого ножом зарезали, этот пьяницей стал.
—Мама, ничего такого со мной не случится! Со мной все будет по-другому. Когда я был еще совсем маленьким, я уже знал, что должен сделать что-то в этом мире. Это мой шанс. Я не могу вернуться. Ни за что.
Он стоял перед ней, задетый за живое, дерзкий, но убежденный в своей правоте.
—Ты голоден? — негромко спросила она. — Я не готовлю теперь помногу, но для тебя кое-что найдется.
Айван кивнул.
Она открыла банку сардин и положила перед ним крохотные рыбешки и немного печенья. Потом вышла во двор и принесла кружку воды, в которой размешала коричневый сахар. Села на кровать и молча стала смотреть за тем, как он ест. Он справился с едой очень быстро. Она встала и начала что-то искать в ящике.
—Ладно, — сказала она все тем же безжизненным тоном, — раз ты все уже решил, я дам тебе имя человека, который тебе поможет. — Она полистала Библию и вынула оттуда визитную карточку. — Если будешь хорошо себя вести, он постарается найти тебе работу.
Айван глянул на карточку.
—Священник?
—Да. Он тебе поможет. Айван посмотрел с недоверием.
—О'кей, мама, спасибо. — И двинулся к двери.
—Айван, подожди!
Он медленно обернулся. Она безвольно лежала на кровати.
—У тебя есть деньги? Возьми эти. Она протянула ему несколько банкнот из тех, что он только что ей дал.
—Все в порядке, мама, я продал несколько своих коз и свинью.
—И ты не привез мне из деревни даже несколько манго?
—Урожай манго был в этом году плохой, -соврал он, и стыдясь себя, быстрым шагом вышел.
Когда дверь за сыном захлопнулась, мисс Дэйзи долго еще лежала молча и неподвижно. Потом поднялась с кровати и встала на мозолистые колени перед образом Иисуса Доброго Пастыря. Раскачиваясь и кланяясь, кланяясь и раскачиваясь, мисс Дэйзи Мартин пристально смотрела на Кровоточащее Сердце Иисуса и молилась за своего сына, чтобы «даже если тысяча дьяволов спутают его шаги, ни один из них не схватил его быстро».
Воздух — теплый, сумеречный, пропитанный ароматами пищи, дыма костров и долетающим издали сладким запахом ганджи — ласково гладил кожу Айвана. Удары барабанов и псалмопение смолкли, но пурпурная ночь была как живая. Из темноты соседнего двора донеслась песня: женщина пела глубоким хрипло-сексуальным голосом. Мужской голос твердил что-то невразумительное. Женщина смеялась довольно дразняще.
Тяжесть, навалившаяся на Айвана, постепенно его покидала. Его кровь заиграла от вибраций звуков и запахов. Это было великим утешением после той гнетущей атмосферы, которую он почувствовал в запертой комнате своей матери. Он вдруг понял, как рад быть подальше от этой подавленной и печальной женщины, и тут же устыдился своего чувства.
Теплый ветерок, овеявший его тело, принес с собой звуки низкого женского голоса. Радио играло негромко. Айван испытывал невыразимую тоску, один-одинешенек в этой темноте, и одиночество предстало ему в совершенно незнакомом свете. Стремительный поток жаркой крови пульсировал в его членах и наполнял голову, затем подступал к чреслам. Он чувствовал, что там у него твердеет, удлиняется, пульсирует с болезненной настойчивостью. Никогда в жизни он еще не ощущал прилив сексуального желания так остро и неуправляемо, так настоятельно.
Айван ускорил шаг, хотя и не знал толком, куда держать путь, ибо он был молодым и сильным и еще не научился страху — или по крайней мере тому, чего следует бояться.
Игроки в домино еще не разошлись. Быть может, стоит с ними познакомиться? Особенно ему хотелось поближе узнать того броского высокого парня, которого они звали Жозе. Ему казалось, что он именно такой, каким Айван хочет когда-нибудь стать: стильный и самоуверенный городской красавец. Но как подойти к ним? Вспомнив смешки парней на перекрестке, он медленно направился к играющим, готовый дать задний ход при малейшем проявлении неуважения. Этого, однако, не понадобилось.
—Ну как? — небрежно спросил Жозе, не поднимая глаз. — Нашел Дэйзи?
—Да, знаешь, — протянул Айван и, ободренный, остановился возле стола. Один из игроков вызывающе шлепнул костяшкой по столу.
—Подожди. Он хвастает так, да? — усмехнулся партнер Жозе.
—Что он играет, четыре? — спросил Жозе со смехом. — Иисусе, я этого не вынесу. — Он поставил костяшку. — Смотри! Что, игра не кончена? — Он глянул на Айвана с заговорщической улыбкой. Айван тоже улыбнулся и одобрительно кивнул.
—Значит… Дэйзи твоя мать? — спросил Жозе.
—Да.
—Меня зовут Жозе, я тут все держу на контроле. Если что понадобится — спроси Жозе. Я всегда тут, просто спроси любого, понимаешь?
—Бриз прохладный, — сказал Айван, выдавая свое деревенское происхождение. — Мое имя Айван, но меня зовут Риган.
Подспудный смех стал набирать силу, пока Жозе его не пресек.
—Твой ход, ман. Над чем вы смеетесь?
Айван почувствовал прилив благодарности.
—Итак, — размышлял Жозе, проверяя костяшки в руке, — ты продал землю в деревне и приехал жить в город?
Это было наполовину утверждение, наполовину предположение. Из-за стекол темных очков он наблюдал за Айваном, но голос его не выдавал.
—Да, можно сказать и так, — согласился Айван.
—Я понимаю, что ты задумал, — задумчиво проговорил Жозе. — Я понимаю, что ты задумал. — Он выставил последние три костяшки и показал пустую ладонь. — Все! Я не буду больше играть, пока вы не расплатитесь. Слишком много уже задолжали. У меня хватает дел в городе, чтобы играть с балаболами, которым не чем платить. Правильно, Риган? — обратился он к Айвану.
—Справедливо, Жозе, — согласился Айван. Снова приглушенные смешки. Жозе смерил обидчиков строгим взглядом.
Эта открыто предлагаемая дружба польстила Айвану. Он хотел сказать что-нибудь такое, что восхитило бы всех, доказало бы им, что хоть он и новенький, но вовсе не деревенский олух. Но что? Вдохновение посетило его своевременно. Одним из главных городских развлечений и источником домыслов и гаданий в деревне был показ движущихся картинок, так завлекающе рекламируемый в газетах. Как же называется кинотеатр? Первое, что пришло ему на ум, — «Риальто». Стараясь ничем не выдавать изменений в голосе, он спросил:
—А ты знаешь, что сегодня в «Риальто»?
—О, — Жозе выказал немалое удивление. — Только что из деревни приехал, а уже знаешь про «Риальто»?
—Читал о нем, ман, — сказал Айван и пренебрежительно пожал плечами.
Жозе посмотрел на него, словно говоря: с тобой, кажется, все в порядке, деревенский паренек.
—Что, братан, хочешь съездить в "Риальто "? — спросил он.
—Было бы неплохо, — протянул Айван, как бы говоря, что это лучше, чем ничего, хотя и не дело первостепенной важности.
Но что может быть лучше, чем попасть первый раз в кино в первый же день своего пребывания в городе, да еще с таким прожженым знатоком городской жизни, как Жозе? Айван все еще не мог понять, что именно предлагает ему Жозе и не хотел казаться слишком нетерпеливым или бесцеремонным.
—Тогда поехали. — Жозе поднялся.
—Ты говоришь — с тобой поехали?
—Да, ман, почему бы и нет? — сказал Жозе. Айван был так счастлив, что и не подумал о тех хитрых улыбках, которыми обменялись другие игроки. Жозе, слегка припадая на левую ногу, словно она была короче, чем правая, вызывающей походкой шел по переулку в сопровождении Айвана, который, чуть подпрыгивая, тоже подпускал городского шика в свою походку.
—Да, брат, как вижу, ты уже братан с понятиями. Я покажу тебе кое-какие хитрости. Тебе нужно немного образования. Никто лучше меня не знает этот город — в нем я родился и в нем вырос.
—Бвай, — сказал Айван, — я уже чувствую, что полюблю этот город, знаешь.
—Нет проблем, ман, — согласился Жозе и повернул во дворик, где к дереву цепью был прикован мотоцикл. — Видишь, какой кабриолет? — сказал он с гордостью.
—Вот это да! — восхищенно прошептал Айван. Он смотрел на гладкую машину, чьи металлические дуги и крылья поблескивали в лунном свете, и у него перехватило дыхание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61