Подарков хватило бы, наверное, на двенадцать детей. Мама никогда не могла решить, что нам понравится больше, и покупала все, что приглянулось. А отец часто повторял, в шутку, конечно, что «Блумингдейл» и «Бергдорф Гудмен» получали от «Интерконтинентал ойл» больше прибыли, чем он сам! – Коллин помолчал. – Но больше всего мне нравилось в рождественских праздниках то, что это было единственное время в году, когда мы собирались вместе, действительно становясь единой семьей.
– Я понимаю, что вы имеете в виду. – В улыбке Эшли проступала горечь. – У нас не было ни двенадцатифутовой сосны, ни заморских украшений, ни бесчисленных подарков, но мы тоже были вместе и уже от одного этого чувствовали себя счастливыми.
– Откуда вы родом, Эшли? – спросил Коллин, задумчиво глядя на гостью.
– Санта-Елена. Городок в долине Напа, к северу от Сан-Франциско. – Она по-прежнему не сводила взгляда с серого, хмурого неба и медленно падающего снега.
– Винодельческий край.
– Да. Я выросла среди виноградников. Люди там по большей части похожи на одну большую счастливую семью. На Рождество готовили вкусное угощение и дарили друг другу скромные подарки. Ничего особенного, конечно, но это не имело значения. Мы просто радовались тому, что собрались вместе члены семьи и друзья.
Коллин долго молча смотрел на нее.
– Если вы были счастливы там, что заставило вас уехать?
Эшли пожала плечами, потянув вниз края белого, вышитого бисером свитера времен сороковых годов – это сокровище она отыскала в любимом магазине подержанной одежды.
– Не знаю, – задумчиво ответила она. – Что-то всегда заставляло меня ощущать какую-то неудовлетворенность. Где бы я ни находилась и что бы ни делала, мне хотелось чего-то другого. А чего именно? Я и сама толком этого не понимала. По-вашему, глупо, да?
– Вовсе нет. – Коллин покачал головой. – Мне хорошо знакомо это чувство.
– Я отчетливо ощущала лишь одно: того, чего мне хотелось, в долине не было. – Насколько Эшли помнила, это была первая в жизни попытка выразить словами чувства, владевшие ею в те времена.
После секундного колебания Коллин спросил:
– И Брендон Холлистер дал вам это?
– Да. – Эшли была удивлена тем, что он заговорил о Брендоне. – Пять лет мы с Брендоном были очень счастливы. Я обрела все, о чем мечтала.
– Насколько я понимаю, этот брак не привел в восторг его родителей. – Коллин налил себе из изящной серебряной кастрюльки с крышкой чашку горячего шоколада. – Хотите?
Эшли покачала головой.
– Это еще мягко сказано. – Ее руки нервно заскользили по черным шелковым брюкам. – Они делали все возможное и невозможное, чтобы помешать Брендону жениться на мне. И даже после того как это все же произошло, не оставляли попыток разрушить наш брак. В конце концов Брендон просто перестал читать их письма и сам никогда не звонил. Хотя, конечно, его разрыв с родителями произошел еще до того, как мы встретились.
– Почему? – заинтересованно спросил Коллин.
Эшли исподлобья взглянула на него. Какое ему дело до ее личной жизни? Она заставила себя улыбнуться:
– Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом. Холлистеры – не самая приятная тема для послеобеденной беседы. Для меня по крайней мере.
– Конечно. – Коллин почувствовал, что ей этот разговор неприятен, и не стал настаивать. – Есть множество гораздо более интересных тем. – Он ослепительно улыбнулся. – Искусство, к примеру. Вы ведь еще не видели моей коллекции…
Несмотря на обстоятельства, сведшие их, Рождество проходило приятно. С чувством некоторого удовлетворения Коллин решил, что причина тому кроется в общей для обоих глубокой, жгучей ненависти к Бредли Холлистеру, ненависти, разъедающей души, точно быстро растущая раковая опухоль. Именно это чувство заставляло их тянуться друг к другу. Сидя напротив Эшли за обеденным столом и исподтишка все время наблюдая за ней, Коллин раздумывал о том, что ненависть – чувство даже более сильное, чем любовь. Именно ненависть меняет ход человеческой истории, зачастую роковым образом влияя на судьбы людей. Ненависть свела вместе его и Эшли, и они останутся вместе до тех пор, пока цель не будет достигнута. «Она нуждается во мне не меньше, чем я в ней. Может быть, даже больше, – думал Коллин. – Исход ее апелляции предрешен, какие бы иллюзии она по этому поводу ни питала».
Он положил вилку.
– Когда состоится слушание вашего дела?
Эшли чуть не подавилась от неожиданности.
– Через две недели. Однако я очень сомневаюсь в успехе, да и мой адвокат не слишком верит в благополучный исход. – Коллин заметил страх в ее глазах. – А между тем это мой последний шанс.
Коллин поднял бокал.
– Вашему адвокату уже наверняка приходилось сталкиваться с безжалостной властью Холлистеров. И Морган знает, что они сражаются нечестно.
– Благодарю покорно, – с иронией ответила Эшли. – Теперь я, конечно, буду больше доверять ему.
– К сожалению, то, что вы можете доверять своему адвокату, не играет никакой роли. Сын, безусловно, должен жить с вами. Если уж на то пошло, его вообще не следовало забирать у вас. Место любого ребенка – рядом с матерью. Но Бредли Холлистер – человек совершенно беспринципный, готовый на все ради того, чтобы получить желаемое. На законы ему наплевать, лишь бы добиться своего.
– То же самое и Морган говорит. – Эшли отпила глоток вина. – Безоружный Давид, выступающий против всесильного Голиафа – вот как это выглядит, по его мнению. В этом штате Холлистеры пользуются огромным влиянием и наверняка в борьбе с нами пустят в ход тяжелую артиллерию.
– Для таких людей, как Бредли Холлистер, закон не писан. – Коллин снова вернулся к еде. – Может быть, имеет смысл и вам подумать о том, чтобы действовать точно так же.
Удивленная этим замечанием, Эшли молча смотрела на него. Коллин напомнил ей, что обед стынет, и она занялась едой.
Эта тема вновь всплыла уже поздно вечером, за стаканчиком горячительного на ночь.
– Я приготовил вам рождественский подарок, Эшли, – сообщил Коллин, протягивая бокал с коньяком.
– Нет, нет, не нужно… – ужасно удивившись, запротестовала она. – Я не могу принять…
Их взгляды встретились, Коллин улыбнулся.
– Этот вы примете, – уверенно заявил он. – Закон, может быть, и равнодушен к тому, что вам приходится вести неравную борьбу, но я – нет, моя дорогая Эшли. И я собираюсь сделать так, чтобы сын снова был с вами… Или, точнее говоря, мы должны добиться этого вместе.
Вернувшись на Манхэттен в первый день нового года, Эшли продолжала ломать голову над словами Коллина. Что он имел в виду? Что задумал? И откуда такое настойчивое стремление ей помочь? Он не скрывал своей ненависти к ее бывшему свекру, однако чем вызвано такое чувство? Что ему-то сделал Холлистер? И чего Коллин ждет от нее?
Распаковывая вещи, она подумала, что пытаться ответить на эти вопросы – все равно что складывать головоломку, половина фрагментов которой отсутствует.
Несколько вещей из привезенных с собой Эшли отложила в сторону, чтобы сдать в стирку. Только вышитый бисером свитер она всегда стирала вручную: отдавать его в прачечную – дело рискованное, уж слишком он старый и ветхий. Риск. В какой степени и чем она рискует, связавшись с Коллином Девереллом?
Еле заметная улыбка тронула ее губы. В каком смысле связавшись? Эшли прожила в его доме больше недели, и все это время он вел себя как истинный джентльмен. Никаких поползновений с его стороны, никаких игривых замечаний или намеков. Если, конечно, не считать шутки о том, что он везет ее к себе с целью соблазнить, которая вырвалась у него по дороге в Морской Утес. И все же Коллин задавал много сугубо личных вопросов о ее прошлом, о браке, конфликте с Холлистерами…
«Хотелось бы знать, что ты задумал, Коллин Деверелл», – размышляла Эшли, совершенно сбитая с толку.
В два часа ночи высоко над Уолл-стрит в одном из зданий, где расположен целый комплекс офисов, охранник в форме начал ночной обход. Как всегда, ничто не нарушало тишины и спокойствия, и тем не менее он собирался неукоснительно выполнять свои обязанности – каждый час методически обходить все помещения. Сейчас, дважды проверив, заперты ли двери, охранник подошел к стене, на которой висел щит с электровыключателями, и погасил свет в комнатах. Убедившись, что все в порядке, он спустился на этаж ниже.
Спустя минуту после его ухода дверь одного из лифтов открылась, и стройная фигура быстро, но неслышно заскользила по коридору, укрываясь в тени. Одетый во все черное человек двигался так уверенно, будто совершенно точно знал, куда идти. Ни одного мгновения он не потратил зря. С помощью небольшой плоской отмычки, больше похожей на пилочку для ногтей, он в течение считанных секунд открыл одну из дверей и вошел в кабинет. Света, естественно, не включал, двигаясь почти в полной темноте с уверенностью слепого, находящегося в привычной обстановке. Пересек комнату, подошел к большой картине рядом с книжными полками и сдвинул ее в сторону. Открылось углубление в стене и в нем небольшой сейф.
На то, чтобы вскрыть сейф, требовалось время, но времени как раз было мало. Прижав чуткое ухо к дверце, человек вслушивался в легкие пощелкивания, быстрыми движениями пальцев отыскивая нужную комбинацию. Он хорошо знал, как это делается, поэтому все произошло очень быстро. Открыв сейф, он выгреб бумаги и затолкал их в холщовую сумку. Закрыл сейф, вернул на место картину и выскользнул из офиса, оставив все – внешне по крайней мере – точно в таком виде, как было. Уходя, услышал шум в коридоре и замер, притаившись в тени. Он планировал покинуть здание по лестнице черного хода, но не в том случае, если на этаже кто-то появится. Лифт был ближе и обеспечивал более быстрый спуск в случае тревоги. Стараясь остаться незамеченным, человек проскользнул в одну из кабин и нажал кнопку, посылая ее вниз.
Спускаясь, Коллин лихорадочно обдумывал свои дальнейшие действия. Не мог же он просто выйти из лифта и с беспечным видом зашагать к выходу через главный вестибюль, точно его появление здесь – самое обычное дело? Нет, нужно срочно придумать лучший способ выбраться отсюда. Способ, который позволил бы вернуться к первоначальному плану покинуть здание через черный ход.
Продолжая раздумывать, Коллин взглянул вверх, на большие прямоугольные панели на потолке кабины. Он знал, что за этими панелями скрывается люк, ведущий в шахту лифта. Если бы, как только кабина остановится, ему удалось вскарабкаться по тросу на второй этаж…
Он торопливо потянулся вверх и сдвинул одну из панелей. Подпрыгнув с ловкостью хорошо тренированного гимнаста, с силой надавил на люк и открыл его. Пролез на крышу кабины, вернул на место панель на потолке лифта и осмотрелся, пытаясь сориентироваться в темноте шахты. Лифт должен был вот-вот остановиться на уровне вестибюля. Дожидаясь этого момента, Коллин натянул мягкие черные кожаные перчатки и уцепился за один из прочных кабелей. Как только кабина остановилась, он, перебирая руками, начал быстро карабкаться по кабелю вверх, к двери, ведущей на второй этаж.
Оказавшись рядом с ней, он встал на опасно узкую перекладину в нижней части двери и правой рукой, прикладывая неимоверные усилия, попытался раздвинуть створки. Его лицо покрылось потом, все мышцы болезненно вибрировали. В эти мгновения вся жизнь промелькнула перед мысленным взором Коллина, словно сменяющие друг друга кадры кинофильма. Ну же, давай! Теперь или никогда .
В конце концов ему удалось раздвинуть дверь и перевалиться на пол по другую ее сторону, тяжело дыша и испытывая невероятное облегчение.
Однако успокаиваться было рано, не следовало терять ни секунды. Поднявшись, Коллин побежал по длинному темному коридору к лестнице черного хода на другом конце здания. Отпер дверь и быстро проскользнул через нее, зная, что, стоит ей закрыться, и она тут же автоматически запирается снова. Прыгая через три ступени, он понесся по лестнице вниз. Оказавшись на уровне улицы, отпер очередную дверь и помчался к служебному выходу.
«Проклятие!» – безмолвно выругался Коллин. На огромной двери красовался тяжелый висячий замок. С трудом переведя дыхание, Коллин вытащил из кармана связку самых разных по форме и размерам ключей. Выбрал тот, который по виду казался подходящим, и вставил его в замочную скважину. Однако поворачиваться ключ не желал.
– Ч-черт! – буркнул Коллин и перешел к следующему ключу. Но ни второй, ни третий также не подошли.
«Вот этот, наверно, то что надо», – подумал он, отобрав четвертый ключ. Тот вошел в замочную скважину и наконец повернулся. Замок щелкнул. Коллин распахнул дверь и выбежал в холодную ночную тьму. Пронесся по загаженному мусором переулку, обогнул спящего пьяницу и свернул в сторону выходящей на Уолл-стрит улицы, где был припаркован его фургон.
Усаживаясь за руль и заводя двигатель, Коллин даже не вспомнил о том, что только что произошло – или, точнее, могло произойти. Он думал о словах Вильяма Мак-Никола и компьютерных распечатках, оставшихся в Морском Утесе. О том, как Джастин поступил с их наследием, делом всей жизни отца. Об Эшли Коллин тоже думал, он вспомнил о том, как Бредли Холлистер обошелся с ней. Точнее, с ними обоими.
Время расплаты неумолимо приближалось.
НЬЮ-ЙОРК
февраль 1987 года
Эшли выбралась из такси перед зданием городского суда на углу Перл-стрит и Фоли-сквер, протолкнулась сквозь толпу назойливых репортеров, быстро поднялась по бетонным ступеням, вошла в выдержанное в классическом стиле здание шестиугольной формы и направилась в зал судебных заседаний, где должна была встретиться со своим адвокатом. Однако там никого не оказалось. «Где, черт побери, Морган? – удивилась Эшли, взглянув на часы. – Договорились встретиться в 9.45, а сейчас уже 9.56».
И тут он вошел через дверь в другом конце зала. Эшли заторопилась навстречу, и стук каблучков породил эхо в пространстве огромного зала. Волны мрачных предчувствий нахлынули на нее. Живот скрутило, в голове точно молот застучал, отзываясь невыносимой болью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53