И это уже с 4х лет. Как этого добивались учителя? Программа была составлена для каждого ребенка так, чтобы он ни минуты не скучал, не занимался тем, что уже хорошо получается, все время шел дальше. И были постоянные стимулы. Скажем, одна из трудных задач — обучение игре на каком-то инструменте — подстегивалась необходимостью все время выступать в разных концертах, в составе оркестра или соло. Ребенок знал, что нельзя подводить других, это заставляло заниматься.
Были ли какие-то элементы принуждения? Пожалуй, все же да. Но главным был момент осознания — я учусь, потому что это нужно мне самому, друзьям, родителям, учителям, всему Квирину. Я учусь, потому что должен стать настоящим Человеком. Удивительно, что даже маленькая Арли училась и преодолевала при этом трудности вполне сознательно. Нет, напоминать ей приходилось... Но достаточно было легкого напоминания. Во всяком случае, представить в этой школе какие-то наказания... с детства привычный Ильгет ор, крики, замечания — было немыслимо.
Почему так? Это просто другие дети, понимала Ильгет. Совершенно другие. С ее одноклассниками в детстве такой номер бы не прошел.
Ильгет вспоминала всю нелегкую работу, проделанную с самого рождения, да что там — с зачатия Арли. Сколько времени они уделяли дочери! Как тщательно воспитывали ее, формировали, обучали... и не только сами, а с помощью педагога-профессионала. И точно такое же воспитание прошли все квиринские дети.
И главный эффект такого раннего развития — вовсе не умение читать в 2 года, и даже не железное здоровье, и не поразительный интеллект. Хотя и это все присутствовало. Главное — вот эта сформированная привычка к труду и познанию. Определенные отношения со взрослыми — дети привыкли, что взрослые их чему-то учат, и что это необходимо и правильно.
Это не так, как было в детстве Ильгет, когда до школы можно было бездельничать сколько угодно, а потом вдруг наваливались требования. На ребенка, совершенно к этому не готового и не понимающего — зачем...
Квиринские дети уже в 3-4 года были совершенно другие. Крепкие, здоровые и очень подвижные. Не только дети Ильгет никогда даже не чихнули, но она и вообще не знала случаев болезней детей (как, впрочем, и взрослых). Эти малыши знали, что такое мышечная радость, и при малейшей возможности стремились лазать, бегать, прыгать, плавать — и как можно дольше. Но точно так же они знали, как интересно решать разные задачи, и стремились их решать. Они знали радость чтения, и рвались к микропленкам. Кстати, фильмы лет до шести они почти не смотрели, и до этого же возраста мало играли в компьютерные игры (разве что обучающие). Эти дети любили возиться и с красками, и с пластилином, и с любым другим материалом.
Словом, их научили буквально с рождения любить то, что должен любить человек — и это сразу вытеснило у них какие-то другие желания, скажем, повышенный интерес к сексуальной сфере. Он если и присутствовал, то легко сублимировался в творчестве и обычных играх. Не было и лени — повышенный энергетический тонус, умение и желание творить, извлекать радость из многих занятий — спасали от нее. Возникающие проблемы — например, необходимость вырабатывать технику вязания или игры на инструменте, нудное и долгое занятие — дети решали уже сознательно, подключая волю, а для воспитания воли у них перед глазами было множество примеров взрослых квиринцев.
У этих детей были установлены правильные отношения со взрослыми. У ребенка никогда не возникало сомнений, что взрослые — главнее, умнее, имеют право командовать. Поэтому и необходимости в наказаниях никогда не возникало, да что там, даже тон не приходилось повышать. Все «трудные возрасты», кризисы 3х и 7ми лет, дети проходили почти незаметно.
Поэтому Ильгет пришла к бесповоротному выводу: школа на Квирине почти идеальна. Но начинаться такая идеальная школа должна уже с рождения ребенка. Если до года, да что там, до 6 месяцев ребенок не установит правильных отношений с миром и родителями — он и потом не будет хорошо учиться.

Помимо «скользящих» учебных групп, дети объединялись в классы, которые по старинной эдолийской традиции назывались «катерва». В одну катерву входили дети разного возраста, но не более двадцати человек. Братьев и сестер старались взять вместе. Так Анри, Лайна и Арли попали в одну катерву, «Фрегат» (в Приморской школе катервы назывались именами древних кораблей). Там же были и несколько ребят, почти заканчивающих школу, словом — все возрасты Второй ступени.
Ежедневно хотя бы 2-3 часа уделялось общему сбору катервы. У каждой группы был свой учитель-руководитель. Кстати, чаще всего вот такие учителя-воспитатели (а в школе были еще и чистые предметники) приходили из эстаргов, и в процессе подготовки воспитателя работа в космосе была одной из составляющих. Это был один из элементов поддержания пассионарности квиринского общества, вместе с СИ. Дети сразу получали идеи космической экспансии из уст первого учителя.
Учительницей «Фрегата» была Андра Лейки, которая и вовсе десять лет своей жизни, перед тем, как уйти в педагогику, работала спасателем.
Чем занимались дети во время коллективных уроков? Дело в том, что школа постоянно была занята самыми разными мероприятиями. Например, подготовка к городским праздникам — каждая школа должна была выставить артистов, музыкантов, танцоров, поставить спектакль или, к примеру, Большой Осенний танец — подготовить вольтижировщиков на лошадях.
У каждой катервы были свои внутришкольные обязанности. «Фрегат», например, занимался содержанием конюшни, это постоянно, и время от времени дежурил по столовой и по детской группе. Другие катервы содержали и обслуживали флаеры и флаерную стоянку, свою пристань и корабли, школьный сад и так далее.
Кроме этого, были и другие дела, понемногу открывающие школьникам Большой Мир. Дежурство в общественных детских группах, посещение больниц и помощь врачам, участие в строительстве государственных объектов, и самые разные экскурсии — в научные центры, выставочные залы, на космодромы, и в Космос тоже — на орбитальные базы и базы Бетриса, а в более старшем возрасте — и на дальние базы, и на другие, впрочем, безопасные планеты.
И наконец, школа постоянно проводила Игры.
Эти Игры служили не только сплочению коллектива, но в первую очередь — углублению знаний детей и применению этих знаний на практике. В год проводилось 2-3 больших Игры.
Это могла быть Игра в какую-нибудь из иных культур. На несколько месяцев вся школа переодевалась в национальные костюмы, скажем, одной из стран Стании, учила соответствующий язык (уже с шести лет это не было проблемой, свободно применялись мнемоизлучатели), историю, обычаи. Ставили спектакли на изучаемом языке, разыгрывали ролевые сцены. Музыкальные концерты, литература, искусство — все так или иначе касалось изучаемой культуры.
Это мог быть поход под парусами, причем школьники сами строили корабль (не без помощи взрослых и роботов, разумеется), рассчитывая его конструкцию, сами вели его, ориентируясь по компасу и звездам, ну и все прочие прелести походной жизни — готовка на огне, плавание, рыбная ловля...
Изредка проводились даже военные игры. Они вызывали у детей обычно бурный энтузиазм, но зато у учителей — серьезные опасения.
Вообще игры, связанные с походами по лесам, горам и океану, проводились очень часто.
Обязательно одна из Игр в году была чисто интеллектуальной. Скажем, дети должны были самостоятельно создать антибиотик против внезапно возникшей новой инфекции. Это требовало серьезного изучения микробиологии, иммунологии, работы с микрокультурами и пр.
Или устраивали физический симпозиум.
Во время этих игр не каждый ребенок в полной мере мог изучить все необходимое. Искусство воспитателя в том и заключалось, чтобы каждому досталось дело по силам и возможностям. Маленькая Арли могла выучить названия парусов и помогать красить корпус корабля. Лайна уже с другими девочками выкраивала и шила паруса, занималась внутренней отделкой кают. Андорин был в конструкторской группе — рассчитывал конструкцию судна, площадь парусов, тоннаж и прочее. Если дети не справлялись с задачей, к ней подключали взрослых.
Вот все эти задачи и решались ежедневно на коллективных часах. В катерве был свой командир, два его помощника, а в целом — полная демократия. Необходимо было распределить дежурства по конюшне, столовой, детской группе. Решить насущные вопросы с лошадьми. Решить задачи очередной Игры, возникающие по ходу дела проблемы. И так далее. На этих же часах, собственно, и занимались самой Игрой...
Все это занимало очень много времени, поэтому дети и проводили в школе весь день. Арли — поменьше, за счет того, что в Первой группе всегда не так много занятий. Делают скидку на возраст ребенка, его еще нельзя отрывать так надолго от родителей и дома. Но в 5-6 лет ребенок начинает почти все время проводить в школе, родительский дом становится уютной вечерней пристанью, с родителями приятно провести вечером часок-другой, развлечься на выходных... Но основная жизнь проходит в школе. И жизнь очень бурная, напряженная, сложная.
А Ильгет занималась Дарой, готовя ее к школе, и ждала появления своего собственного маленького мальчика — Эльма.


Арнис подумал, как красиво, наверное, выглядит их патрульник со стороны — маленькая точка, чуть поблескивающая в свете собственных бортовых огней, в черной бездне. А ближе — серебряная птица с распластанными широкими крыльями, вздернутым клювом Поста, маленькими наростами боевых надстроек.
Ско улыбнулся. Звезды поблескивали на экранах Поста, словно живые, словно сквозь тонкий ксиор — хоть и были всего лишь изображением. Удивительно тихо здесь. Покойно. Почему раньше он не замечал этого, работая в СКОНе?
Он скосил глаза на Ильгет — она сидела вполоборота на снимке сбоку от панели управления, и казалось, вот-вот встанет, протянет ладонь. Сейчас глаза Иль казались совсем черными, губы чуть тронула ласковая улыбка. Прости меня, Иль, сказал про себя Арнис. И все-таки хорошо, что я снова в Космосе. Прости, что я оставил тебя. Жаль, что ты не можешь быть со мной сейчас.
И все-таки мне здесь хорошо.
Да мне, кажется, везде и всегда уже хорошо, где не надо стрелять, убивать, принимать страшные решения. Вдалбливать людям очевидные вещи.
Даже не хочется заниматься ничем — ни читать, ни музыку слушать, ни работать. Просто сидеть вот так и сидеть. Смотреть тупо в мерцающие экраны, пока молчащие. Ждать, когда придет Иост — он спит сейчас. С Иостом хорошо дежурить. Это тоже весьма удачно вышло.
Арнис посмотрел на личный экран, сохранил таблицу, которую только что закончил. Что ж, закономерности вырисовываются. И пока ничто не противоречит гипотезе Ландзо. Вдруг левый передний экран полыхнул оранжевым — тревога.
Арнис спокойно переключил панель на голосовое управление и приказал.
— Детали.
Послышался топот по коридору — заспанный Иост вбежал в помещение, плюхнулся в кресло копилота. Арнис повернулся к нему, помахал рукой. Приемник наконец перестал хрипеть, справившись с данными, и сообщил металлическим голосом:
— Вызов в сектор Л-18, сектор Л-18, вызывает трейлер, борт Квирин-1692А7, меня атакует неизвестный корабль, вооруженный скультер... повторяю...
Арнис уже набирал команды для поиска лабильного канала. До обычного выхода было слишком далеко. Вся надежда для несчастного трейлера — что канал найдется быстро... и что подпространство не выкинет шуточек со временем. А то ведь всякое бывает, иной раз и в прошлое забрасывает на пару часов. Или наоборот, мы прилетим, а там уже давно и нет ничего.
— Уф-ф, — выдохнул Иост, — разбудил...
— Да. Давненько мы не развлекались, — сказал Арнис, улыбаясь, — ты хоть выспался?
— Да, восемь часов продрых, чего еще... А вот ты уставший.
— А, ерунда. Возьмем этого шибага, и пойду спать.
С начала патруля никаких серьезных происшествий еще не было. Первый месяц, проведенный на Базе, ознаменовался лишь одним вылетом на задание. Патруль же оказался скучным, впрочем, чаще всего так и бывает.
И однако — вот он, сигнал тревоги.
— Есть! — сказал Арнис. Экран засветился желтым — канал был пойман.
— Готовиться к переходу! — приказал Арнис. Иост тем временем проводил контроль систем и регулировал гравитор.
— Минута! Пошел отсчет!
Пилоты откинулись в креслах, глядя на гаснущие экраны. Они вошли в лабильный канал. Дело опасное... В принципе, в любой момент канал может схлопнуться. Или выбросит в совершенно неожиданном месте. Но по статистике такое бывает редко. Поэтому ско и спасатели обычно рискуют...
Не рискнешь — сам себя уважать не будешь.
— Ты хоть перекуси, — сказал Арнис, — заправься немного. Я-то ел недавно.
— Да нет, — Иост покачал головой, — драться предпочитаю на голодный желудок.
Звезды снова возникли вокруг. И сразу же ско увидели на втором правом экране цели. Огромный, почти беспомощный, как травоядный ящер, транспортник с Квирина, и преследующий его скультер, напоминающий гиену, рвущую куски мяса из гигантского зверя. Между скультером и трейлером были видны тонкие цепочки — шла перестрелка.
— Увеличить цели, — сказал Арнис. Скультер вырос на экране, теперь было хорошо видно его вооружение, как и следовало ожидать, нестандартное, усиленное.
— Класса «гриф», — пробормотал Иост, — но древний! Еще с войны, наверное.
— По-моему, гравипушек у него нет, верно? — спросил Арнис.
— Я не вижу, по крайней мере. Да у шибагов это редкость.
— Ну хоть одно преимущество у нас есть.
Команда скультера все же составляет не менее пяти человек... да если там еще «пассажиры». Арнис прикинул расстояние и время.
— Ну что, Иост, сообщи на базу.
— Я думаю, справимся сами? Поддержка не нужна.
— Да конечно, справимся. А я начну пока.
Передатчик уже нащупал частоту и вошел в эфир. Арнис произнес.
— Внимание! Говорит патрульный корабль СКОНа, борт «Сьента», Квирин-3452. Трейлер, что у вас?
Несколько секунд треска и шипения, потом молодой, слегка испуганный голос ответил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83