— Есть, — сказала Ильгет, — «Ураган». Мне таким уже пришлось пользоваться. Ну что — вещь хорошая, конечно. Кучность огня очень высокая. Интеллект... В общем, по сравнению с той же «Молнией» это — как арбалет в сравнении с луком.
— Ну у тебя и сравнения... Ничего, что на ты?
— Ничего, конечно. Тебя как зовут?
— Мариэл. Мариэл Нэррин.
— Ого! — воскликнула Ильгет, — а я с тобой мечтала познакомиться! Мне очень нравятся твои рассказы. Такое ощущение, что ты их все сочинял в запределке. Какие-то они... не трехмерные у тебя.
Мариэл улыбнулся самодовольно.
— Я в «десятке», — сказал он скромно. Покосился на сцену и пробормотал.
— Долго они будут эту бодягу тянуть?
Седовласый юбиляр вышел на середину. Дама произнесла громко.
— А теперь мы попросим Сокалия почитать что-нибудь.
Зал взорвался бурными аплодисментами. Мариэл поморщился.
— Как в обезьяннике...
— А мне привычно, я вообще-то не с Квирина, — сказала Ильгет. Тем временем Дорн начал читать стихи. В зале установилась тишина.
— Наставление начинающим женам, — объявил он театральным голосом. Ильгет стало как-то не по себе.
Держи супруга своего в узде,(17)
будь с ним суха и холодна в постели
и, чтоб на ветер деньги не летели,
пожестче ограничивай в еде;
пускай сидит на хлебе и воде
и не выходит из дому без цели -
муж должен быть при деле и при теле,
а не болтаться неизвестно где.
Водя его на привязи короткой,
заставь проститься с куревом и водкой -
ни табака ему, ни кабака!
А если он зачахнет от неволи,
поплакав о несчастной вдовьей доле,
ищи себе другого дурака.

Губы Ильгет сложились в вежливую резиновую улыбочку. Зал снова взорвался овацией и смехом (хотя и неясно было, над чем, собственно, смеяться). Мариэл не смеялся и не аплодировал. Он разлил вино по бокалам.
— Можно, я у тебя сыра возьму?
— Ой, конечно! — Ильгет подвинула ему тарелку, — чего ж я не подумала?
— Такое дело надо запить, — сказал Мариэл озабоченно. Хлопнули еще по бокалу.
— Что-то я как альфонс пью за женский счет. Сейчас закажу. Еще ву или что-нибудь другое хочешь?
— Можно еще ву, — сказала Ильгет. С Мариэлом она чувствовала себя уютно. Так, будто рядом был Иост или Гэсс. Словом, брат. Ее неприятно резануло прочитанное стихотворение. Непонятно даже — чем. И вроде бы читала она что-то подобное, работая в СИ — но там, дома, как объект анализа — все это не волновало. А здесь эти стихи вызвали такое бурное одобрение зала. Такое чувство, что этот несчастный гениальный поэт — местная культовая фигура...
— Ну так расскажи про «Ураган». Главное — когда его в СКОНе будут выдавать?
— Ну, это я не знаю, — растерялась Ильгет, — это ты не у меня спрашивай. Собственно... не знаю. Для каких задач-то вам «Рэг» нужен? Это же жуткая вещь, в клочки разносит любую материю. В космосе он не нужен, а на планетах... вы ж так не стреляете.
Юбиляр наконец ретировался со сцены. Дама вещала что-то про «наших сегодняшних героев — лидеров рейтинга».
— Знаешь, если бы не нужно было, я бы не спрашивал. Скажем, в последнем патруле на Глостии-15...
Ильгет вдруг услышала свое имя. Посмотрела на собеседника.
— Все, Мариэл, мне пора.
— Так это... это ты, что ли — Кейнс? — поразился ско. Ильгет кивнула и пошла к эстраде.

Зал отсюда казался совсем маленьким и далеким. И там в зале сидели совсем чужие люди. Совсем чужие, но Ильгет и не видела их. Она была совершенно одна здесь, и воздух неприятно касался обнаженной шеи и рук — так хотелось ощутить сейчас на себе броневой бикр. И голос над ухом, назойливый... Что-то про ее роман... что-то про ее жизнь.
Голос очень громкий, здесь хорошая акустика.
Больше всего Ильгет хотелось провалиться сквозь землю и не стоять здесь. В голове вдруг мелькнуло «Страшный суд». Она начала неистово молиться про себя, и в какой-то миг ей стало легче. Она все так же стояла здесь, на пронизывающем ветру под сотнями взглядов, но знала, что это не навсегда, что это пройдет.
Женский пронзительный голос все вещал что-то...
Потом в руках Ильгет оказалась книга. На бумаге отпечатанная книга, на обложке «Время идущих», и дальше — посвящение Арнису. Арнису. Для которого она писала.
Да, это одна из наград — книги победителей печатают на бумаге. Они становятся коллекционной редкостью, их можно продать...
Да ведь я победитель, подумала Ильгет. Как это могло быть? Что у меня общего со всеми этими людьми? Они такие красивые, умные, уверенные — они правы во всем. Я же только и делаю, что ошибаюсь. Ну вот только дети, пожалуй — дети у меня есть, и это не ошибка. Но как я могла оказаться здесь?
Ей сунули какое-то нелепое огромное позолоченное перо. Даже на Эдоли никогда не писали гусиными перьями, так низко их цивилизация не опускалась. Неважно...
— Прочитайте что-нибудь! — Ильгет поняла, что это обращаются к ней.
— Что? — хрипло и тихо спросила она.
— Отрывок из романа... или стихи, там есть замечательные стихи...
Ильгет вдруг пришла в голову идея. Она торопливо кивнула и посмотрела на даму в красном.
— Акустика включена, читайте, — торопливо сказала дама. Ильгет набрала воздуха и сказала:
Смотри, рассвет касается верхушек...
И тут же испуганно замолчала, ее голос разнесся по залу, как гром, звук был совершенно несоизмерим с затраченными усилиями. Сердце заколотилось. Ильгет еле справилась с собой и стала читать снова.
Смотри — рассвет касается верхушек
Над лесом, молчаливым и глухим.
Но скоро бой молчание разрушит.
Поспи, мой брат — мы слишком мало спим.
Мы слишком часто думаем, что правы.
Но солнце вспухнет атомным грибом.
И горизонт расколется, и слава -
Какая, если стену ломишь лбом?
Какая, если смерть морочит адом,
И кости перемалывает боль,
Который год — как будто так и надо!
Ты потерпи, браток, Господь с тобой.
Ты помнишь колыбельную про ветер,
И там еще — про солнце и орла...
Там, на Квирине засыпают дети.
И смерть еще за нами не пришла.
И может быть, подумай только, друг,
Мы нынче снова убежим от смерти.
И это значит, что чужие дети
Сегодня примут смерть от наших рук.
И к вечеру мы выжжем лес дотла.
Мы ляжем спать, не размыкая шлемов.
И новый крест появится на схемах,
И трупы скроет серая зола.
Потом Ильгет шла между столиками, на нее не оглядывались. Квиринцы продолжали шушукаться, есть и пить. Облегчение... вот и все. Чего было бояться? Никто не подумал ничего плохого, а если и подумали — промолчали, квиринцы люди воспитанные.
Ильгет дошла до своего столика, и Мариэл вскочил ей навстречу. Схватил ее свободную левую руку и горячо потряс.
— Молодец! Ну просто здорово... Садись... А стихотворение какое — меня аж до печенки пробрало. Хорошо, что ты его прочитала. Еще налить?
— Наливай, — Ильгет махнула рукой.
— Ильгет, — произнес Мариэл, словно пробуя имя на вкус, — а я ведь твой роман совсем недавно прочитал. Классная вещь! Ты бы могла прочесть молитву святой Дары, тоже очень красивое место... Но это стихотворение — просто здорово! Давай выпьем? За твой успех.
— И за твой, — бокалы соприкоснулись, эстарги выпили вина. Ильгет почувствовала некоторое облегчение. Да не все ли равно — чего она разволновалась?
— Да, достается вам, — сказал ско, — я даже и не думал... думал, нет ничего хуже, чем за шибагами гоняться. А чего вы там делали-то, ну там, ты поняла...
Ильгет подумала, прикинула уровень секретности. Армейцам ведь кое-что разрешается рассказывать.
— Мы работаем на планетах, зараженных сагонами. В последнее время, — уточнила она. Армейские части все время меняли, это не ДС, они не должны воевать всю жизнь, — там, знаешь, всякое бывает. Вот это, все, о чем там речь шла — это все списано с натуры. Так оно и было.
Мариэл вздохнул и снова разлил вино по бокалам.
— А где твой муж? — спросил он, — как же он тебя бросил в такой момент?
— Это я его бросила сегодня, — откликнулась Ильгет, — он раненый, лежит в больнице.
— А-а, — сказал Мариэл, — я сам-то год назад тоже лежал. Это бывает.
— Знаешь что? Давай чего-нибудь покрепче выпьем, а? — предложила Ильгет.
— Давай, но только я сейчас не буду. Мне ж еще на сцену идти. Представляешь, как я классно буду выглядеть, — Мариэл изобразил, как он будет выглядеть. Ильгет засмеялась.
— Ну ладно, я пока закажу ром, а там будет видно.

«Золотое перо» Ильгет засунула в ящик стола, а потом его вытащили Арли с Лайной и употребили на какую-то игру. Ильгет и не возражала.
Гораздо спокойнее было сидеть на следующий день в больничной палате, битком набитой людьми — все свои, ну еще члены семей. Свет притушили, на металлических больничных столиках расставили закуску, каждый нашел себе место и приткнулся где-нибудь с бокалом в руках. Книги Ильгет ходили по рукам — оказывается, тираж отпечатанный был — 1000 экземпляров, и все эти книги теперь были собственностью Ильгет.
Сириэла разрешила «это дикое сборище», но при условии, что и она сама примет в нем участие. Теперь она гордо сидела рядом со своим пациентом, держа в руках подаренный экземпляр «Времени идущих». Арнис сиял. Ильгет уже очень давно не видела его таким счастливым. Белые зубы и белки глаз поблескивали в полумраке. Сама Ильгет во вчерашнем наряде сидела возле изголовья постели, положив ладонь на плечо Арниса.
Уже выпили за успех Ильгет, было произнесено немало восторженных слов. Она прочла вслух свое стихотворение, принятое трехминутным глубоким молчанием и бурным обсуждением после.
Эх, как хотелось вчера пригласить Мариэла сюда — здесь-то ему понравилось бы! Да и ребята с удовольствием познакомились бы с хорошо известным по Сети писателем. Но все-таки секретность... Обо всем уже не поговоришь.
Как-то незаметно для Ильгет разговор завязался жесткий -и как раз на тему вчерашних ее мыслей. И вроде бы, не она это начала... Говорила Иволга.
— Нельзя делать из людей идиотов. Они должны жить с открытыми глазами. Знать обо всем, что происходит в Галактике. За счет чего они живы. Гуманизм, блин... Легко быть гуманистом за счет других. Знаю я все эти проблемы с журналистами, и прочее — но эти проблемы решаемы.
— Каким образом, позволь спросить? — поинтересовался Марцелл. Глаза Иволги сверкнули яростью.
— Да каким... существует же СИ. В конце концов, можно законодательно запретить... писать о нас гадости. Все, что касается борьбы с сагонами — и так исключение.
— Ну, запреты... — пробормотал Ойланг. Айэла коснулась руки Иволги.
— Милая... ну пойми, не каждый человек способен жить, как мы. Это правда. Не потому, что мы какие-то особенные... мы тоже так жить не можем. Мы же все время на грани срыва балансируем. А представь, если держать в таком нервном напряжении весь народ...
— Да я не говорю об этом! — воскликнула Иволга, — Просто если можно вслух говорить о биофизиках, о планетологах, пилотах, спасателях, даже ско — я хочу, чтобы и о нас можно было говорить прямо и откровенно. Почему надо что-то скрывать от людей — если это правда? А если это когда-нибудь всплывет — ведь еще хуже будет!
Она помолчала и добавила.
— Там, откуда я родом.. на Терре. В моей стране. Тоже такое было. Очень многое скрывали от людей. Ну, такое тоже, не слишком гуманные вещи, которые однако были необходимы или просто нельзя было их избежать. И вот когда это стало всплывать, это всплыло в таком искаженном, преувеличенном виде... собственно, теперь уже вообще нельзя установить истину, что там было, и насколько это было неизбежно. Так вот, в результате страна проиграла информационную войну и... подверглась физическому разгрому. Потому что люди возненавидели свое правительство, самих себя, свою историю... Как бы это не повторилось с нами.
— Не повторится, — мягко сказал Иост, — я уверен, такого не будет. У нас есть СИ, которая контролирует потоки информации. У нас нет откровенных врагов на Квирине.
Ильгет хотела сказать что-то, и вдруг вспомнила, что совершенно ничего не знает и не понимает здесь. Да и они ведь не понимают. Как отреагировали бы те люди в зале, если бы им — все рассказать? Да кто их знает... Они просто чужие.
Лучше не думать об этом. Вот есть же Арнис...
Ильгет посмотрела с любовью на Арниса. В полутьме лицо казалось почти чистым, нормальным. Господи, какой же он красивый, милый, хороший... Арнис почувствовал ее взгляд, и ответил тем же, повернув к Ильгет лицо.
— Понимаешь, — сказал Гэсс, — люди просто не готовы... не готовы все это понять.
— Да, я согласна, — воскликнула Ильгет, — они не готовы. Они живут совсем другой жизнью, и им трудно вот так, с бухты-барахты объяснить все это... зачем убивать... зачем вести войну. Не поймут.
— Значит, — сказала Иволга упрямо, -надо воспитывать людей. Так, чтобы они поняли. Почему вот вы, квиринцы выросли такими — а они учились в тех же школах, жили в той же атмосфере, но стали совсем другими? Почему вы можете понять, а они нет? Почему в итоге вы должны их защищать, а они... даже не могут быть за это благодарными. Надо сделать их такими, чтобы они могли это вместить и понять.
— А почему кто-то должен быть нам благодарным? — прозвучал резкий голос Дэцина, — мы рабы Божьи, Иволга, и мы это делаем не для людей. Ты это знаешь. И вообще мы делаем только то, что должны, ничего сверхъестественного. Мы не заслуживаем никакой награды. А насчет воспитания людей... Иволга, никого не надо воспитывать. Это не наше дело, решать за других. Каждый ведь сам принимает решение. Ты права. Все квиринцы выросли в одинаковых условиях. Все читали одни и те же книги, смотрели фильмы... Но одни в этих условиях стремятся изучать Вселенную, идут в трудные экспедиции. Другие становятся спасателями и ско. В итоге некоторые попадают в ДС. А есть люди, которые спокойно живут на земле, работают здесь и ничем особым не интересуются. Нельзя людей сделать одинаковыми, пойми, Иволга. Квирин только создает возможности для того, чтобы стать... достойным. А уж как ты этой возможностью воспользуешься, дело твое. И не наше дело судить людей. Не наше!
— Все, все, командир, сдаюсь, — пробормотала Иволга, — вы, как всегда, правы.
— Давайте лучше споем чего-нибудь, — предложил Венис. Он сидел рядом с Сириэлой, время от времени обсуждая с ней медицинские проблемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83