Хайдена захлестнуло чувство облегчения. Самураи ошибались. По сравнению со смертью бесчестье было просто ерундой. Какое право имеет один человек судить другого? Особенно такой человек как Эллис Стрейкер? Он подчас просто невыносим, вечно груб и постоянно вынашивает какие-то планы. Но, как сказал адвентерский пророк, пусть бросит в грешника камень тот, кто считает себя безгрешным. Вслух же он спросил:
— Отец отрекся от меня, да? И объявил об этом во всеуслышание?
— Именно так, черт меня побери! И рассказал об этом всем до единого. Теперь все знают, что ты трус, вор и лжец. Человек, который в одиночку сумел погубить всю систему Осуми. Человек, подаривший ее каньцам.
Он вздрогнул и неожиданно почувствовал, что у него пересохло в горле. Он вдруг понял, что больше не испытывает казавшегося ему всеобъемлющим и застилавшего глаза страха перед отцом. Теперь же этот страх отступил и Хайден понял, что способен трезво оценивать качества отца. Он сказал:
— Все как раз наоборот — это мой отец вор и лжец. Он все обращает во зло. Он, конечно, поносит меня громко и умело, но теперь я понимаю в чем дело. Просто его пси-талант начал скисать. Когда-то он действительно был крутым человеком, даже более великим, чем я себе представлял, но талант перерос его. И теперь уничтожает его изнутри.
— Тебе просто обидно, Хайден Стрейкер.
— А ты относишься к нему, как и все остальные! Он ослепил тебя. Ты просто никогда не видел неприглядных сторон души Эллиса Стрейкера. Разве ты не знаешь, что все кто был близок к нему рано или поздно умирали? Большая часть его экипажей. Две жены. Обе дочери. А ты думал, откуда идут все его чудеса? Да он уже использовал пси, которого другому хватило бы на четыре жизни. И тот ненасытный аппетит, который он называет талантом, пожрал бы и меня, если бы я не воспротивился этому.
— Конечно, ты просто сбежал. Побоялся плыть по течению. Не смог как мужчина встретить судьбу лицом к лицу.
— Я просто не хотел плыть по его течению. Потому что на самом деле это водоворот, который непременно засосал бы и меня. Я сделал то, что считал нужным. Я последовал зову собственного пси и поступил так как считал правильным. И все это совершенно осознанно. Будь у меня такая возможность, я сказал бы то же самое прямо ему в глаза.
Истман хмыкнул.
— Хотелось бы поприсутствовать при этом.
— А где он сейчас, Барб?
— Не знаю. Но даже если бы и знал, то тебе бы не сказал ни за что.
Хайден сделал вид, что не заметил этой ремарки.
— А как там Аркали? Ты наверное ее помнишь — дочка Джоса Хавкена. Не знаешь, случайно, с ней все в порядке?
— Она на Бейкере. В порядке. По крайней мере физически.
— Слава пси! — он потер лоб. — Да, слава пси!
Истман окинул его презрительным взглядом.
— Правда не могу сказать того же самого о ее душевном состоянии. После того как ты сбежал, она сама не своя.
В голове у Истмана все смешалось. «Он еще спрашивает, помню ли я дочку Джоса Хавкена! Черт побери, да я все время только о ней и думаю. Господи, Стрейкер, и надо же было тебе появиться! Здесь. Сейчас. Как раз тогда, когда мы только-только начали сближаться. Как раз тогда, когда я начал потихоньку восстанавливать наши с ней отношения. И почему только этот разряд не сжег тебя на месте!
Помню ли я ее?
Да я буквально осадил ее как крепость, Хайден Стрейкер! Я хочу ее. И клянусь, я готов на все, лишь бы она стала моей. Когда она сказала, что все еще собирается выйти за тебя замуж, у меня было ощущение, будто мне в глотку залили расплавленный металл. И тогда я спросил себя: стоит ли рассказывать ей то, что мне о тебе известно. У меня была возможность продемонстрировать ей что ты из себя представляешь и уничтожить ее любовь к тебе. Но, даже располагая таким оружием, я все равно предпочел этого не делать. Я решил доказать, что я человек. Настоящий человек. Ничем не хуже остальных. У меня ничуть не меньше достоинств и я испытываю абсолютно те же чувства: мне знакомы возбуждение и скука, радость и горе, удовольствие и страдание — короче я такой же человечный как и все. А взять более высокие качества! Храбрость? Я доказал, что я храбр. Сострадание? Я готов был предложить его. Надежда? Я только ей и живу. А любовь? Ну конечно, любовь! Кто бы знал, как я сейчас страдаю от любви.
Мы обсуждали это с Боско. Мне страшно не хотелось причинять боль Аркали. Ты должен уважать ее желания, сказал он, вот я и решил постепенно завоевать ее уважение, сделать так, что ей просто не останется ничего другого, как полюбить меня. И это стало казаться вполне возможным, когда она наконец вроде бы поверила, что тебя больше нет. В этом случае, я становился для нее самым естественным выбором. И тут вдруг снова появляешься ты, черт бы тебя побрал, и моя душа снова жарится на адском огне!
Когда они синхронизировали орбиты со станцией, Истман как будто немного пришел в себя, как постепенно трезвеющий человек. Он скупо поведал Хайдену о том, что произошло в Каноя-Сити с момента захвата «Шанса» — об оккупации и своем последующем бегстве на Форт-Бейкер. Аркали он больше не упоминал, но сообщил, что Эллис Стрейкер снова отправился в тайное путешествие, которое в случае успеха, возможно еще все исправит.
— Надеюсь это не какая-нибудь авантюра с запрещенными технологиями? — простонал Хайден, сознавая, что теперь, когда Сакума Хиденага мертв, а его место занимает Сакума Киохиде, события, могущие осложнить обстановку, совершенно нежелательны.
— Не знаю, куда и зачем он отправился, но ходили слухи, что он собирается повидаться с пиратами из Зоны. Они вроде бы кое-чем обязаны ему.
— Случайно не с Кимом? Ким Вон Чуном?
— Не знаю.
— А сам он кому-нибудь рассказывал об этом? Или больше помалкивал?
Истмана говорил он по-прежнему ровно и немногословно без тени улыбки на лице.
— Он доверился только мне. А вообще старался помалкивать. Впрочем, наверное и я смекнул, куда он направляется только потому, что ему пришлось кое-что рассказать коменданту Рохану.
— Зачем?
— А затем, что если бы он этого не сделал, защитники Бейкера совсем упали бы духом.
— А может он просто напуская на себя таинственность, чтобы вызвать побольше толков?
— Да нет, он вообще не хотел говорить, что улетает.
— Что ж, это хороший знак.
Они приблизились к Бейкеру как раз в тот момент когда станция вошла в тень Осуми. Каньцы пока вроде бы не досаждали, но Истман все равно настоял на том, чтобы состыковаться с фортом на максимальной скорости, с большим торможением. Чем меньше каньцам известно об их прилетах и отлетах — даже при практически полном радиомолчании — тем лучше, пояснил он.
Форт-Бейкер был изрядно поврежден. Каньские резаки поработали на славу и теперь вокруг орбитальной крепости в пространстве кружилось целое кольцо разных обломков. Глядя на почерневший корпус станции трудно было даже представить себе, что внутри кто-то есть, но Истаман заверил его, что все системы жизнеобеспечения, энергопитания защитных полей, орудий, гравитации, поддержки обшивки были более или менее работоспособны.
Причалили они шумно и с лязгом. Причальные механизмы жалобно выли, пытаясь приспособиться к изменениям, которые были произведены в конструкции шаттла для удобства при наземных операциях. С полдюжины роботов с трудом герметизировали переходной шлюз.
Первым человеком, которого Хайден встретил выйдя из переходного туннеля был Боско Шадболт. Тот крепко обнял его и, похоже, был искренне рад его возвращению.
— Сколько лет, Хайд! Вот здорово! Тот-то ребята обрадуются когда узнают! А то ведь половина наших была уверена, что тебя нет в живых. Господи, где же это тебя так?
— Несчастный случай.
— Тут у нас ходят слухи, будто армия Хидеки пыталась отбить Каною только благодаря тебе. Это правда?
— Что-то вроде этого.
— Господи! Вот Аркали обрадуется, когда узнает!
Они подошли к платформе лифта. Хайден почувствовал пустоту внизу живота. Голос его упал.
— Боско, а как она? Я спрашивал о ней Барба, но он почему-то не хочет об этом распространяться.
Глаза Шадболта на мгновение будто затуманились, но уже через мгновение на лице его снова заиграла широкая улыбка.
— Нам, конечно, пришлось нелегко, но ты не беспокойся! С ней все в порядке и она единственная, кто никогда не сомневался, что ты вернешься. Счастливый ты человек, Хайден Стрейкер.
— Это хорошо. — Пустота в животе все расширялась. — А что так грызет Истмана? Никогда еще не видел, чтобы человек так менялся. Стреляет в меня сначала даже не окликнув, а потом — не извинившись — затем обвиняет в том, что мешаю его тайным операциям. И доходит до того, что обзывает меня шпионом, работающим на каньцев! Неужели это война так на него повлияла?
Шадболт поджал губы, как будто ему предстояло ответить на крайне деликатный вопрос.
— Я бы сказал, как раз наоборот.
— Что ты имеешь в виду?
— Не война. Любовь.
— Господи, но если это любовь… что ты имеешь в виду?
Шадболт опустил голову и задумчиво пожевал нижнюю губу.
— Ну, понимаешь… это дело очень личное.
— Лучше расскажи мне все, Боско. Пока мы не дошли до мостика. Если расскажешь, то и я расскажу тебе кое-что очень интересное.
Шадболт помялся.
— Да, наверное лучше тебе все знать… для твоего же собственного блага. Только обещай мне всегда помнить, что я лишь пытался тебе помочь. И что я по-прежнему считаю Барба Истмана своим другом.

24
Совершенно ошеломленный тем, что рассказал ему Шадболт, Хайден Стрейкер подойдя к часовому, объяснил, что должен срочно встретиться с комендантом. Его сразу пропустили в личные апартаменты Рохана.
Внутри была настоящая парилка. Когда диафрагма разошлась и в лицо ему ударила удушливая жара, он взглянул на потного часового.
— Так ты охраняешь коменданта или не даешь ему выходить из парилки?
— Каньцы пытались ворваться на станцию в районе верхних — с четырнадцатого по восемнадцатый — уровней сэр. И мы пока совершенно не уверены, что там не прячутся их остатки.
— В любом случае вряд ли их в первую очередь их заинтересует Рохан.
— Надеюсь, что вы правы, сэр.
Пока он ждал, теплый насыщенный влагой воздух туманил голову, мешая думать и он принялся размышлять о том, что он может сообщить коменданту и как это лучше преподнести.
Наконец Рохан принял его, наполнил два бокала «Бычьей Кровью», отпустил своих адъютантов и пригласил его садиться. У коменданта был взгляд мертвеца, десятидневная щетина на лице, а когда он улыбался, становились видны выдающиеся вперед зубы, делающие его иногда довольную, иногда тревожную улыбку довольно странной.
Рохан, похоже, попивает, подумал Хайден. И плевать ему на пси. Этот человек совершенно не похож ни на кого из моих знакомых. Что он пьет — это ясно, вот только непонятно, способен ли он при этом нормально думать.
— Ну, за вас, Хайден Стрейкер!
— За меня?
— Конечно, за вас!
— Жаль разочаровывать вас, но по-моему у меня нет никаких причин что-то праздновать.
— Да будет вам! К чему эта ложная скромность? Вы вполне заслужили благодарность МеТраКора. Поверьте. Потеря Каноя-Сити, конечно, позор для нас. Но вы сделали все, что могли.
— Что ж, в таком случае, благодарю вас, комендант. — Он сделал неопределенный жест рукой и выпил. — Но, к сожалению, Каноя-Сити и по сию пору в руках врага.
— Вы уже и говорить стали как настоящий ямбо. Видно слишком долго отсутствовали.
— Я был на Эдо.
— На Эдо? Ну, делаааа…
— Именно. И я…
— Небось вернулись с новостями, да? С важными новостями для МеТраКора?
Хайден мрачно кивнул.
— Смотрите, чтобы у вас вино не скисло, когда услышите.
— Только не это вино. Неееет. Это вино для причащения. И видно мое последнее причастие не за горами.
Хайден сообщил Рохану о смерти Сакумы Хиденаги. О том как Сакума Киохиде одержал верх в борьбе за власть и занял место сёгуна во дворце. Правда он не стал упоминать о тех настоятельных «советах», который сёгун сейчас возможно получал от своего более чем необычного менуки.
— У Сакумы Киохиде глаза и уши по всему Кюсю. Даже в большей степени, чем мы это себе представляли. В квадранте не случается ничего такого, о чем бы он сразу не узнавал.
— Хммм… — сказал Рохан, вставая и начиная прохаживаться взад и вперед. — Жаль что я не знал об этом шестьдесят дней назад. Тогда может быть стоило бы вынудить Ю Сюйеня начать действовать раньше. Да. А так… все плохо. Очень плохо!
— Мне очень жаль, что ситуация на Эдо не дала мне возможности…
— Нет! Вам не в чем себя упрекнуть. Вы все сделали правильно. И тем не менее, эти шестьдесят стандартных дней могли бы многое изменить.
— И что же вы намерены делать дальше?
Рохан, подняв бровь, взглянул на него.
— Вам нужно заняться своим лицом. Все еще болит?
Хайден дотронулся до ожогов на ухе и щеке.
— Это может и подождать.
— Подождать? Чего? Это ведь дело рук нашего лейтенанта Истмана, не так ли?
— Да.
— Да, Истман — горячая голова. Настоящий метракоровец. Отважный и исключительно преданный. Настоящий… Одним словом, примите мои извинения за него. А вам известно, как он попал в МеТраКор? Знаете, что в нем особенного?
Он заметил, что у Рохана дрожит рука.
— Что?
— Оказывается, он очень тесно связан с новой администрацией. Мне как-то раз довелось взглянуть на его контракт. Основным поручителем там числится Курт Райнер. Тот самый.
— Глава «Халида»? — Хайден немного подумал, но, хотя это и было довольно необычно, в принципе ничего особенного в этом не было. Ведь был же Дерион Райнер назначен в совет, управляющий Каноя-Сити. — Ну и что? Очень многие знатные семейства отправляют своих отпрысков туда, где потруднее. У них это называется «расширение кругозора» или «большое турне». Нам ведь с вами это отлично известно.
— Теперь это уже не имеет значения. Ничто уже не имеет значения. — Казалось Рохан наконец опомнился. Его тон из заговорщического мгновенно стал официальным. — По правилам МеТраКора в случае вашего ранения или гибели наследникам полагается страховка. К тому же еще потерян и шаттл. Он ведь тоже застрахован. Предстоит куча писанины.
— Какие еще наследники?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88