И у девушки не возникло ни малейших сомнений, что жених испытывает к ней точно такие же чувства.
Аркали бросила взгляд на котелок на рузвельтовской вешалке, и ей пришло в голову, что в середине того, давно минувшего века громоздких телевизионных ящиков и дребезжащих наземных автомобилей люди совершенно отличались от нынешних: предки были полностью раскрепощены в отношении секса и в то же время боялись смерти — вместо того, чтобы относиться к таим вещам наоборот. Как все-таки со временем меняются табу! И как справедливо, что прошлое — это совсем другая страна, где все происходит абсолютно непонятным для нас, живущих здесь и сейчас, образом. Да, и впрямь совершенно другая страна…
Аркали вздохнула. Мы с Хайденом должны были пожениться два дня назад, думала она, чувствуя, как глаза снова наполняются слезами. Взяв макроэкран в лакированной рамке, она отнесла его в отцовский кабинет. Да, сегодня я бы могла быть уже не девушкой, а замужней женщиной.
Но вместо этого началась война и оставила меня девственницей. Так что таинство зачатия у меня еще впереди, но я готова ждать — ради тебя, любимый мой Хайден. О, где же ты? Если б ты знал, что для тебя я даже надела подвенечное платье! Я предлагала себя тебе, но ты так и не появился. И придешь ли ты теперь, когда город окружен тысячами китайских солдат? Был ли когда-нибудь у кого-нибудь более нелепый день свадьбы?
Глотая слезы, она сдвинула щиток на макро и настроила его на максимальную дальность, чтобы взглядом проникнуть за пределы комнаты, за пределы купола и увидеть, что творится на орбите — там, где зависли шаттлы и большие, тяжело вооруженные корабли Санаду. Сейчас они почти обезлюдели, поскольку большая часть их человеческого груза была переправлена на планету.
Неподалеку от зенита плыл китайский флагман, похожий на медведицу, окруженную медвежатами. Туда-сюда сновали шаттлы, перевозя оружие и снаряжение на космодром, откуда, как она видела, наземным транспортом лучевые орудия переправляются к недавно возведенным укреплениям и огневым позициям, окружающим город. К тем же укреплениям и позициям двигались и колонны солдат в стеганых мундирах, в высоких заостренных касках, с ранцами. К закинутым за спины шестифутовым бластерам были примкнуты зловещего вида штыки.
Обычно запруженные народом улицы Каноя-Сити сейчас пустели. Те жители, кто не состоял на службе в МеТраКоре, давно собрали пожитки и вместе с семьями перебрались в свои лачуги за пределами города — в более безопасные окрестные леса. Всю прошлую ночь по дорогам, ведущим в глубь континента, двигались процессии беженцев — в основном японских крестьян и хини, не принадлежащий ни одной касте. Впрочем, попадались среди них и корейские ремесленники, и малайцы, и сангокуины — одним словом, все те, кто так или иначе имел отношение к торговле в Зоне. К утру город городе будто вымер. Здесь оставались только американцы и их слуги, да еще одетые в красные мундиры наемники с Мако-Калифорнии, нанятые МеТраКором в городскую полицию. В общей сложности, не больше трех сотен человек.
Аркали отложила макроэкран, и вездесущие ароматы Осуми — смесь тропических запахов, приторных специй и химии — вдруг показались ей слишком удушлыми, же густыми и влажными, как туман.
А в Вуднортоне, должно быть, ветви яблонь ломятся от сочных плодов, и…
Она прогнала эти мысли, понимая, что никогда не вернется в идиллический мир затянувшегося детства, и что об этом даже думать не стоит. Поэтому она решила сосредоточиться на более насущных проблемах:
— Папа, что же могло случиться с Хайденом?
— Понятия не имею, детка.
— Ведь китайцы появились на орбите в тот самый день, когда он должен был вернуться, а говорят, что именно тогда разразился очень сильный нексус-шторм. Его еще называют раси. Это скорее не шторм, а настоящий цунами!
На сей раз отец даже не одарил ее снисходительной улыбкой, которая появлялась на его лице всякий раз, когда она в разговоре касалась нексусов. Лицо его по-прежнему было сероватым и казалось холодным как мрамор.
— Шторм разразился после того, как они должны были пройти нексус.
— Но с ним все в порядке? А, папа? Если б я знала, что он цел и невредим, мне было бы гораздо легче. — Она прикрыла глаза. — Ну, пожалуйста, скажи мне, где он?
7
Нотки отчаяния в голосе Аркали наконец тронули Джоса Хавкена, и он постарался собраться с мыслями.
— Успокойся. Я тебе уже сто раз объяснял. Хайден находится на борту лучшего из кораблей Эллиса Стрейкера. Можно даже сказать, что «Шанс» — лучший корабль во всем Секторе. — Взгляды отца и дочери встретились, но только на мгновенье: Джос отвел глаза. — Будет тебе; думаю, сейчас Хайден преспокойно сидит на Сеуле, а туда он вернулся от Осуми, заметив здесь китайский флот. И, скорее всего, дожидается, когда упадет индекс, проклинает раси и мечтает о своей ненаглядной невестушке.
— Ты и вправду так думаешь? — Аркали отважно улыбнулась, всей душой желая поверить в слова отца.
— Конечно!
Наступила долгая пауза; потом она спросила:
— Папа, а если начнется бой, мы все погибнем?
Вопрос, казалось, изрядно его позабавил.
— Нет. Все мы не погибнем.
— Но ведь сражение наверняка будет. Столько орудий…
— Не думаю.
Помолчав, она продолжала:
— Так, значит, мы сдадимся?
— Вот именно. — Джос внимательно посмотрел на дочь. — Надеюсь, ты не боишься, а?
— Боюсь? Чего?
— Погибнуть.
— Я надеюсь на пси, — машинально ответила она. — Я ведь добралась сюда, разве не так?
— Умница. Но в этой Вселенной на пси надейся, а сам не плошай. Верно?
Спустя мгновение Аркали спросила:
— А интересно, китайские солдаты захватят Каноя-Сити, или нет?
— Скорее всего, да.
Аркали была потрясена, услышав в голосе отца нотки обреченности.
— Неужели ты в этом уверен?
— К сожалению, уверен.
Снова взглянув на дочь, он в который раз поразился невероятной глубине ее глаз. Аркали была так прекрасна, но в то же время так хрупка! Джос напомнил себе, что она уже давно не ребенок, что она взрослая разумная женщина, причем, гораздо более своенравная, чем ее мать… Но как же она может при этом оставаться невероятно, удивительно наивной? И как может он рассказать своей маленькой принцессе об увиденном им сегодня утром на орбите? Понимая, что поделать ничего нельзя, он хотел внушить ей хотя бы ложную надежду.
— Милая, когда Эллис Стрейкер доставит по назначению то, что он привез с Кагосимы для даймё, Хидеки Рюдзи тут же потребует, чтобы каньцы убрались восвояси.
— И китайцы сразу послушаются?
— Непременно. Просто обязаны будут.
— А что, если все-таки не послушаются?
— Тогда со всего Кюсю соберется огромная армия и вышвырнет их вон.
Заметив выражение облегчения на лице дочери, Джос обрадовался, но одновременно почувствовал отвращение к самому себе за ложь. Ты же решил! — резко одернул он себя. Что ты обещал? Что она должна знать правду. Пусть даже это разобьет и ее сердце, и твое, она все равно должна знать!.. Но как я скажу ей правду?
Едва появившись на Осуми, Аркали пленила и полностью покорила его сердце. Из твердого, как плекс, делового человека Джос превратился в неуверенного юнца, исполняющего любой ее каприз и тем самым полностью нарушающего весь привычный и размеренный уклад жизни в доме.
Хотя всем слугам пришлось побегать, исполняя сотни ее сводящих их с ума ежедневных поручений, отец мирился с прихотями Аркали. Как это ни глупо, но он позволил ей своевольничать. Даже тайком удалил из своего большого, находящегося за пределами купола дома местных девушек-наложниц, чтобы она не узнала об их существовании.
Дом Хавкена — огромный особняк с колоннами, с пятидесятью комнатами — стоял в двух милях от купола Каноя-Сити, в окружении аккуратно подстриженных лужаек, посреди пышного парка обособленно от резиденций других, менее богатых торговцев. Проект здания был заимствован из архитектурного альбома Люка ван ден Бурга; в нем, в этом здании, имелось все подобающее порядочному американскому дому. Все, за исключением голографических окон, которые невозможно было приобрести ни за какие деньги и которые наверняка вызвали бы, мягко говоря, недовольство соседей.
Примеряя красное свадебное платье, дочь заставила Джоса положить руку на сердце и, вопреки его желанию, поклясться, что Хайден вернется ко дню свадьбы. И Джос поклялся.
Сам не зная почему, в назначенный день он обещал ей все, о чем она только могла мечтать… Однако с утра небо начало хмуриться, и к полудню ураганный ветер свел на нет то, что должно было стать крупнейшим за всю историю Каноя-Сити торжеством. Сотня установленных и накрытых в парке столов была опрокинута ветром, а потом залита ливнем. Гостям пришлось искать убежища в особняке. Небо потемнело настолько, что слуги вынуждены были зажечь свет, а свист ветра и раскаты грома заглушали веселую музыку, игравшую до самой ночи.
В тот день, видя, что церемония бракосочетания может не состояться, а многочисленные гости выпили почти все редкое европейское вино и дорогую рисовую водку, Джос попытался дать сигнал к завершению торжества. Но Аркали не позволила ему и даже запретила отпускать слуг и священника — на тот случай, если Хайден все-таки объявится.
И Джосу Хавкену пришлось подчиниться ее требованиям, несмотря на некоторую «потерю лица» — этого странного, крепчайшего социального напитка с Востока, обозначающего гордость человека. «Лицо» для церемонии было тем же, что и ключевая вода для алкоголя — то есть идеальным сочетанием. И Джос пошел навстречу Аркали только потому, что она была способна покорить любое сердце… Впрочем, точно так же поступил бы и любой другой отец в день свадьбы дочери, детство которой прошло вдали от него. Гостей обслуживали всю ночь и весь следующий день. И даже узнав, что Хайден действительно не может прибыть на свадьбу, Джос все равно держал двести своих слуг в неизвестности; те продолжали обслуживать оставшихся гостей. Главное, чтобы никто потом не мог обвинить его в недостатке гостеприимства.
Ради дочери Джос предпринял определенные шаги, чтобы опровергнуть зарождающиеся слухи о том, будто Эллис Стрейкер улетел на Сеул, намереваясь ослабить влияние торгового дома Хавкена, и полностью пресек пьяные сплетни гостей, начавших было шептаться об обманутой и брошенной невесте. При всем при том он сознавал, что выставляет себя на посмешище, но не мог допустить, чтобы его дочь почувствовала себя униженной — чего бы то ни стоило его «лицу».
Однако к концу второго дня, когда пришла ужасная весть о высадке каньских войск, гости — и пьяные, и трезвые — тут же разъехались по домам. Узнав о новом несчастье, Аркали расплакалась, а Джос, наконец, снова обрел способность рассуждать здраво. Все имущество торговцев в основном находилось за пределами купола, и уберечь его было почти невозможно. Притом никто не знал, сколько остается времени, чтобы перевезти хотя бы самое ценное в город. Джос Хавкен потерял массу драгоценного времени, утешая дочь, пытаясь оградить ее от переживаний и уверяя, что все кончится благополучно. Он отлично понимал, что надежды нет, поскольку всегда был твердо уверен: если начнется война, он будет разорен. И война началась.
Тяжелее всего Джосу было оголять любимый дом. Даже тяжелее, чем нарушить свое данное дочери мужское слово. Тяжелее, чем пережить крушение планов слияния торговых домов Хавкена и Стрейкера. По мере того, как со стен снимали картину за картиной, а из комнат уносили антикварные кресла и шкафы для одежды, которые он сам помогал вытаскивать во двор, ему все отчетливее казалось, что он, Джос Хавкен, становится все меньше и меньше. Как будто постепенно уничтожалось все, чем он являлся и что успел создать.
В то время, как миллион беженцев покидали Анклав, его дом покинули замечательный старинный «кадиллак», древняя пластиковая мебель, туркменский фарфор, расписанный глазурью, и две бесценные картины двадцать первого века…
В разгар суматохи он велел Аркали отправляться в город, но дочь воспротивилась и продолжала бесцельно слоняться по пустеющему дому; тем временем Джос и его доверенный слуга Кей-сан вскрыли пол в одной из комнат, из специальной бронированной комнаты перенесли туда ауриум и спрятали в глубокой яме под домом. Так и не сняв подвенечное платье, упрямо отказываясь уйти со двора, Аркали стояла возле дорогого бристольского аэрокара и наблюдала, как слуги поспешно оголяют особняк. Ей не приходило в голову, что отец, возможно, стыдится столь поспешного бегства. А ему, и без того доведенному до крайности, вдруг показалось, будто дочь наслаждается его унижением, будто унижение это является компенсацией за ее собственное разочарование. Можно подумать, Джос виноват в том, что разразился чертов шторм!
Эти мысли явились каплей, переполнившей чашу, и когда Аркали попросила разрешения взять с собой свадебные украшения, он отказал. Грубо велел ей переодеться, а потом отправил в аэробусе — вроде тех, на которых обычно ездят в гости самураи, следом за двумя машинами, набитыми самыми ценными из собранных им вещей. Потрясенная неожиданной вспышкой отцовского гнева, Аркали безропотно подчинилась и уехала. А Джосу вдруг стало очень стыдно за себя.
Он тоже вернулся в город, но поздним вечером, через последний открытый портал, и сразу же отправился в здание, служившее офисом компании «Хавкен Инкорпорейтед». Джос дал себе слово немедленно признаться дочери в том, как ему жаль, что он лгал, поддерживая в ней ложную надежду. Однако, когда он пришел домой, измотанная дневными событиями Аркали уже спала. А утром, когда на орбите зависли каньские корабли, он понял, что не сможет смотреть в глаза дочери, если не расскажет все. Какой бы ужасной ни была правда, Аркали обязательно должна знать ее.
Внезапно по городу разнеслось эхо далекого грохота: каньская батарея произвела пристрелочный залп, проверяя купол на прочность. Когда фиолетовый луч ударил в глаз орла на куполе, Аркали в панике вскочила. Казалось, после выстрела птица еще крепче стиснула пучок изломанных молний, что держала в когтистой лапе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88