На запросы он не отвечал, поэтому стало совершенно ясно, что корабль либо японский либо каньский. Они проследили траекторию движения шаттла, подозревая, что он прибыл с секретной дипломатической миссией, которую запросто можно было сорвать. Но вместо того, чтобы направиться к Каноя-Сити или Мияконодзё, он приземлился где-то в ущелье среди южных джунглей и притаился там, будто выжидая появления какого-то окна.
В воздухе слышалось мягкое жужжание насекомых.
«Молберг» Истмана продолжал неотступно следовать за одиноким человеком, который обошел шаттл и начал расстегивать низ комбинезона. Сейчас он был не более чем в шестидесяти ярдах от них. На таком расстоянии мощности «молберга» вполне хватило бы чтобы выжечь ему сердце — проблема было только в том, как не промахнуться. Но точно прицелиться мешали окружающие шаттл заросли и только поэтому Истман до сих пор не выстрелил.
Ну давай же, напряженно думал он. Пристраивайся вон к тому большому старому дереву.
Еще каких-нибудь десять ярдов и стрелять можно будет наверняка. Его палец все сильнее давил на спуск.
Совсем как тогда, когда я пристрелил человека в первый раз, подумал он. Первый раз и был самым лучшим.
Атака на Бейкер была подавлена просто блестяще. Каньцев разгромили благодаря сочетанию превосходной тактики полковника Лоутона и беззаветной храбрости Истмана, люди которого набросились на отступающих в беспорядке каньцев из тьмы ледяных коридоров форта. Он руководил действиями своей группы в смертоносной темноте улья, на который были больше всего похожи верхние отсеки Бейкера, где оказалось в ловушке около трети прорвавшихся внутрь станции каньцев. Его люди отрезали их от входных отверстий и открыли массированный огонь по плотной толпе китайцев отчаянно стремящихся выбраться из станции наружу.
Как приятно было нанести такой урон каньцам, подумал Истман. Вообще то сражение имело исключительно большое значение. Каньцы разгромили самурайскую армию, а мы не дали им захватить Бейкер. Наверняка самураи обратили на это внимание.
У высокого пилота было довольно странное снаряжение, да и одет он был как-то необычно. Это в конце концов заставило Истмана снять палец со спуска.
Если бить то наверняка, подумал он. Это лучше чем ранить его, а потом тащить на Бейкер, где у него будет шанс поправиться и при случае как-нибудь навредить нам. Рохан с его недальновидностью наверняка попытается обменять его на одного из попавших в плен наших, а я нюхом чую, что этот человек — важная птица. Снаряжение у него не каньское, но и не местное японское. Господи, да это вообще какая-то совершенно невообразимая смесь. И что за шлем такой? Вообще непонятно, кто он? И почему затаился здесь? Такое впечатление, будто он только и ждет окошка, чтобы рвануть на Бейкер — момента, когда над горизонтом не будет каньских кораблей. Может захватить его и как следует допросить? Нет уж, лучше я его прикончу. Не стоит рисковать и вселять в ребят неуверенность, когда кругом и так все более чем зыбко.
Его палец снова лег на спуск и он почувствовал тепло нагревшегося на солнце металла. Тем временем его товарищи во все глаза разглядывали пилота, следя за каждым его движением.
Шаттл с виду напоминал обычный, разве что на нем полностью отсутствовали какие-либо опознавательные знаки, да почти в самой середине имелся довольно большой обтекатель. Судя по конструкции дюз оборудован он был совершенно обычными химическими двигателями. Пилот явно собирался отойти облегчиться. Да, он наверняка мужчина, но в общем-то это не имеет никакого значения. Интересно, кто же это все-таки — канец или самурай? А может это вообще корейский пират? Недаром ведь Эллис Стрейкер всегда твердит, что мол дай любому корейцу полчаса и только его и видели, а не пройдет и часа, как он уже сговорится с местными насчет того, как кого-нибудь опустить. Корейцы всегда любили вмешиваться в дела Ямато. И всегда старались испортить наши отношения с самураями. Короче этих сукиных детей хлебом не корми, дай сунуть нос не в свое дело. Такие уж они уродились. И именно поэтому мы обязательно должны были пинками выгнать их из Зоны.
Он почувствовал как глаза ему застилает темная пелена: имя этой пелены было адмирал Маскулл.
Какой позор вся эта операция на Сацуме! Теперь самураи американцев вообще за людей не считают и случилось это именно тогда, когда мы только-только начали восстанавливать отношения с Мияконодзё. Надо же так обгадиться! Стоило только адмиралу послушаться Зева, и он взял бы Сацуму за какой-нибудь месяц! А послушайся он Эллиса Стрейкера, флот выскочил бы из системы до того как изменился индекс и не потерял бы «Эдварда Пребла» в Два-Девять. Теперь же наши шансы разгромить каньцев равны нулю. Зато их шансы значительно повысились.
Я достаточно много знаю о «Sectorpolitik» и отлично понимаю: то что мы здесь делаем должно круто изменить ход истории. Факт тот, что вся кампания по сути является борьбой Американо за выживание в квадранте Кюсю. И вполне возможно, что мощь Ямато в этом уравнении больше можно не учитывать. Во всяком случае к такому выводу наконец пришел МеТраКор. Но по большому счету мне совершенно ясно, что судьба будущего решится именно на Осуми и возможно со временем под американо-японским или каньско-японским управлением окажется весь квадрант. Но вот под чьим именно?
Такое положение не продлится слишком долго. Какая бы эскадра ни появилась в Ямато следующей — американская или каньская — она все равно окажется крупнее предыдущей и будет направлена сюда с тем, чтобы нанести решительный удар и окончательно сокрушить врага. До сих пор наши силы были приблизительно равны, а куш за который мы боремся так чертовски жирен, что ни одна из сторон не откажется от борьбы ни за какие коврижки.
Тут мысли его снова совершили неожиданный скачок и перед его внутренним взором возник образ Аркали. Пока же для меня это чистилище, которое все продолжается и продолжается. Если только… немедленно не вмешается сёгун — тем или иным образом.
До него донеслось журчание.
Значит этот канец дожидается окна, да? подумал он, пожевывая нижнюю губу. Готов биться об заклад, что Ю Сюйень сейчас строит такое количество планов, что наверное раздулся от них как сытно пообедавший питон, забравшийся отдыхать на дерево. Если не произойдет какое-нибудь чудо, то рано или поздно Бейкер все равно будет захвачен. От этой мысли у меня прямо кровь закипает в жилах. Могу себе представить как сейчас там на Эдо жуют сопли японцы — Сакума Хиденага выжидает чем все это кончится.
Внезапно из кабины шаттла донесся какой-то сигнал. Стало видно как в темном проеме люка мигает красная лампочка. Пилота сигнал захватил врасплох в самый неподходящий момент. Он вздрогнул и начал поспешно застегиваться. Затем повернулся и бросился к шаттлу, на ходу вытаскивая бластер. В этот момент грохнул выстрел. Когда раскаленная дуга коснулась шлема пилота и отшвырнула на крыло шаттла, бластер вылетел из руки. В отверстие люка ударило сразу несколько лучей и шаттл загорелся. А через какую-то долю секунды получивший пятидесятикиловольтный удар пилот медленно сполз на землю.
С деревьев посыпались обрезанные лучами ветки, потом снова все стихло. Эхо выстрелов медленно замерло вдали. Замолчал и сигнал, стихло гудение насекомых и воцарилась мертвая тишина.
— Черт!
Пилот сел и оглядел склоны. У него отчаянно колотилось сердце. Он увидел собственное отражение в блестящем боку шаттла: хромированный шар шлема с одной стороны — там куда угодил разряд — был дочерна опален. К тому времени как он с трудом поднялся на ноги из открытого люка шаттла уже выбивалась тонкая струйка синего дыма, а откуда-то из-под днища капало горючее, вместе с которым из машины медленно вытекала жизнь.
Кто бы ни стрелял в него, возможности к отступлению он ему не оставил. Пилот снова оглядел окрестности, нервы его были напряжены до предела, он едва не впал в панику. Сквозь полуоплавленное забрало шлема окружающие долину скалы в инфракрасных лучах казались светящимися, листва переливалась всеми оттенками синего и пурпурного. Долина превратилась в какой-то запутанный лабиринт, в котором ничего невозможно было разобрать. Те, кто на него напал могли находиться где угодно и быть их могло сколько угодно. Потянуться за бластером, который лежал неподалеку на краю крыла значило обречь себя на мгновенную смерть. Он поднял руки к голове, поднял забрало, а затем приложил ладони ко рту и крикнул в окружающую тишину:
— Аната но о-намаэ ва? — Как ваше достопочтенное имя?
Наконец до него донесся ответный крик.
— Не двигаться!
Снова начали жужжать насекомые. Он услышал приближающиеся к нему откуда-то сзади шаги и машинально хотел было обернуться, но тут же снова раздался тот же приказ и он замер. От прикосновения дула бластера к обожженной коже на шее он непроизвольно вздрогнул.
Чьи-то сильные руки быстро сняли с него портупею и шлем, а потом развернули и он оказался лицом к лицу с мрачного вида человеком в защитном комбинезоне.
— Ты!
У Барба Истмана от удивления отвалилась челюсть.
— Будь я проклят! Хайден Стрейкер.
— Барб? Боже милостивый, никогда я еще никому не был так рад! — На лице Хайдена отразилось удивление и облегчение. Он потер обожженное ухо.
— Какого черта ты здесь делаешь?
— То же самое я хотел бы спросить и у тебя! Ты сжег мой шаттл. Господи, да ведь ты и меня едва не прикончил!
— Принял тебя за каньца.
Радость от неожиданной встречи понемногу улеглась и он обратил внимание на неожиданную жесткость в голосе Истмана. Отвернувшись, Хайден пробормотал:
— Ну и ну!
— Никто же не ожидал встретить здесь тебя, Стрейкер! Какого черта ты здесь делаешь, почему прячешься в этой долине?
— У меня важные новости для коменданта Рохана. Как же еще я мог добраться до Бейкера? Собирался дождаться окна, а затем добраться до станции и уповать лишь на то, что там поверят, что я действительно тот, за кого себя выдаю. — Его рука поднялась было к ожогу на щеке, но замерла, так и не коснувшись кожи. — Черт, как больно!
— Твое счастье, что мы вообще не превратили тебя в пар. Мы тут всегда настораживаемся, когда кто-нибудь начинает заходить на посадку. Кто бы то ни было.
— Неужели это достаточная причина, чтобы открывать огонь без всякого предупреждения?
— При том положении в котором сейчас Бейкер — да. В такое время рисковать не стоит. Слушай, Стрейкер, ты лучше расскажи, в какую игру ты играешь.
— Я ведь уже сказал… да и вообще, что за игру ты имеешь в виду?
Но Истман стоял на своем.
— То есть ты хочешь сказать, что вовсе не собирался в Каноя-Сити?
— В Каною? Но ведь она вроде по-прежнему занята каньцами, разве нет?
— Точно.
— Тогда в чем же дело? За кого ты меня принимаешь?
— С тех пор как ты исчез, американцам на Осуми пришлось несладко. Я слышал, ты был в Мияконодзё. Лизал задницы самураям, что ли? Вел двойную игру? Продавал нас с потрохами, да? А у тебя есть хоть какие-нибудь доказательства, что ты не проклятый предатель?
Хайден пораженный подозрительностью Истмана недоверчиво уставился на него.
— Господи, Барб, да что на тебя нашло? — Он вытер пот со лба, затем попробовал пошевелить челюстью. — С ума сошел, или как?
— Я такой же нормальный, как и ты. Просто хочу, чтобы ты знал — я могу пристрелить тебя в любой момент. Прямо сейчас. И никто слова не скажет. А жив ты только потому, что мне тебя жалко. И я держу себя в руках. Сдерживаюсь. Понимаешь?
— Нет, ты похоже и впрямь спятил.
Он пошел прочь, а Истман крикнул ему вслед:
— Ты пойми одну вещь: нам ведь теперь больше никого не подбить. Никакого каньца теперь, когда посреди джунглей как маяк пылает машина, сюда не заманишь. Теперь любой, даже самый задрипанный каньский патруль знает, что мы на поверхности планеты. И если мы проторчим здесь хоть немного дольше, то вряд ли сумеем живыми попасть обратно на Бейкер.
Хайден почувствовал в голосе Истмана укоризненные нотки.
— В таком случае, вам наверное не стоило поджигать мой шаттл.
— Тебе еще повезло, что я не сжег тебя самого… приятель. Хотя и собирался.
Он взглянул на Истмана и заметил, что пламя рвущееся из шаттла отражается у того в глазах.
— Да, здорово вы меня встретили.
— Если ты рассчитываешь на теплый прием с моей стороны, Стрейкер, то боюсь тебе придется ждать чертовски долго.
Один из бойцов, у которого были наушники вмешался в их разговор.
— Сэр, я кажется поймал вектор. Мы привлекаем внимание!
— Нужно смываться отсюда. И быстро!
Они двинулись прочь и через несколько минут добрались до своего шаттла. После старта с ускорением в пять «же» Хайден Стрейкер принялся обдумывать странное отношение к себе Истмана и происхождение явно не так давно появившихся орлов в его петлицах. Это было удивительно и необъяснимо. Перемена же в его отношении к Хайдену была просто разительной.
Он относится ко мне как к врагу, подумал Хайден. Куда же делся тот черный юмор, которым он всегда отличался? Даже пребывая в самом мрачном расположении духа, он всегда был способен на шутку. Таким как сейчас я его еще никогда не видел. Чего стоят одни эти мертвые глаза и то как по-волчьи он обращается со своими товарищами. Может это жалкое метракоровское звание так изменило его?
— Так ты выходит теперь полный лейтенант, да? — спросил он после того, как отключился главный двигатель и появилась возможность перевести дух.
— Как видишь.
— Слушай, Барб, а как там мой отец? Успел «Шанс» проскочить в Два-Девять?
— Отец? — фыркнул Истман. — Нету у тебя никакого отца.
Хайден почувствовал как у него внутри все сжалось.
— Что случилось?
— Да нет, все в порядке, он жив. Плохого же ты мнения о его проклятом таланте. Он не только пробрался в Каноя-Сити во время оккупации, он еще и вырваться оттуда сумел. Все-таки он мужик что надо. Да и боец крутой. Круче чем ты можешь себе представить. Но ведь ты все равно считаешь и его жизненные цели и всю его философию чепухой. Так может и справедливо, что он думает о тебе то же самое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88