Мальчик работает в конюшне с четырьмя парнями, в чьих головах не больше мозгов, чем в задах лошадей, за которыми они ухаживают. О каких манерах можно здесь говорить, неприятное, наверное, зрелище.
– Нет, нельзя сказать, что он неприятный, он… другой.
– Пусть так. И тем не менее я хочу, чтобы вы исполнили мою просьбу.
– Я… я не могу. – Рия снова встала.
– Но почему? Он же приходит к вам в свои выходные. И вы встречаетесь с ним в сарае.
– Как вы узнали? – изумленно ахнула Рия. – Это все Бидди… она не смела. Я ей…
– Вы ничего ей не сделаете, если не хотите разволновать меня. У Бидди, к вашему сведению, есть не только мозги, но и сердце. Жаль, что мне не суждено увидеть, какой она станет. Эта девочка способна понять то, что вам недоступно, Рия. По годам она еще совсем ребенок, но ее ум поднимает ее над вами и вашим классом.
Рия слушала хозяина, и губы ее дрожали. Этот человек еще мог больно ужалить. Он смотрел на нее и ее класс свысока, и она не могла не возмутиться:
– Вы говорите о нас, как о сброде.
– Я не хотел вас обидеть. Но вы были лишены возможности получить образование, и ваш ум не мог достаточно развиваться, вы не научились рассуждать и делать выводы. Лишь обладающие этим умением способны до конца прочувствовать чужую боль, оценить тяготы жизни, выпавшие на долю других, понять и принять те причуды, что порой позволяет себе природа. Те же, чей ум не в состоянии все это постичь, торопятся осуждать и порицать из-за своего невежества. Если ваша дочь когда-нибудь кого-либо станет осуждать, то сделает это не из предубеждения и не в силу невежества. Кажется, я слышу звонок у входной двери. – Он поднял руку, призывая ее прислушаться. – Ко мне пришли.
Рия с облегчением встала и заторопилась в прихожую. Она открыла дверь, и в дом вошли трое мужчин: служащего конторы она знала, двух других она видела впервые. Один из прибывших джентльменов отличался от своих спутников одеждой и манерами. По всему было видно, что он выше их рангом.
– Мое имя Батлер, адвокатская контора «Батлер и Морган», – представился он повелительным тоном, подавая Рии пальто и шляпу. – Уведомите хозяина о моем приезде.
Два других джентльмена разделись сами. Рия молча пропустила их в гостиную и плотно закрыла дверь.
Раньше, когда приезжал служащий из конторы, Рия всегда докладывала: «Сэр, к вам мистер Тейт». Но этот надутый мистер Батлер задел ее за живое. Вернувшись в кухню, она стала размышлять, что мог означать его приезд. У хозяина не было ни денег, ни чего-нибудь другого, что он мог бы оставить им: на дом со всей мебелью заявят права родственники. Она вдруг отчетливо представила себе картину: пожилая старая дева врывается в дом и начинает ко всему придираться. Расставляя на подносе легкую закуску, Рия рассуждала про себя, что на следующей неделе обязательно отправится в город присмотреть работу. Идти и расспрашивать священника она не собиралась, потому что после ее разрыва с Толом, детей некому было отвозить по воскресениям в церковь. Зимой они возвращались оттуда промерзшие и промокшие до костей. И Рия решила прекратить их посещения церкви. Как ни странно, хозяин ее поддержал, и это стало причиной их временной размолвки с пастором, когда Персиваль Миллер отказался использовать свое влияние заставить Рию посылать детей в церковь и воскресную школу в любую погоду.
Адвокат и его помощники пробыли у мистера Миллера не более получаса. Стоя у дверей, мистер Батлер взглянул на нее, прищурившись, и произнес, качая головой: «Боже! Боже!» Рия не знала, как это понимать.
– Как только это случится, немедленно посылайте до доктором, он сразу даст мне знать, – сказал мужчина уже на пороге. И тут до нее стал доходить смысл его слов.
Троица села в невзрачного вида экипаж и уехала. Рия проводила их взглядом, пока экипаж не скрылся за поворотом аллеи, и вернулась в дом. «Неужели дела хозяина так плохи?» – думала она глядя на дверь гостиной, твердо решив расспросить доктора во время его очередного визита.
Доктор Притчард приехал на следующий день. Провожая его до двери, Рия задала ему волновавший ее вопрос:
– Скажите, он может умереть?
– Это может случиться в любую минуту, – прямо ответил доктор. – Последние два года этого можно было ожидать каждый день. Однако не исключено, что ваш хозяин протянет еще пару лет, если вы будете так же хорошо заботиться о нем. Старайтесь не волновать его, и кто знает, быть может, он еще и вас переживет. – Доктор показал в улыбке свои малопривлекательные зубы.
У Рии никогда не вызывал симпатии доктор. Ее раздражали его гнилые зубы, вечно обсыпанные табаком шейный платок и пальто. К тому же временами от него сильно попахивало спиртным. Люди говорили, что он не признавал плату свининой или домашней птицей: у кого не было в запасе шести пенсов, мог на его помощь не рассчитывать.
* * *
Тот воскресный день, две недели спустя, выдался ясным, но прохладным. Слабо светило скупое октябрьское солнце. Ветра не было, вокруг царила тишина. Бидди отметила про себя, что это было настоящее воскресенье. Думая о воскресных днях, она часто улыбалась. Ей казалось странным и забавным, что в эти дни не надо было работать, читать же полагалось только Библию, но она не следовала этому правилу; в воскресенье надлежало посещать церковь, однако она туда не ходила; грешно было выпивать в этот день, но в то же время не считалось грехом, что парочки ворковали в свое удовольствие, что целоваться и обниматься в воскресенье было гораздо большим грехом, чем напиться, а уж тем более читать что-либо другое помимо Библии.
Хозяин от души смеялся, когда она поделилась с ним своим мнением. Бидди доставило удовольствие развеселить его. Она хотела бы сделать что-нибудь, чтобы по-настоящему порадовать его. После того страшного случая он никогда не радовался от души – и все из-за Дэйви. Насколько Бидди поняла, хозяин хотел вести себя с Дэйви, как отец, а Дэйви это почему-то не понравилось. Бидди попыталась расспросить мать, но та резко оборвала ее, чем очень удивила девочку. Она бы еще поняла, если бы мать так рассердилась на нее за то, что она сквернословит.
Бидди никогда особенно не любила старшего брата, а с годами он стал ей нравиться все меньше. Но в это утро хозяин признался ей, что у него есть только одно желание: последний раз увидеть Дэйви. И он попросил ее помочь ему в этом. Бидди колебалась, как ей следовало поступить. В желании хозяина она не видела ничего предосудительного, хотя и не могла понять, с чего это вдруг ему так захотелось взглянуть на Дэйви.
Бидди также не могла объяснить отношение матери к хозяину, как ей казалось, человеку очень доброму. Он прекрасно относился к ним всем. С таким желанием учил их, особенно ее. Бидди не могла себе представить, какой бы была ее жизнь, не трать хозяин столько времени на занятия с ней… В ее душе царила бы пустота, и она не знала бы, чем занять свой ум. Сейчас она чувствовала себя образованной и считала, что знает много из того, о чем другие даже представления не имеют. Она не собиралась хвастаться, но была уверена, что ни в деревне, ни даже в городе не найдется девочки ее возраста, которая бы без труда могла рассуждать о таких вещах, о которых свободно говорила она. И за это Бидди была благодарна хозяину. Конечно, она сделает то, о чем он просит. Когда мать уйдет из дома, чтобы встретиться с Дэйви, она проведет хозяина через кухню, а потом по коридору к дальнему окну, в которое видны конюшни и маленький сарай.
Она рассказала ему о своем плане.
– Спасибо, Бидди, – поблагодарил хозяин. – В какое время он приходит?
– Около половины третьего.
– Ты хорошая девочка, Бидди. Жаль, что я не увижу тебя, когда ты вырастешь и расцветешь, – грустно улыбнулся он.
– О, сэр, вы еще долго не уйдете, если будете себя беречь и не станете волноваться.
– Разве я не говорил тебе, что следует всегда говорить только правду?
Она опустила голову, веки ее задрожали.
– А еще вы говорили, что дипломатия строится на невинной лжи и зачастую подобная ложь – это проявление доброты.
– Да, и это верно. Знаешь что, Бидди?
– Да, сэр?
– Думаю, ты единственная, кто пожалеет о моей смерти.
– Нет, сэр, что вы, – не задумываясь запротестовала она. – Мы все будем жалеть: и моя мама, и остальные тоже.
– Твоя мама… – Он с сомнением покачал головой. – Не очень-то я в этом уверен.
– Ну что вы, сэр, она непременно будет жалеть. Мама все время говорит нам, что вас нельзя беспокоить, она велит нам вас слушаться, и еще не устает повторять, как нам повезло, что вы нас учите.
– Правда?
– Да, сэр, истинная правда.
– Если так, я рад это слышать, в самом деле, рад. – Он умолк и долго смотрел на нее, перед тем как спросить: – Мама рассказывала тебе что-нибудь обо мне и Дэйви?
– Нет, нет, почти ничего, – ее веки снова затрепетали.
– Ты когда-нибудь боялась меня, Бидди?
– Боялась вас? Что вы, сэр, никогда! – звонко крикнула она, глядя на него широко раскрытыми от удивления глазами. – Я не могу себе представить, что кто-то может вас бояться… ну, когда лучше с вами познакомится. Я никогда вас не боялась, – ласково улыбаясь, продолжала Бидди, – даже когда вы кричали на меня и ругали за то, что я неправильно выговариваю звуки и путаю слова. – Радуясь, что имеет возможность рассмешить хозяина, она напомнила ему один из забавных эпизодов, над которыми они вместе от души расхохотались.
– Ты делаешь заметные успехи, – отсмеявшись, похвалил он.
Они помолчали глядя друг другу в глаза. Неожиданно Бидди, подчиняясь внутреннему порыву, наклонилась к хозяину и, обняв за плечи, поцеловала в щеку, а затем стремглав выбежала из комнаты.
Потрясенный, он несколько мгновений лежал неподвижно, затем медленно повернул голову и прижался щекой к подушке. В первый раз с тех пор, как он стоял над могилой матери, Персиваль Миллер позволил себе заплакать.
* * *
С огромным трудом удалось Бидди провести хозяина через кухню. Но наконец они вышли в коридор. Ноги отказывались его слушаться: не только больная, но и здоровая. Обхватив его за талию, она прошептала:
– Обопритесь на меня, осталось пройти совсем немного, а там я поставила вам стул.
Коридор в одном месте расширялся, образуя небольшой холл, а потом тянулся до конца дома. Он был так узок, что двое идущих рядом с трудом могли протиснуться. В холл выходила маленькая гостиная, и Бидди предложила:
– Там есть диван. Может быть, вы пока приляжете, а я скажу вам, когда…
– Нет, нет, я дойду до стула, – хозяин кивнул в конец коридора, где у окна стоял стул, приготовленный заботливой Бидди. Добравшись наконец до цели, он сел, закрыв глаза, пытаясь скрыть, сколько усилий ему стоил этот переход.
Бидди смотрела на него, а тревога ее росла: лицо хозяина посерело, подчеркивая белизну свисающих на уши волос. Положив руку ему на голову, где волосы спускались на воротник халата, девочка отметила, что его давно пора подстричь. «Непременно займусь этим, когда мы вернемся в его комнату», – решила она. Бидди удивилась про себя, что мать не сделала этого раньше. При мысли о матери по телу ее прошла дрожь, но вызвал ее не страх, а какое-то смутное предчувствие. А если мать узнает? Но она постаралась успокоить себя тем, что успеет привести хозяина обратно в гостиную раньше, чем мать вернется, проводив Дэйви.
– Они не придут? – тихо спросил он.
– Придут, дверь открыта, а мама обычно закрывает ее.
– А почему дверь открыта?
– Они немного поговорят, и мама приходит за чаем.
– Сколько времени он обычно остается?
– Совсем недолго. Когда погода хорошая, они гуляют по полям. Когда брат хочет съездить в город, он забегает лишь на несколько минут. Однако если день прохладный, как сегодня, то остается подольше, и они сидят в сарае. А вот, кстати, и они. – Бидди положила руку ему на плечо.
– Где? – мужчина слегка подался вперед.
– Вы их сейчас увидите, они идут по дорожке между кустов. Думаю, вам лучше держаться подальше от окна: вдруг мама оглянется…
Но хозяин, казалось, не слышал ее слов. Прислонившись к стеклу, он напряженно ждал. Наконец они появились: высокая женщина и юноша рядом с ней. При виде его острая боль пронзила сердце Персиваля Миллера, но не болезнь, от которой он страдал причинила ее, не была ее причиной и любовь, что он испытывал когда-то и которая продолжала жить в его сердце, – любовь к мальчику Дэвиду. Но теперь он видел совсем не того мальчика, которого помнил. Ему верилось с трудом, что этот коренастый крепыш был когда-то худым и стройным. Возможно, в какой-то мере его фигуру утяжелила вельветовая куртка. Но кепка не могла изменить форму головы, и она показалась Персивалю значительно больше, чем раньше.
Пока Дэвид с матерью не дошли до середины двора, ему был виден лишь профиль мальчика. Теперь же он мог отчетливо увидеть все лицо.
– Нет, нет, нет, – завороженно зашептал Персиваль Миллер, провожая глазами Дэвида, некогда очаровательного мальчика, так быстро огрубевшего. Он настолько увлекся, что не заметил, как Рия, словно что-то почувствовав, обернулась и бросила взгляд на окно. Но зорко следящая Бидди, почти силой усадила хозяина на стул. Впрочем, ее не очень тревожило, что мать раскрыла их секрет. Хозяин был совсем плох, и мать едва ли стала бы на него ворчать. И все же Бидди никак не могла понять, что могло привлечь такого человека, как хозяин, в ее братце.
– Пойдемте, – тихо проговорила она, – пора. Мужчина не тронулся с места. Она заглянула ему в глаза, но они были закрыты.
– Пойдемте, хозяин. – Девочка легонько потрясла его за плечо. – Вам надо быть в постели до того, как вернется мама. – Бидди подхватила его под руки и помогла подняться. Они медленно тронулись в обратный путь. В кухне им пришлось сделать остановку. Ему нужно было передохнуть, чтобы хватило сил добраться до гостиной.
– Вам хуже? – участливо спросила она, уложив хозяина в постель, заботливо убрав волосы с его лба.
– Нет, – признался он, посмотрев на нее, добавил: – Невозможно чувствовать себя хуже.
Взгляд хозяина пронзил Бидди насквозь. Сначала это походило на укол в сердце, потом боль растеклась по всему телу, казалось, внутри что-то оборвалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48