Бидди совсем забыла, о чем он говорил. Но это совсем другое дело. С нее довольно. Она обязательно пойдет к матери и спросит: «Так, значит, если ты выйдешь замуж или умрешь, дом мой. Но почему же ты ничего мне не сказала?» Но нет, она не может этого сделать… она будет молчать и продолжит игру, которую ведет мать, но по другим причинам.
– Не знаю, – ответила она на вопрос мисс Хобсон. – При мне он никогда рта не раскрывает. – Бидди поймала себя на том, что снова использовала простое разговорное выражение, которых в последнее время в ее речи становилось все больше. Ей надо больше следить за собой. Она должна была ответить: «Я не знаю, он мне ничего не сообщил». Но какая разница, к чему все это ученье? Она просто сумасшедшая. Ведь не что иное, как безумство – копить несбыточные мечты…
* * *
Остались позади рождественские праздники, но Бидди об этом ничуть не жалела, потому что, как ей казалось, она была единственной, кому они не принесли радости. На ежегодную вечеринку слуг девушка не ходила. Стоило ей заикнуться об этом мисс Хобсон, как та сразу отговорила ее.
– Тебе не стоит там появляться, Бидди, и меня там не будет. Не мне объяснять, что слуги настроены против тебя. Но это совсем не из-за твоих причуд. На всякого, кто взлетел с самого низа на такую высоту, смотрели бы косо.
– Это не имеет значения, – ответила Бидди, – мне все равно не хотелось туда идти.
Бидди удалось перекинуться несколькими словами с Джин. В прачечной все оставалось по-прежнему, но Джин не унывала, потому что Дэйви не потерял к ней интереса.
Бидди также не стояла в одном ряду со слугами, когда они получали свои подарки. Как объяснила ей Джесси, у нее была своя хозяйка, и подарок она получит от нее.
Мадам в самом деле вручила ей подарок, который настолько удивил и порадовал Бидди, что она не сдержала своего восторга и выразила его вслух. По всей видимости, это доставило удовольствие старой даме, так как она впервые не накричала на Бидди за разговор без разрешения. В подарок она получила небольшого размера шелковый платок с желтым рисунком, отделанный по краю кружевом ручной работы. Конечно, платок был неновым, но разве в этом дело? А еще Бидди получила шесть абсолютно новых батистовых носовых платков.
Когда Бидди перед Рождеством была дома в свой выходной, мать подозрительно спросила:
– Что с тобой? Ты о чем-то все время думаешь. Опять какие-нибудь неприятности?
– Не больше, чем всегда, – ответила она.
– А что такое? – забеспокоилась Рия.
– Ничего особенного, – сказала Бидди. – Но мне всегда везет, вечно попадаю в историю. Сегодня перед уходом я разговаривала во дворе с Дэйви. Как на грех, мимо проходил дворецкий, мистер Фоггетт, он сказал, что расскажет об этом наверху. А когда я ответила, что разговариваю с братом, дворецкий стал меня ругать, что я посмела ему противоречить. Много он о себе понимает!
В действительности встреча с дворецким мало тревожила Бидди: это был не первый случай, когда старшая прислуга старалась задеть ее. Но Бидди решила, что мать устроит такое объяснение, поскольку у нее не получалось притворяться, будто ничего не произошло.
Перед тем как отправиться в обратный путь в «Холмы», Бидди прошлась по комнатам, глядя на все вокруг другими глазами. В гостиной ее взгляд остановился на двух небольших письменных столах из красноватой древесины. Ей вспомнилось, что хозяин называл их bonheur – du – jours – «счастливые дни». Теперь она по-настоящему оценила их красоту. В комнате стояло несколько маленьких столиков и комод, инкрустированные разными породами дерева. «Все это станет моим, если я проживу достаточно долго», – думала Бидди. Она не стала говорить себе: «После смерти матери». Ей не хотелось, чтобы мать умирала и чтобы была несчастлива. А еще Бидди желала, чтобы к ней вернулось прежнее чувство к матери, которое она испытывала до того, как узнала ее тайну.
Но в этот момент Бидди не находила в своем сердце любви. Она размышляла, знал ли Дэйви о том, как обстояли дела. Если нет, значит, считал, что дом со временем станет его. Скорее всего, брат именно так и думал и не случайно стал охотно приходить сюда. И Бидди решила для себя, что это никак не говорило в его пользу. После всего шума, который он поднял, и того, что сделал с хозяином.
Девушка часто раздумывала о происшедшем. Ей никак не удавалось понять, что могло заставить мужчину полюбить существо мужского пола, хотя Дэвид и был красавцем. Все это выглядело очень странно, и даже противоестественно, она не могла этого не признать. Но винила она не хозяина, а Дэвида, потому что он взбесился, не получив обещанного ему пони.
В жизни так много странного и непонятного. Бидди казалось, что она знает очень много, но чем больше девушка читала, тем яснее сознавала свое невежество. Об этом же давным-давно писал один греческий философ. Его высказывание встретилось Бидди в одной из книг. Многое из прочитанного оставалось малопонятным, и она продолжала жалеть, что рядом с ней нет никого, кто помог бы ей во всем разобраться.
Глава 9
Зима была позади, но и к Пасхе теплее не стало. На праздник съехалось все семейство. В доме часто собирались гости. Внизу не прекращалась суета. Мисс Мей исполнился двадцать один год, и в честь этого события был устроен грандиозный бал. Ему предшествовал разговор на повышенных тонах в гостиной мадам. Шум поднялся после того, как Мей объявила, что собирается обручиться с сыном лорда Мильтона. И бабушка в ответ принялась кричать:
– Он же слабоумный, как и его отец. Безрассудство – их фамильная черта.
Затем мадам принялась за мистера Лоуренса и обозвала его тупицей и дураком.
После этого мистер Лоуренс больше недели не появлялся у своей бабушки наверху, а когда наконец пришел, говорил большей частью о политике и законопроектах, обсуждавшихся в парламенте. Бидди слушала их разговоры, и ей все чаще начинало казаться, что она слышит разговор двух посторонних людей с кардинально противоположными взглядами. Чаще всего они спорили о том, сколько часов в день должны работать дети на фабрике. Известны были случаи, когда совсем еще юные работники проводили на фабрике восемнадцать часов подряд, в то время как официально рабочий день продолжался тринадцать–пятнадцать часов. Мадам считала, что все это в прошлом, а мистер Лоуренс возражал ей: дескать, только на некоторых фабриках юные работники заняты с пяти утра до шести вечера, но при этом все равно валятся с ног.
Бидди слушала и удивлялась: неужели мистер Лоуренс не знал, что в их прачечной люди тоже работают с пяти утра и до шести, а порой и до семи часов вечера. Она первое время тоже валилась с ног от усталости. Ее поражало, что люди порой не замечали, что происходит рядом с ними. Мистер Лоуренс говорил о принятом законе, запрещающем детям ночные работы и ограничивающем (до 13 часов) рабочий день. Бидди думала, а как же она и Хобсон? Зачастую им приходилось подниматься ночью, только потому, что мадам захотелось выпить горячего или ей нужно было поправить подушку.
Мистер Лоуренс доказывал, что владельцы фабрик обращают мало внимания на этот закон и продолжают эксплуатировать детей. Он говорил также, что далеко за примером ходить не надо, стоит лишь съездить в Ньюкасл, где полно оборванных, голодных, запаршивевших детишек. А о Лондоне и говорить нечего. У человека, в ком жива совесть, душа переворачивается при виде того, что творится в некоторых кварталах столицы.
Тут мадам вновь посоветовала ему постараться пройти в парламент.
За три недели каникул, что мистер Лоуренс пробыл дома, их разговор ограничивался обычными приветствиями: «Добрый день, Бидди», «Добрый вечер, Бидди». И все, ни слова больше. Это ее удивляло. Можно было подумать, что она допустила какую-то ошибку, сделала что-то не так. Девушка мысленно возвращалась к их встрече у водопада. Возможно, она забылась и вела себя слишком смело. Он – джентльмен и говорил с ней приветливо, а она и вообразила неизвестно что.
А если так – что ж. Ей не надо терять головы и стоит подумать о будущем. Она не собиралась оставаться здесь всю жизнь: еще один год работы под присмотром мисс Хобсон, и стоит поискать должность камеристки в другом месте и начать новую жизнь.
* * *
Так и случилось: Бидди начала новую жизнь в новой должности. Но потом, оглядываясь назад, она не уставала поражаться необычности событий, предопределивших изменения в ее судьбе. Она даже сравнивала свою историю с мифами, которые хозяин задавал ей учить.
* * *
Все произошло во вторую неделю июля. Бидди принесла матери свое жалованье за полгода, а Рия выдала ей три шиллинга на мелкие расходы. А еще Бидди ожидал приятный сюрприз: из вещей, которых еще предостаточно оставалось в сундуках наверху, мать перешила ей платье и жакет и настояла на том, чтобы Бидди надела их, а одежду, в которой пришла, захватила с собой.
Бидди повертелась перед зеркалом и осталась собой очень довольна. Мать знала, как обращаться с ниткой и иголкой: стежки были очень мелкие, а складки и рюши у нее получались словно у настоящей портнихи. Бидди нежно поцеловала Рию и забыла на какое-то время о своей враждебности к матери.
Она уже не надеялась на то, что мистер Лоуренс приедет к водопаду, чтобы поговорить с ней. Он пробыл дома уже больше месяца, за это время ее два раза отпускали на выходной. Оба раза девушка сидела у водопада, но никто не нарушил ее уединения.
И вот она снова на берегу. Бидди достала из сумки старое платье, расстелила на траве и села на него, чтобы не запачкать свой новый наряд. Она сняла шляпку, и легкий ветерок стал играть прядями ее волос.
Возможно, ветер и стал причиной того, что она услышала стук копыт, только когда всадник оказался почти рядом. Бидди оглянулась: приветливая улыбка сначала застыла, затем молниеносно исчезла с ее губ. Это был мистер Пол.
Пока он спешивался, девушка встала, поспешно пряча платье в сумку.
Живя в «Холмах», Бидди постоянно твердила себе, что не боится никого из них. Но ей приходилось признать, что один человек все же вызывал у нее страх. Она боялась мистера Пола, потому что с того дня, когда он так грубо обошелся с ней в прачечной, мистер Пол ни разу не заговорил с ней и не подавал вида, что замечает ее присутствие. Однако Бидди чувствовала, что молодой человек украдкой наблюдает за ней. Каждый раз, когда он приезжал из пансиона на каникулы, она с удивлением отмечала про себя, что мистер Пол невероятно быстро взрослеет. Сейчас же казалось, что к ней приближается не восемнадцатилетний юноша, а совсем уже взрослый мужчина.
– Здравствуй, – вежливо поздоровался он.
– Добрый день, мистер Пол, – секунду поколебавшись, вежливо, но с некоторым усилием ответила девушка.
Он подошел к ней почти вплотную: их разделяло не более полуметра. Бидди заметила, что волосы юноши почти такого же цвета, как и его сапоги.
– Я тебе помешал? – спросил он.
– Нет, я уже собиралась уходить.
– Садись! – Тон мистера Пола не предвещал ничего хорошего.
– Я уже сказала вам, мистер Пол, я собираюсь уходить. Мне пора возвращаться.
– Садись, – повторил он и слегка толкнул ее. Шагнув назад, девушка споткнулась обо что-то.
Обернувшись, она увидела корявый пень и обошла его.
– Садись! – Юноша схватил ее за руку, но голос его по-прежнему оставался спокойным.
– Отпустите мою руку, – ровным, пока без дрожи, голосом проговорила она.
– Еще не время.
Бидди резким движением высвободила руку, но не надолго. Он обхватил ее за плечи и ударил. В следующую минуту она оказалась на земле и, стараясь вырваться, царапала ему лицо. Он схватил Бидди за руки, распластал по земле и навалился на нее всем телом. Почти касаясь лицом ее лица, молодой человек злобно прорычал:
– Я так давно ждал этой минуты, ты, ничтожная тварь. Теперь я расплачусь с тобой сполна за эту проклятую школу, в которой я теперь торчу. Я ее ненавижу, слышишь? Мне ненавистна каждая секунда в ней, но еще больше я ненавижу тебя, потому что услали меня туда только из-за тебя! Я оставлю на тебе, дрянь, несколько отметин, которые не скоро пройдут. – И он впился зубами ей в мочку уха. Бидди закричала, но Пол лишь ухмыльнулся. – Можешь кричать сколько влезет, сюда редко кто заглядывает. Я проверял, дважды ходил сюда за тобой.
Слегка приподнявшись, он закинул ее руки вверх и сжал их у запястий одной рукой, а второй рванул платье у ворота, отрывая пуговицы, и больно схватил ее за грудь. Когда он впился в ее губы, Бидди, собрав последние силы, рывком подняла колени, стараясь сбросить его с себя.
И вдруг он действительно откатился в сторону. Девушка решила, что усилие ее было не напрасно, однако тут же поняла: благодарить ей надо не себя. Задыхаясь, она лежала и краем глаза видела, как кто-то, склонившись над Полом, хлестал его плеткой. И лишь повернувшись на бок, Бидди смогла разглядеть свою спасительницу. Она не могла поверить своим глазам: мисс Люси точно так же стегала брата плеткой, как когда-то ее.
– Прекрати! – крикнул он, с трудом поднимаясь на ноги. – Что это на тебя нашло?
– Об этом я скажу тебе дома, – ответила она.
– Ты в своем уме? Разве ты не видишь, кто это? – Он ткнул пальцем в сторону Бидди. – Вспомни, что ты с ней сделала. Это из-за нее тебя услали из дома, а мне стали меньше выдавать денег.
– Я помню, что она сделала, и что сделали мы. Это была наша вина.
– Всемогущий Боже! Да что это с тобой? Неужели на тебя так подействовала чертова школа? Ты, как попала туда, стала сама не своя. Моя – тоже дрянь, но, будь я проклят, если поддамся.
– Да, тебя ничего не изменит. Ты будешь делать все так, как отец, как наш дед, и Стивен тоже почти такой же.
Бидди уже успела подняться и теперь пыталась привести в порядок одежду, одновременно наблюдая, как брат с сестрой меряют друг друга гневными взглядами. Он промокал кровь, что сочилась из царапины на лице, в том месте, где ее ногти содрали кожу. И вдруг ее поразил вопрос, который мисс Люси задала брату:
– А если бы она осталась с ребенком?
– Ну и что такого? – с вызовом бросил Пол, вставляя ногу в стремя. – Для таких, как она, Пасха – самое время ягниться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48