– Тогда почему ты приводишь ее в выходные?
– Я ее не привожу, она сама тащится со мной. Вспомни, это твоя расчудесная дочь привела ее сюда.
– Но… девочка… думает…
– Это ее проблемы.
– Она милая и хорошая девочка. – В голосе Рии чувствовалось явное недоумение.
– Да, возможно, но кто она и откуда? Ее взяли из приюта, никто не знает ее семьи. Зачем мне такая жена?
– Тогда тебе лучше прямо сказать ей об этом, – Рия говорила тихо, но с заметной досадой.
– Мне нечего ей говорить. Если она что себе вообразила, это ее вина. А если тебе так уж хочется, объясняй ей все сама, потому что я ухожу, и если больше сюда не приду, то не очень-то пожалею.
– Дэйви! – окликнула она сына, когда он был у порога. Он обернулся и Рия сказала: – Если так, мне все равно, придешь ты или нет.
Он посмотрел на нее с удивлением, после чего вышел, с треском захлопнув дверь.
Все в мире пошло кувырком. Накануне утром ее душило отчаяние от грядущего одиночества. Вечером того же дня она пережила такие счастливые минуты, которых никогда не знала с Сэтом. Проснувшись утром, Рия прижала к себе подушку, на которой спал Тол, почувствовала, что груз прожитых лет свалился с ее плеч. Она снова была юной девушкой, встретившей свою первую любовь. Это и была ее первая, настоящая любовь. Все утро она не ходила, а летала по дому. Рия напекла пирогов и приготовила чай к приходу Дэйви и Джин. И они пришли. А теперь сын ушел один, и она не могла понять, откуда у него такой характер. Не от нее, и уж, конечно, не от Сэта, потому что покойный муж был человеком спокойным и порядочным. Но почему ей так хочется найти похожие черты? Да потому, что она смотрела на него и слышала голос своей матери. Дэйви был похож лицом на деда, но характером получился в бабушку. Тогда, давно, она этого не понимала, однако теперь ей стало ясно, что первый раз буйный характер сына проявился в тот день, когда он разозлился, что хозяин не купил ему пони. Когда все шло так, как он хотел, все было хорошо, но если его желания не выполнялись – гремели громы и сверкали молнии. Так же вела себя и ее мать.
И пусть Бидди уехала далеко, за море, а Мэгги работала в прислугах, но она их не потеряла. И Джонни пока оставался с ней. Рия не сомневалась, что старшего сына она потеряла безвозвратно.
Но почему за счастье всегда приходилось платить такую невыносимо высокую цену?

Часть IV
Итоги
Глава 1
Дом мадам Арно находился на окраине маленькой деревушки к югу от Парижа. Все восемь комнат этого небольшого, в прошлом фермерского, домика располагались на одном этаже. Мадам Арно охотно сдала часть дома, радуясь хорошей прибавке к своей маленькой пенсии. Бывший двор фермы стал теперь удобной площадкой, где постояльцы мадам Арно с удовольствием гуляли летом, а зимой по этому узкому дворику, как по трубе, гулял резкий, злой ветер.
Несколько месяцев уже прожили у мадам Арно ее нынешние постояльцы: мадам Милликан и ее родственница по мужу Бриджит Милликан. Как поняли в деревне, мадам Люсиль была вдовой с трагической судьбой. Она вышла замуж за молодого человека низкого звания, муж ее умер, но семья мадам Люсиль не простила ее. В этом все англичане: что им известно о настоящей любви!
Лишь один из родственников сохранил к девушке добрые чувства. Брат мадам Люсиль отнесся к ней с сочувствием и пониманием, и время от времени приезжал из Англии навестить ее. Мадам Арно сообщила мяснику, что сегодня они ожидают приезда молодого человека, и она надеется, что для нее найдется самый крупный гусь. Мясник пообещал ей самую увесистую птицу. А бакалейщик в свою очередь подтвердил, что конфеты и цукаты, которые она заказывала, уже отложены, и он отошлет их ей домой.
О щедрости брата мадам Милликан знала вся деревня: в его кошельке не переводились франки, к тому же все видели, что он приятный джентльмен, и каждый был рад ему услужить.
По деревне тем не менее прокатился слушок, что мадам Милликан вовсе не вдова, а молодой человек совсем ей не брат, но так уж повелось на свете, и никто не стал бы докапываться до истины, тем более во Франции. Но если в слухах была доля истины, тогда становилось ясно, почему молодая женщина приехала рожать ребенка во Францию. Все из-за того, что англичане страшные лицемеры. Мужчину могут застать в белье рядом с женщиной в одной сорочке, но они станут утверждать, что едва знакомы и всего лишь говорили об английской погоде, которой так же трудно верить, как и их словам…
А тем временем в фермерском домике две девушки были заняты вязанием. Бидди научила Люси вязать, а Люси ее – вышивать. За прошедшие месяцы они вместе читали, учили французский, проверяя свои познания на мадам Арно и жителях деревни, чей провинциальный язык отличался от того, на котором говорили в столице, что часто приводило к курьезам.
В целом дни проходили неплохо, по крайней мере, для Бидди, но Люси иногда впадала в такое глубокое уныние, что Бидди начинала беспокоиться. Тогда она старалась развлечь Люси разговорами. В подобные дни девушка договаривалась до полного одурения. Бидди рассказывала Люси о жизни в горняцком поселке, о хозяине. Стремясь как-то расшевелить Люси, Бидди даже упомянула о том, что Дэйви нравился хозяину, и к чему это привело. Ее усилия тогда оказались не напрасны: Люси немного оживилась и поинтересовалась: «Он в самом деле ударил его косой?»
Но в этот день ожидали приезда Лоуренса, и Люси на время забыла о хандре. Спицы замерли в ее руках. Опустив на живот недовязанную шаль, и глядя в огонь, она спросила:
– Как ты думаешь, дома поверят, что я не приехала на каникулы, потому что меня пригласили провести Рождество в загородном доме?
– Да, конечно, мистер Лоуренс именно так им и объяснил.
У Бидди учащенно забилось сердце, когда Люси продолжила:
– Ты знаешь, что Лоуренс не состоит с нами в кровном родстве? Он лишь очень дальний родственник – сын маминой троюродной сестры.
– Да, да, я слышала об этом.
– Мей была в него влюблена, как тебе известно. Она не скрывала своих чувств. Я даже одно время ненавидела ее за это, за то, что она в него влюблена, потому что я его тоже любила. – Она помолчала, потом заговорила снова, не отрываясь глядя на Бидди. – Я и теперь его люблю. Но было время, когда мне казалось, что я влюблена в… – Она печально покачала головой. – В нашем возрасте так трудно, правда? Все понятия перемешиваются, нелегко осознать свои желания, и все же тело подсказывает ответ, а ему надо говорить, что это грех. Я выросла с ощущением греховности всего вокруг, так меня воспитали. До восьми лет я видела мать не чаще пяти минут в день, а потом бывали периоды, дни и даже недели, когда мы не виделись совсем. Она уезжала и оставляла меня на попечение мисс Коллинз, которой было велено наставлять нас – меня и Пола, как избежать греха. Грехом же считалось все: нельзя просить за столом добавки – это признак жадности; купаться нагим в ванной – значит терять чистоту невинности; мечтать по ночам – тоже грех: нельзя позволять себе греховные мысли. И так далее, и тому подобное.
– Неужели?
– Да, все так и было. А тебе приходилось испытывать подобное?
– Нет, никогда. Вот, помню, только один раз я уснула, когда отец читал нам Библию. Набегавшись за двенадцать часов на ферме, я не очень интересовалась тем, что говорил Моисей, тогда-то мне и досталось по рукам, чтобы слушала. – Бидди улыбнулась.
– Тебе повезло. Слуги часто завидуют жизни хозяев и воображают, что им о ней все известно. Они ошибаются, им неизвестно, о чем думают на самом деле их господа… Бидди.
– Да, мисс.
– Ты все замечаешь, правда?
– Я бы так не сказала, мисс.
– О, не надо кокетничать.
– И не думала, – девушка произнесла это так, словно говорила с равной себе. – Просто я решила, что вы считаете меня чересчур любопытной, а я не такая.
– Я ничего такого не имела в виду. Но, как выражается бабушка, у тебя есть голова на плечах. И поэтому я хочу попросить тебя кое о чем. Как, по-твоему, я нравлюсь Лоуренсу… ну, я могу ему нравиться, несмотря на это? – Она шлепнула себя по животу.
– Я уверена, что это так, мисс, – чуть помедлив, ответила Бидди. – Вы ему всегда нравились.
– Я говорю все это к тому, Бидди, что хочу узнать твое мнение. Как ты думаешь, может быть, я ему не просто нравлюсь. Он мог бы на мне жениться?
Бидди отложила вязанье и кочергой подтолкнула в огонь сучковатое полено.
– Я не могу ничего вам сказать об этом, мисс, – слегка запинаясь призналась она. – Я как-то не думала об этом.
– Но ты… могла бы постараться разузнать… расспросить его… ну, конечно, не прямо… о его чувствах ко мне?
– Нет, нет, я не могу этого сделать. – Бидди встала и повторила: – Я не могу, у меня не то положение, чтобы говорить с ним о таких вещах.
– Ах, Бидди, оставь эти разговоры о месте и положении. Мы много месяцев провели вместе, теперь между нами нет границы, и никогда больше не будет. Я… раньше времени стала взрослой женщиной, а ты по уму уже была взрослой. – Она помолчала и спросила: – Ну почему ты отказываешься помочь мне?
– Потому что не смогу.
– Ты же разговариваешь с ним, и подолгу. В прошлый его приезд вы много гуляли вместе. Ты умеешь завести разговор на нужную тебе тему.
– Мисс, но это очень личное дело. Вам лучше самой найти способ все выяснить.
– Какой способ, не такой ли? – Она снова хлопнула себя по животу, но теперь сильнее. – Я думала о том времени, когда все останется позади… Мне нужен кто-то. Мне кажется, я не смогу больше жить в одиночестве, даже если рядом будешь ты, хотя ты просто замечательная. – Она ласково тронула руку Бидди. – Я боюсь представить, что со мной случилось бы, если бы ты не встретилась мне в то воскресенье. Я не преувеличиваю. – Она часто закивала. – Мне пришлось бы признаться маме, и она отправила бы меня в какой-нибудь монастырь. Бидди, пожалуйста. Ты… тебе не нужно спрашивать напрямик. Я знаю, что ты сумеешь, просто попытайся осторожно разведать, что он думает. Пожалуйста, он… нужен мне. Я не могу вернуться домой, жить прежней жизнью. Лучше умереть или сделать что-нибудь.
– Вы не умрете и ничего такого не сделаете, – резко заговорила Бидди. – У вас появится ребенок, который будет нуждаться в вашей заботе и любви.
– Нет, этому не бывать никогда. – Люси вскочила, оттолкнув Бидди, и закричала ей, вспомнив о неравенстве их положения, хотя недавно утверждала обратное. – Я уже говорила: ребенка я у себя не оставлю. Тебе мешают это понять твои плебейские взгляды. Подумай сама, могу ли я оставить его, даже если бы очень хотела. А я не хочу. Единственное мое желание – избавиться от него как можно скорее! – Она обхватила руками живот, словно хотела оторвать от себя ребенка.
– Хорошо, хорошо, – заговорила Бидди резко, также забывая, что она служанка. – Я помню ваши слова, но я вам предлагала и другой выход. Вы могли бы отдать ребенка на воспитание и время от времени приезжать навещать его.
– Замолчи! Не хочу даже слышать об этом. О Боже! – Она отвернулась, обхватил голову руками. – Зачем было уезжать из дома, если и здесь приходится выслушивать нравоучения.
Громкие голоса, доносившиеся из комнат постояльцев, были явственно слышны в маленькой прихожей. Мадам Арно не знала ни слова по-английски, но понять, что девушки ссорятся, можно и не зная языка. В дверь постучали.
– А вот и вы, месье, добро пожаловать. Вы как раз вовремя: они ссорятся, – мадам Арно тут же ввела в курс дела вошедшего в дом молодого человека. И добавила, указав на дверь в противоположном конце прихожей: – Плохая погода портит характеры. Летом никто не ссорится.
Женщина помогала Лоуренсу снять пальто, а он прислушивался к громким сердитым голосам, и думал: «Господи, что там у них еще?»
Но когда он подошел к двери, в комнате наступила тишина, голоса смолкли.
– Ну и ну, что я вижу, мне не рады? – спросил он с порога.
Люси тут же бросилась к нему. Он обнял девушку и поцеловал; она тоже поцеловала его и склонила голову ему на плечо. Лоуренс мягко отстранил ее от себя и подошел к стоявшей у камина Бидди.
– Здравствуй. – Он взял ее за руку и тепло пожал.
– Здравствуйте, – ответила она, не добавив «мистер Лоуренс». – Мы ждали вас не раньше вечера.
– Я успел на дилижанс, что отправляется раньше, а от деревни прошел пешком. А теперь рассказывайте, из-за чего вышел спор? – Он обернулся и протянул руку к Люси. Она подошла и вновь положила голову ему на плечо.
– Мы спорили из-за тебя. – Люси пристально взглянула на Бидди. – Она сказала, что ты совсем не симпатичный и твой французский оставляет желать лучшего.
Он перевел взгляд на Бидди: рот ее полуоткрылся, лицо горело.
– Она права в обоих случаях, – мягко заметил он.
– Ах, мисс, – только и сказала Бидди. Но для Лоуренса этого оказалось достаточно, чтобы понять: ссора касалась чего-то более серьезного.
– Пойду скажу мадам, чтобы накрывала на стол. – Бидди поспешно вышла из комнаты.
Но отправилась она не к мадам, а к себе в спальню. Она прижала крепко стиснутые руки к груди и прошептала с горечью: «Вот и все равенство». Сцена в гостиной заставила ее вспомнить то далекое, но такое памятное воскресенье, когда эта же девушка прошлась хлыстом по ее лицу.
Впервые за все прошедшие месяцы Бидди пожалела, что сейчас не дома, потому что две следующие недели он пробудет рядом, и ей каким-то образом предстояло выяснить его чувства к Люси.
И она о них узнала в первый день нового, 1841 года.
Глава 2
Нельзя сказать, что рождественские праздники не принесли радости. Все вместе они ходили гулять, шутили, смеялись, играли в карты и дружно пели рождественские гимны, а мадам Арно аккомпанировала им на клавесине. И вот подошел Новый год.
Люси несколько дней неважно себя чувствовала, поэтому в канун Нового года оставалась в постели. Вызванный из соседней деревни доктор нашел у нее лишь легкое недомогание. Он объяснил, что такое состояние обычно на восьмом месяце беременности, и посоветовал Люси отлежаться. Когда в полночь зазвонили колокола деревенской церкви, Бидди, Лоуренс и мадам Арно, стоя у постели Люси, подняли бокалы за ее здоровье.
Затем мадам Арно ушла, а они еще немного посидели и поболтали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48