OCR Larisa_F
«Платье из черного бархата»: «Мир книги»; Москва; 2000
ISBN 5-8405-0026-7
Аннотация
Сколько страданий и унижений выпало на долю юной героини Бидди! Волею судьбы образованная, талантливая, гордая девушка вынуждена работать прачкой. Но в один прекрасный день Бидди узнает, что она богатая наследница, и жизнь ее резко меняется…
Кэтрин Куксон
Платье из черного бархата
Часть I
Путешествие
Глава 1
Если бы жилища горняков объединял общий двор, в нем непременно оказался бы и вход в саму шахту. В действительности же в поселке было три узкие, идущие одна за другой улочки, с выстроившимися вдоль них невзрачными домиками, которые отделяли друг от друга кучи золы да деревянные будки туалетов – недавно появившееся новшество.
Пыльные и грязные улицы имели неожиданно красивые названия: улица Примул, Первоцвета, Маргариток. Первые две насчитывали по двадцать пять домов, а на третьей их было целых тридцать три!
Население поселка напоминало большое семейство, состоящее из отдельно живущих семей. Жители каждой улицы старались держаться вместе, имели общие интересы. Но когда в поселок приходила большая беда, территориальные распри тут же забывались. Горе сближало и объединяло людей.
Даже самые маленькие обитатели поселка знали, откуда ждать несчастья. Источником постоянной опасности всегда оставалась шахта – эта огромная черная дыра в земле; гибель в ней сулили и огонь, и вода. Погребенных в шахте горняков невозможно было достойно похоронить. Они не имели даже могильного холма, которого мог коснуться луч солнца. Надгробием им служила многометровая толща земли.
Однако новая беда, свалившаяся на поселок, к шахте отношения не имела. Эта напасть напоминала лихорадку, но была куда страшнее. Из-за нее желудок отказывался принимать пищу, а то немногое, что в него попадало, выходило не задерживаясь. Тело человека, пораженного этой хворью, покрывалось потом, выступавшим из пор, словно слезы из глаз. Называлась эта ужасная болезнь незнакомым словом – холера.
Как вихрь пронеслась она по поселку, унеся с собой жизни четверых мужчин, двух женщин и троих детей.
Первой жертвой стал Сэт Милликан. В поселке поговаривали, что именно он и принес заразу из Гейтсхеда, куда ездил обучаться грамоте.
После его смерти все сошлись во мнении, что гордыня до добра не доводит. А уж гордым и самонадеянным Сэта считали все. И он действительно гордился. Милликан был далеко не лучшим забойщиком, однако он умел расписываться, знал буквы и мог читать Библию, чем был безмерно горд. Но, по мнению соседей, в своей гордыне он зашел слишком уж далеко, даже не пустил своего старшего десятилетнего сына и девятилетнюю дочь в шахту. Видите ли, он решил, что его дети должны работать под голубым небом и видеть свет божий, а не зарываться, как кроты, в землю. Сэт не изменил своего решения и после того, как Рейнтон, приходской священник, попытался внушить ему, что Господь дает всем людям время наслаждаться и солнцем, и светом. А заниматься каждый человек должен тем, что написано ему на роду. Ответ Сэта Милликана стал известен всей округе. «К чертям эти разговоры», – вот что сказал этот нахал. И хотя священник сдержался и промолчал, взгляд его был достаточно красноречив и невысказанные проклятия обрели силу. Поговаривали также о том, что Сэт, скорее всего, попал в ад за свои грешные слова.
К жене, а теперь уже вдове Сэта, Марии, или Рии, как ее чаще называли, в поселке относились по-разному. Большинство считали ее чужой. Дочь рыбачки, Рия приехала в деревушку из Шильдса. А всем известно, что от такого брака не жди ничего хорошего. Ибо пути того, кто плавает по просторам морей, и ползающего, как червь в земляных глубинах, пересекаться не должны.
Но вопреки этому устоявшемуся мнению, Сэт Милликан и Мария Ристон встретились и поженились. Ему в то время было двадцать шесть лет, а ей всего шестнадцать. За десять лет их супружеской жизни они вырастили четверых из восьми рожденных Марией детей. Вот сколько оказалось в ней жизненных сил.
В отличие от окружавших ее женщин, Рия по-прежнему держалась прямо, а фигура ее осталась подтянутой. Все так же красивы были золотисто-каштановые волосы, и молодо блестели глаза, а о ее языке справедливо говорили, что режет он ничуть не хуже бритвы. После смерти мужа он стал еще острее, особенно когда ей приходилось обсуждать Билла Норскотта.
Многие мужчины в поселке заглядывались на Рию, но Биллу Норскотту труднее всего было оторвать от нее взгляд. Именно об этом человеке и шел разговор в доме Милликанов (если, конечно, можно так назвать убогое жилище, состоящее из двух комнат с земляным полом).
Опершись о край стола и подбоченясь, Рия вздернула подбородок и с вызовом взглянула на своего деверя.
– Я тебе уже сказала, Тэд, – склонив голову на бок запальчиво произнесла женщина, – даже если бы Норскотт оказался последним мужчиной на земле, то и тогда я бы не позволила ему прикоснуться даже к грязному подолу своей юбки. Ты советуешь мне ради крыши над головой идти к нему и посадить себе на шею его девятерых ребят. – Она брезгливо поморщилась. – Да в их доме, этом хлеву, и для них самих места мало, а тут еще я с четырьмя детьми. Представить только, пятнадцать человек в такой лачуге! Фу! – Она медленно покачала головой и добавила с осуждением: – Я думала, ты меня хоть немного уважаешь, Тэд Милликан, а ты предлагаешь мне подобное.
Тэд во многом уступал своему умершему брату. Он был не таким крепким и рослым, как Сэт, да и к тому же не отличался большим умом.
– Рия, у тебя нет выбора. Нужно смириться, иначе вы все окажетесь на улице, – с грустью промолвил он. – Если бы Сэт погиб в шахте, начальство, быть может, и подыскало бы вам что-нибудь. Но народ прибывает, а с жильем туго, сама знаешь. Так что вряд ли тебе разрешат здесь остаться. В любое время может явиться Брэнниган и объявить, что вам пора освобождать дом. Я потому и затеял разговор о Билле. – Немного помявшись, Тэд продолжил: – Мы с ним поговорили и он… согласился взять к себе тебя и…
– Так, значит, он согласен! – не давая ему договорить, взорвалась Рия. – Этот надутый грязный выпивоха готов взять меня в свой дом. Кончим на этом наш разговор, Тэд. И знаешь что, лучше тебе уйти отсюда, да побыстрее, пока я по-настоящему не рассердилась… Хотя нет, подожди. Послушай, что я скажу тебе. Мы не будем дожидаться, пока нас отсюда выставят, мы сами уйдем. Я собираюсь вернуться к своей родне. Пусть меня там встретят без особой радости, но я буду дышать чистым воздухом. А это уже ох как много. Теперь я могу тебе признаться, что каждый день, проведенный здесь, был для меня ненавистен. Это ужасное место: горы шлака подступают все ближе, везде кучи золы и мусора, а уж люди чего стоят. Многие косились на моего мужа, потому что он желал для себя и своей семьи другой жизни. И если бы я не уважала Сэта и не ценила его стараний, то бежала бы отсюда без оглядки в первые же месяцы после свадьбы, уж можешь мне поверить. И вот еще что, Тэд. Ни ты, ни Мэри Эллен так и не позвали нас к себе. А ведь кроме вас с ней в доме только два парня, к тому же один скоро женится и заживет своей семьей отдельно.
– Рия, не подумай, что я этого не хочу, – понурился Тэд, – но ты же знаешь Мэри Эллен. Вы никогда с ней не ладили, а под одной крышей вам тем более не ужиться.
Лицо Рии смягчилось.
– Да, я понимаю, Тэд, – со вздохом произнесла она. – Будь твоя воля, все было бы иначе. Ты не беспокойся о нас. Могла и раньше, смогу и сейчас позаботиться о себе.
Тэд остановился на пороге, задумчиво глядя на улицу – всю в лужах от недавно прошедшего щедрого майского ливня.
Детвора самозабвенно шлепала по лужам, беззаботно радуясь жизни, даже не предполагая, какие безрадостные дни ждут их впереди.
– Когда ты уезжаешь? – наконец спросил он.
– Завтра, рано утром.
– А что будешь делать с вашими пожитками? Мэри Эллен… – он запнулся и тут же поправился: – Я могу пока подержать у себя твою кровать и другие вещи.
– Да, ты бы не отказался, что уж говорить о Мэри Эллен, – насмешливо подтвердила Рия. – Я как раз думала об этом на днях. Все эти вещи стоят денег. Слишком много пота пришлось пролить, чтобы купить их. Мне не хочется расставаться с ними навсегда, поэтому я решила отдать их пока Артуру Медлу и Кейт. У них комната наверху полупустая, вот мои вещи и пригодятся. Пусть пока пользуются. К тому же Кейт женщина аккуратная и бережливая.
– А ты не сидела сложа руки, – заметил Тэд, глядя на невестку.
– Ты прав, Тэд, никогда в жизни я не сидела сложа руки. И трудиться привыкли не только мои руки, но и голова.
– Ты удивительная женщина, Рия. Я не встречал другого человека такого же смелого, решительного и рассудительного. В два часа я спускаюсь в шахту, а завтра к полудню, когда поднимусь из забоя, ты, наверное, уже уедешь. Так что мы больше не увидимся. Удачи тебе. Поверь, мне бы очень хотелось, чтобы все в твоей жизни сложилось хорошо, Рия.
– Спасибо, Тэд.
Подождав, пока он отойдет подальше, женщина закрыла дверь. Прислонившись к ней спиной и прижав ладони к ее грубо обтесанной поверхности, она едва слышно охнула. Это был отголосок глубоко затаившегося в душе стона. Тэд назвал ее смелой и рассудительной. Она ответила, что может вернуться к своим родственникам, а еще сказала, что они смогут наконец-то дышать чистым воздухом, и будут этим довольны, даже если им и не очень обрадуются. Но Рия не могла не признать, что несмотря на всю свою смелость и решительность, ее не покидало чувство тревоги. Ведь она знала, какой прием ждет их после возвращения из этого горняцкого поселка. Да и насчет чистоты воздуха она сильно преувеличивала. Насколько она помнила, воздух ее родных мест был насквозь пропитан рыбой, вызывая отвращение.
Оторвавшись от двери, женщина подошла к огню. На каменной плите у очага стояло ведро с мелким углем. Рия подняла его и с размаху высыпала уголь на решетку. Сажа тучей взметнулась вверх и полетела в дымоход, но какая-то часть осела на ее лице. Рия фыркнула, пытаясь ее сдуть. Поняв, что это напрасное занятие, она сдернула полотенце с медного прута, протянутого над деревянной полкой, висевшей над очагом, и отошла к столу, вытирая липкую сажу.
Устало опустившись на табурет, она опустила голову на стол. Рия хотела помолиться, но не нашла слов. Кроме того, Сэт не уставал повторять, что Бог помогает лишь тем, кто заботится о себе сам. При этом он всегда смеялся, потому что находил в этом противоречие. По его мнению, если не помогать себе, то ничего само не сделается и хорошего не дождаться, вот тогда и начинают винить Бога. Рию всегда удивляло и интересовало, о чем мог Сэт говорить с тем методистом из Гейтсхеда. В душе Сэта было не так уж много места для Бога и его деяний. И даже о Библии он говорил, что все истории в ней придумали сами люди.
Рия многим была обязана мужу. Благодаря ему, она и дети умели читать и писать, а еще Сэт научил ее думать, шевелить мозгами. Женщине доставляло огромную радость сознавать, что она единственная в поселке мать грамотных детей. И это отличало их семью от соседей. Сэт мог бы научить читать и писать многих в поселке, но рабочие боялись, что бригадир донесет об этом управляющему и тогда им не поздоровится. А все оттого, что грамота была не в чести. По мнению умудренных жизнью рабочих-старожилов, проку от грамоты было мало – одни неприятности да гнев хозяев, дающих работу и кров. А с этим не считаться нельзя: только глупец станет кусать руку кормящего.
Лишь двое горняков – Артур Меддл и Джек Траутон, – не побоявшись гнева начальства, водили дружбу с Сэтом и учились у него. И за это им приходилось расплачиваться. Их, как и Сэта, ставили в штреки с бедными пластами, где за двенадцатичасовую смену редко удавалось добыть угля больше чем на три шиллинга.
Да, образование давалось недешево, но одними знаниями сыт не будешь. Сэт прекрасно это понимал, потому и делал запасы на черный день. На протяжении всех десяти лет он старательно копил деньги. Случались недели, когда ему удавалось откладывать одну мелочь, но бывало, что он умудрялся отправить в свою копилку целый шиллинг. Сэт посвятил Рию в свои планы в первый же месяц их совместной жизни. Он рассказал, что решил копить деньги, так как не намерен до конца жизни оставаться горняком. Сэт планировал в будущем купить небольшой домик и участок земли. Рия знала, что за первый год муж накопил фунт и пятнадцать шиллингов. Однако в дальнейшем он не заговаривал с ней о том, сколько удается выкраивать каждую неделю. Жалованье ему выдавали раз в две недели и бывали времени, когда Сэт приносил ей только один соверен. С годами муж менялся, становился строже, суше, скупился на эмоции. Последние два года он уже не говорил о своих чувствах. Однако Рия знала: несмотря на то, что Сэт стал скуп на ласку, а нежность проявлял лишь когда ждал от нее удовлетворения плотских желаний, он по-прежнему любит ее.
Сэт увидел Рию в первый раз, когда ей было пятнадцать. В тот субботний день он прогуливался по пристани в Шильдсе, а она, простоволосая, стояла среди жен рыбаков. Вместо обычной пышной фланелевой юбки с белым передником и шали, повязанной крест-накрест, она надела в этот день платье с втачным поясом, юбка которого была присобрана сзади и сколота под ягодицами. Желтый с узорами платок охватывал плечи девушки. Подол платья закрывал лодыжки, оставляя открытыми только башмаки на деревянной подошве. Сэт потом рассказал ей, что его сразу привлекли ее глаза. Поймав ее взгляд, юноша не смог не обратить внимания на светившийся в них живой ум.
С того дня Сэт стал появляться на причале каждые субботу и воскресенье, если был свободен. Придя на причал в шестой раз, он наконец решился с ней заговорить.
– Здравствуй, – поздоровался юноша.
– Здравствуй, – ответила Рия.
– Ты дочь рыбака? – уточнил он.
– Да, – подтвердила девушка.
– Что-то не похоже…
– А как ты думал, на что я должна быть похожа: на треску, лосося, а быть может, на копченую селедку?
– Ты поняла, что я хотел сказать, – без тени улыбки ответил Сэт, и ей сразу расхотелось шутить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48