— Конечно, — тихо согласился он. — И не беспокойся обо мне. У меня полно дел на работе. Когда ты отдохнешь и захочешь меня видеть, дай мне знать.
— Спасибо, Ноа. Я так и сделаю.
Она почувствовала, как внутри ее растет холодность к нему: ей не хотелось встретиться с ним взглядом, были неприятны его прикосновения. Его визит был продиктован заботой и вниманием, однако она не испытывала никакого чувства благодарности за его попытку облегчить ее переживания, утешить ее.
Взяв шляпу, он удалился, идя тихими шагами, как на похоронах.
Когда он ушел, Сара села на стул, закрыв глаза и скрестив руки. Ей казалось, что так чувствуют себя в состоянии комы, когда вокруг идет жизнь, а ты ее не видишь и не слышишь.
В кухне Адди гладила занавеси. За задней дверью раздалось громкое мяуканье. Это Рулер просилась в дом. Адди открыла дверь.
— Ты идешь или нет?
Дверь закрылась. Утюг зашипел на плите. Снаружи слышались звуки проезжавшего фургона, щебетанье птиц. « Ты непростительно плохо обошлась с Ноа. Да, но я страдаю. Может быть, он тоже страдает». Такие мысли пронеслись в голове Сары, пока она сидела, закрыв глаза.
Его страдания, если они и были, мало значили для Сары. Она попыталась открыть глаза, подняться со стула, вернуться к нормальной жизни. Как может Адди гладить занавески в кухне, будто ничего не произошло, будто земная ось не сдвинулась?!
Сара подошла к двери в кухню. Адди взглянула на нее.
— Ноа ушел?
Сара кивнула.
— Он очень беспокоится о тебе.
— Кофе есть?
Адди удивленно посмотрела на Сару.
— Да, думаю, есть.
Сара налила кофе и пошла с ним наверх, не говоря ни слова ни о Ноа, ни о том, что было вчера. Единственными ее словами были:
— Я не очень голодна, так что не готовь много на ужин.
На следующее утро она пошла на работу и погрузилась в ежедневную рутину, стараясь изгнать проклятые образы и воспоминания из головы, но это плохо получалось. Вот ее отец сидит, на корточках перед Адди — эта картина то и дело возникала перед ее мысленным взором. Сара пыталась прогнать ее, отвлечься, но ловила себя на том, что ручка с пером неподвижно зажата в руке, а мышцы живота непроизвольно сокращаются. Хотя она была незнакома с подобной стороной жизни, но как-то видела совокуплявшихся собак. Из дома выбежала женщина со щеткой и стала колотить кобеля, крича: «Слезай с нее, слезай, проклятый!» Но это не возымело действия. Собаки сцепились и находились в ее дворе в подобном положении неслыханно долго, и все дети в округе могли наблюдать это зрелище.
Иногда Сара представляла себя со щеткой в руке, которой она колотила своего отца, стоявшего в позе того кобеля. Эта картина проносилась в ее мозгу в какую-то долю секунды, тем не менее она чувствовала себя потрясенной после этого.
Ночью ее посещали подобные же видения. Перед тем как заснуть, лежа в соседней с Адди комнате, она пылала гневом против отца. Ее мучили кошмары во сне, и она просыпалась с сильнейшим сердцебиением.
Прошло четыре дня, но она все еще не виделась с Ноа. Пять, шесть дней, и вдруг он появился перед окном ее комнаты в редакции, подняв руку в приветствии. Она ответила ему тем же жестом, но не вышла и не пригласила его зайти, а продолжала работать.
Через неделю после печально закончившегося ужина Ноа пришел к ним домой во время обхода ранним вечером.
Адди отворила дверь на его стук. Они сидели с Робертом на кушетке, обсуждали предстоящую свадьбу, и Адди занималась подготовкой своего платья для торжественной церемонии.
— Ноа! — вскричала Адди радостно. — Заходи, заходи.
— О-о-о, Ноа! — воскликнул Роберт, вскочив с кушетки и тепло пожимая ему руку. — Где ты пропадал? Мы только что говорили о тебе.
— Я держался в стороне от Сары в эти дни. Как она?
— Вся ушла в себя, вдали от всех.
— И от тебя?
— Боюсь, от всех нас.
Ноа вздохнул. Он выглядел обеспокоенным.
— Она дома?
— Я позову ее, — предложила Адди. Сара сидела за письменным столом и писала, когда Адди открыла дверь и объявила с порога:
— Пришел Ноа. Он хочет тебя видеть.
Сара оглянулась. На ней была длинная белая ночная рубашка, поверх наброшена старая шаль цвета спелой тыквы, Волосы заплетены в косу. Прошло несколько секунд, прежде чем она ответила.
— Передай ему, что я спущусь.
Через пять минут она сошла вниз, одетая в темно-красное платье, на ногах были высокие ботинки на пуговицах, волосы собраны в аккуратный пучок на затылке. Когда она вошла, разговор прекратился. Она остановилась и смотрела на собравшихся, сидевших на кушетке и на стуле.
Ноа встал, держа шляпу в руне.
— Здравствуй, Сара, я не виделся с тобой довольно долго.
— Привет, Ноа.
Никто не улыбнулся.
— Можно с тобой поговорить минутку?
— Конечно.
— Выйдем, — предложил он.
Она пошла вперед и остановилась, выйдя наружу и сделав несколько шагов. Ноа закрыл дверь и надел шляпу. Было темно, луны не видно, только из окон падал свет на камни вокруг дома. В воздухе стоял легкий запах дыма. Внизу сверкали огни пивных на Мейн-стрит.
Он не знал, как начать разговор. Наконец проговорил:
— Я думал, ты дашь знать о себе.
Она молчала.
— Адди говорит, что ты все время молчишь.
— Адди много времени проводит с Робертом.
— Поэтому ты не говоришь с ней, да?
— Я размышляла… оценивала…
— Оценивала меня?
— Нет, не тебя. Жизнь.
— И к чему же ты пришла?
— Что она хрупка и ненадежна.
— Сара… — Он коснулся ее плеча, но она отшатнулась. Уязвленный, он отдернул руку и ждал, что она взглянет на него, но она продолжала смотреть в сторону.
— Почему ты избегаешь меня?
— Я не избегаю.
— Нет, избегаешь.
— Я стараюсь выйти из своего состояния.
— Разреши мне помочь тебе. — Ноа потянулся к ней, но Сара опять отклонилась и подняла руки.
— Не надо!
— Не надо?! — резко повторил он, оскорбленный ее отпором. — Полагаю, что ты меня любишь, тем не менее ты не разрешаешь мне даже дотронуться до тебя.
— Просто сейчас я не могу этого переносить. Понятно?
После минутного раздумья Ноа сказал:
— Но я же не такой, как он. И я не виноват в том, что он сделал.
— Ты не понимаешь. То, что он сделал, чудовищно. Я просто не могу пережить это. Я так любила его всю жизнь, и вот в одно мгновение все мои представления о нем были развеяны. Мне нужно время, чтобы прийти в себя, ты должен это понять.
— Время? Сколько времени? И пока ты переживаешь все это, ты будешь отталкивать меня?
— Ноа, пожалуйста… — прошептала она.
— Что «пожалуйста»? — резко спросил он. Она опустила голову.
— Пожалуйста, не трогать тебя? Пожалуйста, не целовать? Пожалуйста, не жениться?
— Я так не говорила.
Он вглядывался в ее опущенное лицо, в горле его стоял ком, он был в смятении, обижен, не знал, что сказать.
— Матесон хотел поговорить с нами о бракосочетании.
Она посмотрела в сторону, вглядываясь в темноту.
— Поговори ты с ним.
Он издал короткий звук, отдаленно напоминающий горький смех, пронзивший темноту, как нож, всаженный в дерево. Отвернувшись, он смотрел вниз, на город, предчувствуя катастрофу.
— Сара, ты хочешь все отменить?
Прошло несколько мгновений, прежде чем она ответила:
— Я не знаю.
— Тогда решай окончательно. Ведь осталось всего две недели.
Она подошла к нему и положила руку на плечо.
— Бедный Ноа. Я знаю, ты не понимаешь.
— Нет, ни черта не понимаю, — произнес он изменившимся голосом и отошел, оставив ее одну в темноте.
Он передал их разговор Роберту, который, в свою очередь, поделился услышанным с Адди.
Вечером следующего дня Адди беседовала с Сарой.
— Что ты делаешь, Сара? Ведь ты же любишь Ноа.
— Ничего еще не решено,
— Но он сказал Роберту, что ты отказалась говорить с Бертлом Матесоном относительно свадьбы.
— Это не означает, что я не выхожу за него замуж.
— Так ты выйдешь?
— Пожалуйста, не приставайте ко мне.
— Не приставать к тебе! — Адди плюхнулась на кровать Сары, вырвала книгу, которую та читала, из ее рук и заставила ее посмотреть себе в глаза.
— Ты знаешь, что ты делаешь? Ты собираешься из-за нашего отца разрушить и свою жизнь. Никто, как бы он ни был порочен и зол, не должен властвовать над другим человеческим существом, тем более из могилы.
И Адди вышла из комнаты.
Прошло два дня. На третий день Ноа прислал записку с Фрименом Блоком.
«Дорогая Сара,
Разреши мне пригласить тебя на ужин сегодня. Я зайду за тобой в семь часов.
С любовью, Ноа».
— Ответь, что я согласна, — сказала она Фримену.
Сара обдумывала слова сестры. Да, отец не должен разрушить ее жизнь, особенно после того как он исковеркал жизнь Адди.
Она надела красивое платье из плотного белого батиста на две кружевные нижние юбки и приколола к нему брошь, подаренную Ноа. Был прекрасный майский вечер. Она хотела доставить удовольствие Ноа, показать ему, что она любит его, что ей радостно его видеть, что она помнит, как наслаждалась невинными ласками и поцелуями в дни, предшествовавшие катастрофе.
На нем был новый черный костюм, купленный к предстоящей свадьбе, высокий и широкий воротник подпирал подбородок, а серебристо-серый галстук с широкими концами был закреплен жемчужной булавкой. На голове красовался не «стетсон», а черный цилиндр.
Когда она увидела его на пороге, ее сердце затрепетало. Он заговорил медленно и спокойно, как будто с некоторой опаской.
— Привет, Сара.
— Привет, Ноа.
— Ты прекрасно выглядишь.
— Ты тоже.
Оба принужденно улыбнулись.
— Ты готова?
— Да.
Они спустились вниз по склону, глядя прямо перед собой, не прикасаясь друг к другу, обмениваясь ничего не значащими фразами. Ужин проходил у Кастера, где можно было получить самое лучшее, что только город мог предложить: были поданы моллюски с пряностями, фазан в винном соусе, оладьи с пастернаком и редчайший из деликатесов — свежее холодное коровье молоко. Они выпили молоко до капли, но съели не больше половины того, что лежало на блюдах.
После ужина он повел ее посмотреть представление в театре Ленгриша. Там показывали комедию под названием «Хэнки-пэнки, или Обманные проделки», которая вызывала гомерический хохот у зрителей. Они досидели до конца, но происходящего на сцене почти не понимали.
После спектакля он проводил ее домой. Был приятный весенний вечер. Тонкий серебряный месяц освещал горы, над ущельем висели звезды. Они подошли к дому. В окнах не было света, дверь была закрыта. Они остановились, и Ноа повернулся к Саре.
— Кажется, сегодня у нас было этого не слишком много.
— Чего «этого»?
— Ну, ухаживания. Я пригласил тебя, зашел за тобой, мы были очень внимательны друг к другу. Кажется, именно так должно теперь быть…
— Да.
— Ты чувствовала себя хорошо, спокойно со мной?
— Вполне,
— А если я тебя поцелую, ты все равно будешь себя хорошо чувствовать?
Она знала, что подобное произойдет, готовила себя к этому. Ужасно, что нужно себя готовить к подобным вещам. Что же случилось с женщиной, которая только недавно лежала на новом матраце, купаясь в солнечных лучах и наслаждаясь в объятиях этого мужчины?! Почему же, когда он приблизился к ней, сердце ее наполнилось неизъяснимым страхом?! Он был нежен, внимателен, терпелив, и она любила его. Совершенно непонятно: она действительно искренне любила его… но лишь на расстоянии.
В темноте у ступенек крыльца он положил руки ей на плечи. Она понимала, что его приглашение, ужин, представление, изысканная внимательность — все только прелюдия к данному моменту, моменту истины.
— Ты же не Адди, и я не твой отец. Помни об этом. — Он слегка прикоснулся губами к ее рту. Она почувствовала, что задыхается, но подождала, думая, что это ощущение пройдет. Но оно только усиливалось. Однако она подавила сопротивление, положила руки ему на грудь и разомкнула губы, когда его язык притронулся к ним. Она наклонила голову, повинуясь его движениям, и старалась возродить былую доверчивость. Ничего не получалось. Где-то в глубине рождалось рыдание, оно поднималось вместе со страхом. Когда оно вот-вот должно было вырваться, она оттолкнула его. Он отступил.
— Не могу! — Она тяжело дышала, как будто ее преследовал кто-то, хватала ртом воздух, слезы текли из глаз. — Не могу, — прошептала она, отворачиваясь и прижимая руку ко рту, в ужасе от того, что она, не желая того, унижает и ранит его. Что же ей делать?! Как ей любить и в то же время отталкивать его? Она сознавала, что он не такой, как ее отец, он не обидит ее. Но не могла победить свое отвращение даже к таким невинным ласкам.
— Будь ты проклят, Айзек Меррит! — вскричала она. — Гори ты вечным огнем в аду!
Гора Морайа откликнулась эхом на ее возглас. И воцарилось мрачное безмолвие.
Ноа стоял рядом, не зная, что делать. Она не оставляла надежды на их будущее. Кого винить в этом?
— Я так боюсь, — призналась она. Плач прекратился, но голос ее дрожал.
— Теперь уже нечего бояться!
Сара повернулась к Ноа, держа руки у рта.
— Ты покидаешь меня?
— Нет, это ты меня покинула. В ту самую минуту, когда узнала правду об Адди.
— Но я не хотела этого. Я просто… Я не могу… Это было… О-о-о, Ноа, я не хочу терять тебя.
— Нет, хочешь. Ты боролась со своими чувствами с той минуты, как я тебя впервые поцеловал. Теперь я знаю, и мне от этого легче. Нельзя все время выпрашивать любовь. Настоящие чувства идут с двух сторон. Так что давай положим конец нашему несчастью, Сара. Не думаю… — Он замолчал, вздохнул, поднял руки, потом уронил их. — Какая теперь разница? У нас все равно ничего не получится.
Она стояла, онемев. Ее будущее таяло как дым.
— Ты поговоришь с Матесоном или это сделать мне?
— Ноа, может быть, я… — Она не знала, что сказать у нее не было никаких мыслей.
— Я поговорю с Матесоном, — отрезал он. И, помолчав, добавил: — Ну, вот и все. Хочу сказать «будь счастлива», но слова застревают в горле.
— Ноа!.. — Она протянула к нему руку. Он повернулся и пошел. Она видела в бледном свете луны его новую шляпу и плечи, становившиеся все меньше с каждым шагом вниз по склону холма. Дойдя до подножия, он остановился на несколько секунд, обернулся и крикнул:
— Будь счастлива, Сара!
И продолжил свой путь, уходя из ее жизни.
Глава 21
Бракосочетание Аделаиды Меррит и Роберта Бейсинджера было первым в новой церкви Дедвуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60