Поэтому разве можно удивляться, что она реагирует на все подобным образом? И временами впадает в уныние… Она чувствует себя виноватой в том, что ей приходится сдерживать вас. И несмотря на ваши декларации о лучших чувствах, несмотря на ваши благородные намерения, несмотря на то что я верю вам, самое лучшее и для вас, и для Адди — это видеться намного реже, пока она не достигнет возраста замужества.
Хотя Роберт был обескуражен, он признал, что и сам иногда думал так же.
— Два года — не такой уж большой срок, — продолжал Меррит. — Насколько мне известно, вы работаете и набираетесь опыта у видных людей в банке. Через два года вы будете знать почти столько же, что и они. Без сомнения, вы будете откладывать деньги и вкладывать их под их руководством. Должен признаться, я не возражал бы, чтобы моя дочь вышла замуж за подающего надежды банкира, который в один прекрасный день, я имею все основания надеяться, станет преуспевающим членом общества. Вера миссис Смит в ваше будущее не лишена оснований. Я интересовался вами, и то, что я узнал, весьма впечатляет. Однако, как я уже говорил, мне казалось, что вам больше нравится Сара. Извините, что я выражаю сожаление по этому поводу. Благодаря своей скромной внешности и слишком большому увлечению книгами Саре будет трудновато найти мужа. Но раз это Адди, что ж, я думаю, мы придем к взаимопониманию.
За эти два года вы научитесь всему, что могут дать в банке. Сделайте умный и основательный первый шаг, вложите свои деньги — я дам вам совет в этом деле, если вы пожелаете, — но отойдите от Адди. Конечно, можно будет с ней видеться время от времени, но выскажите ей веские доводы, почему вы будете уделять ей меньше времени и внимания. И когда ей будет семнадцать, я с большим удовольствием благословлю вашу свадьбу.
Роберт почувствовал облегчение, смешанное с разочарованием. Избегать Адди целых два года! Сможет ли он, когда вот уже несколько лет видится с ней почти каждый день!
— Итак, вы разрешаете мне сделать предложение, когда ей исполнится шестнадцать лет?
— Да.
— Благодарю вас, сэр.
Роберт встал и протянул руку. Меррит с достоинством пожал ее.
— Вы не будете сожалеть, сэр, — пообещал Роберт. — Я буду работать изо всех сил в течение следующих двух лет, чтобы обеспечить Адди жизнь, какой она заслуживает.
— Уверен, что вы сделаете именно так. И я буду следить за вами, возможно, что и незаметно для вас,
Роберт улыбнулся и выпустил руку своего будущего тестя из своей.
— Следите за мной. Увидите, когда-нибудь я буду так же богат, как и вы.
Айзек Меррит рассмеялся, и Роберт двинулся к двери.
— О-о-о! Есть еще одна вещь, Роберт.
Молодой человек остановился и обернулся.
— Не нужно беспокоить Адди рассказом о нашем разговоре. Мы должны дать ей возможность сделать свой выбор, когда придет время.
— Разумеется, сэр.
— Желаю удачи, Роберт.
— Вам также. Благодарю вас, сэр.
Следующие шесть месяцев были самыми грустными в жизни Роберта. Ему пришлось избегать встреч с Адди, а, следовательно, и с Сарой, выдвигая веские причины. Он жил под страхом, что Адди перестанет его любить. Однажды он разговаривал с Сарой об этом, пригласив ее прогуляться. Он жаловался на одиночество и смятение, поделился своей обидой на Адди за ее отчужденность. Он поведал Саре, что работает, чтобы обеспечить свое будущее, намекнув, что оно касается и Адди, но не сказал ничего больше, так как был связан обещанием, которое он дал Айзеку Мерриту, хранить в тайне свои намерения.
Есть ли мальчики в школе, которым Адди уделяет внимание? Нет ни одного, во всяком случае, Адди не говорила ей ни о ком. Признавалась ли она Саре, что ее чувства к нему угасли? Нет, ничего такого не было.
— Говорит ли она вообще обо мне когда-нибудь? — В глазах Роберта были тоска и беспокойство. Сара не отвечала, глядя на него в замешательстве. В июне у Адди был день рождения. За две недели до него он послал ей записку с предложением увидеться в воскресенье, предшествующее ее празднику. Он хотел устроить небольшой пикник в Ботаническом саду.
Роберт нанял коляску (впервые в жизни) и заехал за ней, соблюдая все церемонии. По этому случаю он купил полотняный костюм с жилетом цвета овсяной каши, подбородок его подпирал высокий тугой воротник, затруднявший дыхание, а под ним был аккуратно завязанный галстук. Адди надела воздушное платье лавандового цвета в крапинку, маленькую шляпку с широкими полями, в руках держала белый кружевной зонтик. Как только они взглянули друг на друга у входа в дом, какое-то грустное, меланхолическое настроение охватило их и провожало до экипажа. Он помог ей сесть, и она придержала юбки, чтобы он сел рядом.
— Хочешь, я подниму верх? — забеспокоился он.
— Не надо. Обойдусь зонтиком.
Он щелкнул бичом, и лошадь пошла быстрой рысью, стук копыт являлся единственным звуком, сопровождавшим их поездку.
— Ну как ты? — наконец вымолвил он.
— Прекрасно, — ответила она.
Они надели свои самые лучшие туалеты. Его первый дорогой летний костюм довольно сильно подорвал финансовое положение Роберта. Ее первая шляпка и платье с шуршащими нижними юбками были настоящими, такими, какие носят взрослые женщины. Они как бы перешли ту неопределенную грань между незрелостью и взрослостью, которая в действительности не имеет ничего общего с возрастом, и это повергало их в неловкое молчание.
Приехав в сад, он помог ей выйти и вынул из экипажа еду для пикника, завернутую в кухонное полотенце матери. Хотя он накопил деньги на хороший костюм, надеясь, что он также повысит и его престиж в банке, Роберт еще не был достаточно состоятельным, чтобы потратиться на покупку плетеной корзинки.
— Я думаю, мы сядем в беседке позади оранжереи. Ты была там?
— Да, отец водил нас туда много раз.
Они шли по залитым солнцем аллеям, по обеим сторонам которых росли небесно-голубые дельфиниумы в рост человека, ароматные бархатные петунии пурпурного цвета, а также стояли два величественных бука, огромных, как дома, с низко спускающимися тенистыми ветвями. Выйдя опять на солнце, они двинулись по аллее роз, прошли через многоцветную стеклянную оранжерею, в которой произрастали во влажном тепле раскидистые пальмы с кружевными листьями, и вошли в прохладную тень высокой самшитовой изгороди. Пройдя через арку из фигурно подстриженных кустов в круглое огороженное пространство, где были газоны с белыми петуниями, ярко-красными целозиями и пурпурными агератами, напоминающими звездную россыпь, они подошли к небольшой беседке с двумя скамеечками. Она была выкрашена в белый цвет и опутана изумрудно-зелеными виноградными лозами.
Прогулка от экипажа до беседки продолжалась минут десять, в течение которых они не обменялись ни словом.
Адди вошла в беседку и села на скамейку, закрыв ее почти всю своими юбками. Роберту оставалось только устроиться на скамейке напротив.
Он ждал хотя бы малейшего знака с ее стороны, глаза его звали ее, но она посмотрела вверх, на занавес из листьев и заметила:
— Здесь прохладно.
Ее отчужденность болезненно ранила его. Он не знал, как ее преодолеть, как прогнать ее или хотя бы уменьшить.
— Давно не было у нас пикника.
— Да, давно.
Он развязал кухонное полотенце.
— Это, конечно, не деликатесы миссис Смит, но то, что я смог добыть. Сдобные булочки из кукурузной муки, черносмородиновый джем, сыр и ветчину. — Он выложил провизию на скатерть и пригласил ее отведать угощение.
— Спасибо. — Она развернула салфетку, положила ее на свои шуршащие юбки и стала рассеянно играть ее кончиками, поднимая их и загибая. Она пристально смотрела на еду, избегая его взгляда, но не проявляла к ней никакого интереса. Он пожевал немного сыра, застревавшего у него в горле, и перестал есть.
— Ты совсем ничего не ешь, — заметил он.
Она приложила руку к груди и посмотрела на него.
— Извини, но мне не хочется есть.
— Мне тоже не хочется.
Он отложил в сторону салфетку и сидел, глядя на нее, устремившую взор на залитый солнцем сад. Он наклонился, положив локти на колени.
— С днем рождения, Адди, — тихо сказал он. Она перевела глаза на него. На мгновение ему показалось, что она чувствует то же, что и он. Но она быстро спрятала глаза.
— Мне очень жаль, что я не могу быть более веселой. Я знаю, ты хотел сделать сегодняшний день праздничным, побеспокоился устроить все это, а я… я… — Ее глаза опять остановились на нем, в них были тоска, сожаление и обида, которые он не мог понять.
— В чем дело, Адди?
— Я соскучилась по тебе.
— Этого не видно по твоему поведению.
— Нет, я очень скучала по тебе, Роберт, очень.
— Можно, я сяду рядом?
— Да. — Она приподняла и отодвинула юбки, и, когда он сел, они закрыли почти всю его ногу. Его колено тесно прижалось к ее ноге. Он взял ее за руку.
— Я люблю тебя, Адди.
Она закрыла глаза и опустила голову, но он успел заметить слезы на ее лице.
— Я тоже люблю тебя, — едва вымолвила она. Он прикоснулся к ее щеке.
— Почему же ты плачешь?
— Н-не знаю. — Она тихо всхлипывала, наклонившись вперед. Ее печаль проникла в его душу, и сердце защемило.
— Ну, пожалуйста, Адди, не плачь. — Он неловко обнял ее, мешала ее широкая шляпа. — Адди, дорогая, ну же, ну… — Он никогда не утешал плачущих; слова, им произносимые, сжимали у него все внутри. — Ведь нет никаких причин для слез, все в полном порядке. Я получил согласие твоего отца на брак с тобой.
Она отшатнулась, глаза ее широко раскрылись.
— Он сказал «да»?
— Да, через год, когда ты окончишь школу. — Роберт потянулся к ней и снял ее шляпу. Булавка осталась в ее волосах и растрепала их, одна прядь, как капля меда, упала ей на шею.
Эти слова вызвали новый поток слез. Он чувствовал себя совершенно беспомощным, тщетно пытаясь остановить их. Он прижал ее к себе, так что она чувствовала биение его сердца.
— В чем дело, Адди? Ты разбиваешь мое сердце, я не знаю, что мне делать. Ты что, не хочешь выйти за меня замуж?
— Я не могу… ты не должен спрашивать м-меня.
— Но я спрашиваю. Скажи, ты выйдешь за меня через год?
Она откинулась назад.
— Нет.
Он почувствовал, как внутри у него все напряглось и стало словно хрупким. Его обуял страх. Он схватил ее за руки, привлек в свои объятия, стал жадно целовать. Неужели ему придется жить без нее?! Ведь уже с тринадцати лет он знал, что настанет день, когда он женится на ней. Она больше не сопротивлялась, ее ответный поцелуй был горячим и страстным, в нем было все — неуверенность и желание, отчаяние и радость… Они слились в тесном объятии, губы их раскрылись. Он ласкал ее грудь, и она застонала, когда его язык проник в ее рот.
— Адди, пойдем куда-нибудь, где мы будем одни.
— Нет!
— Ну, пожалуйста… — Он целовал ее, гладя ее грудь через накрахмаленное платье и мягкое белье.
— Роберт, перестань. Мы же в саду, здесь люди.
Но он специально выбрал это место, чтобы быть в стороне от публики.
— Пойдем со мной, Адди, пожалуйста. — Его голос стал хриплым.
— Куда?
— Я знаю одно место. Я как-то доставлял туда подпорки для растений по просьбе отца.
— Нет.
— Как ты можешь говорить «нет», когда чувствуешь и хочешь сказать «да»?
— Нет, мы не должны.
— Пожалуйста, там мы сможем видеть друг друга. Я так хочу тебя видеть, Адди!
До них донеслись голоса из-за самшитовой изгороди, послышались шаги по дорожке, они становились все громче. Роберт выпустил Адди из объятий, продолжая пристально глядеть на нее и волнуя ее своим взглядом. Он потянулся за ее шляпой.
— Надень ее и идем.
Закрытая Робертом и завесой из зелени от посторонних взоров, она поправила заколки в волосах и приколола булавкой соломенную шляпу. Он вручил ей зонтик, взял за локоть, и они вышли, обменявшись ничего не значащими приветствиями с вновь пришедшими. За изгородью он взял ее за руку и быстро повел через газон к проходу в зарослях, где им пришлось низко наклониться, а Адди снять шляпу, чтобы пробраться. Дальше дорога шла через рощу к небольшому белому сараю с бревенчатыми дверями. Перед ним стояла тележка с цветами, собранными садовниками накануне.
Роберт попробовал двери. Они были незаперты, но внутри сарай был заполнен садовым инструментом, ведрами, рейками и решетками для вьющихся растений. Только небольшая часть пола была свободна от всего этого, но там лежала кучка земли.
— Черт побери! — Роберт огляделся вокруг. Он подошел к передку тележки, держа Адди за руку. Перешагнув через упряжь, лежавшую на земле, он схватил тележку за передок, подтянул вперед к дверям, наклонил и вывалил ее содержимое на пол, как бы постелив ковер из вянущих цветов. Он привлек к себе Адди, обнимая и целуя ее, и опустился вместе с ней на упругую цветочную подушку.
— Роберт, твой новый костюм… — смогла выговорить она.
— Все равно… — Пятна от роз, ноготков и шпорников уже появились на рукавах его пиджака.
— Но ведь сюда могут войти.
— Сегодня воскресенье. Все садовники сидят дома. — Он целовал ее так, как Адам Еву перед тем, как она нашла яблоню, потом положил на спину и склонился над ней, вглядываясь в ее лицо в неровной тени, отбрасываемой увядшими цветами и зеленью с пьянящим ароматом.
— О-о-о, Адди, ты такая красивая!
Он сел, снял пиджак, отбросил его, схватил ее в объятия и, откинувшись назад, посадил на себя. Их губы опухли от долгих, страстных поцелуев, Роберт приподнял коленом ее юбки, раздвинул ноги. Они затихли на мгновение, чтобы перевести дух.
— Адди, я так люблю тебя, — выдохнул он.
Не сводя глаз с ее лица, он повалил ее на спину.
— Роберт, — прошептала она, — мое новое платье… — Лепесток цветка упал с его волос на ее лицо.
— Давай снимем его.
Ее зеленые глаза были прикованы к его лицу, казалось, что ей трудно дышать.
Он стал на колени, приподняв ее одной рукой, и лепесток упал с ее щеки на юбку. Когда она села, он перегнулся и, расстегнув длинный ряд пуговиц на ее спине, спустил платье до талии. Под ним была батистовая рубашка, собранная низко на шее. Он поцеловал ее плечо, повернулся и опять стал пристально глядеть ей в глаза. Ее нижняя рубашка застегивалась бантом. Он развязал его, и ленты упали ей на грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60