А ведь так приятно было бы хлопнуться животом на кровать сбоку от Адди и вместе восторгаться кошкой, погружать руки в ее мех… Однако Сара была достаточно рассудительна, чтобы понять: не нужно форсировать события, пытаться насильно вернуть любовь и расположение сестры. Необходимо время, чтобы вырвать Адди из ее теперешнего душевного состояния.
— Вероятно, у нее скоро появится потомство, — сказала Сара. — Когда это произойдет, я бы не отказалась от котенка. Буду держать его в редакции.
Впервые с начала встречи Адди взглянула на нее.
— Ты хотела взять ее себе? — спросила она.
— Нет. Я купила специально для тебя. Но сначала отнесла в редакцию показать моим сотрудникам, а Джош сразу влюбился в нее…
Какое-то время сестры продолжали смотреть одна на другую. Комната была наполнена ощущением… которое, вероятно, похоже на то, какое предшествует первому поцелую, — когда два человека пребывают на грани того, что через секунду может в корне изменить их отношения и всю ситуацию.
— Кто этот Джош? — спросила потом Адди. Опять же впервые она проявила какой-то интерес к делам сестры. Ободренная ее словами, Сара позволила себе присесть на край кровати, с другого конца, Адди не возражала.
— Джош — юноша, который работает у меня. Его родители — владельцы пекарни.
— А второй?
— Второй — Патрик Брэдиган. Бродячий наборщик, но очень опытный.
— Пат Брэдиган, — повторила Адди.
Сара испугалась, что сейчас сестра добавит: я знаю его. Она произнесла «Пат», а не «Патрик» — это могло свидетельствовать о том, что и он был одним из многочисленных клиентов. Но Адди не добавила ничего, и Сара была ей благодарна за это.
— Он сильно пьет, — сообщила Сара, — и в один прекрасный день может оказаться непригодным для работы или просто отправиться в другие края, но пока я довольна им. Просто не знаю, что бы делала без него.
— Я читала твою статью в газете, — заметила Адди.
— Ну и что думаешь?
— Розе она не слишком пришлась по вкусу.
— Меня не очень волнует, нравится ей или нет, — заявила Сара. — Я хочу, чтобы это заведение закрыли. И все остальные подобные тоже.
— А что будет со мной, ты подумала?
— Надеюсь, ты уйдешь отсюда.
Адди поднялась с кровати, не выпуская из рук кошки, прижимая ее к себе, повернувшись спиной к Саре.
— А если я не хочу этого?
— Адди, пожалуйста… Я не могу говорить об этих вещах иначе… Я ведь, кроме всего, журналист… Наш отец сделал меня такой.
— Отец, отец!.. Перестань вспоминать о нем все время!
Глядя в спину сестры, Сара чувствовала, как рвется тонкая нить, которая, казалось, начала уже соединять их. Она тоже встала.
— Пожалуй, я пойду! Сохраним то немногое, чего мы достигли сегодня… Ладно? Хорошо смотри за кошкой.
Адди упрямо молчала. Сара направилась к двери. Внезапно сестра повернулась.
— Сара!
Та остановилась, они снова посмотрели друг другу в глаза.
— Спасибо, — сказала Адди. Сара улыбнулась, помахала руной и вышла. На улице уже стемнело. Погода ухудшилась, пошел мокрый снег. Стены ущелья, заваленные белыми сугробами, казалось, отрезали город от остального мира. Случайные огоньки мерцали из окон, выхватывая кусни обледеневших пешеходных дорожек. Голосов за плотно закрытыми дверями салунов почти не было слышно. Возле этих дверей неподвижно стояли лошади и мулы с обледеневшими, превратившимися в сосульки гривами и хвостами. Бедные животные! — пожалела их Сара.
Она плотнее запахнула воротник пальто и продолжала свой путь, низко опустив голову, испытывая сейчас особую потребность излить кому-то свои чувства — поговорить о сестре, о шерифе. В редакцию она решила не возвращаться — Патрик сам запрет помещение; не хотелось и ужинать за общим столом в пансионе, смотреть на Ноа Кемпбелла, сидящего напротив. Она решила направиться к Эмме, рассчитывая, что сможет там заодно и поужинать.
Как Сара и предполагала, Эмму она застала за приготовлением к семейному ужину, в теплой, распространяющей приятные ароматы кухне, расположенной над пекарней. Дверь на ее стук открыла Летти, радостно заулыбавшаяся ей.
— Добрый вечер, мисс Меррит.
— Здравствуй, Летти. Как себя чувствуешь?
— Уже лучше. — Она опустила голову.
Сара осторожно приподняла ее подбородок и произнесла, прямо глядя в красивые карие глаза.
— Ты прелестная девочка, Летти. Всегда помни об этом. Красота начинается глубоко в душе и потом уже безошибочно проявляется в блеске глаз, в улыбке… У тебя есть этот блеск, эта улыбка, поверь мне. Твои оспинки, если они остались, — чепуха по сравнению со многим… О, как бы я хотела быть похожей лицом на тебя!
Летти густо покраснела — это тоже свидетельствовало, подумала Сара, о том, что девочка на пути к полному выздоровлению.
— Я помешала вашей игре… продолжайте… Здравствуй, Джинива.
Летти вернулась к столу, где они с младшей сестрой играли в карты.
Повернувшись от плиты — там на большой сковороде с длинной ручкой жарились котлеты, распространяя запах, от которого начинали течь слюнки, — Эмма приветствовала гостью и спросила:
— Что выгнало вас на улицу в такой ненастный вечер?
— Я навещала Аделаиду, — ответила она.
— Девочки, отложите нарты и зовите отца. Быстро! — Когда дочери вышли, Эмма спросила — Ну и как сейчас отношения с сестрой?
— Немного оттаивают
Сара начала расстегивать пальто.
— Дай-то Бог. Я так рада, — сказала Эмма.
— Радоваться рано.
— Садитесь и расскажите подробнее.
— Что говорить? Я купила ей кошку.
— Вы заплатили двадцать пять долларов за одну из тех кошек?!
— Я отдала бы куда больше, только чтобы увидеть, как изменилось выражение лица у Адди. Оно стало почти таким, как когда-то. Она сказала, что назовет кошку именем, которым звали нашего старого любимого кота. Он жил у нас, когда мы были еще девочками. И знаете, Эмма, это было в первый раз, что она вспомнила о нашей прежней жизни в Сент-Луисе без злобы и горечи… А когда я уходила, даже поблагодарила меня.
— Выглядит так, что вы сумели все-таки проникнуть к ней в душу.
— Возможно… Только потом мы заговорили об этих ужасных домах, и она, похоже, вернулась в прежнее состояние. Ушла от меня куда-то далеко-далеко… Она все время на страже, Эмма, как будто боится проявить ко мне какие-то родственные чувства. Опасается, что это унизит ее… Я не могу понять…
Эмма сняла крышку со сковородки, откуда пошел еще более ароматный пар, двузубчатой вилкой попробовала картофель.
— Боюсь, не смогу пролить света на эти дела, — проговорила она.
— Шериф Кемпбелл высказал естественное предположение, что она стыдится и не хочет видеть меня там, но я…
— Вы разговаривали об этом с шерифом? — воскликнула Эмма. Подняв одну бровь, она с интересом воззрилась на Сару. — Вы вообще говорите с ним?
— Иногда разговариваем.
— Случайно или намеренно?
— Ну… — Саре не очень нравился этот допрос. — Сегодня мы столкнулись на улице.
— И разговор был нормальный? Вежливый?
— Вполне. Почему нет?
— Конечно, — согласилась Эмма. — Тем более, если вы говорили о вашей бедной сестре.
Она вынула из комода цветастую скатерть, начала ее расправлять на руках.
— А что вообще вы думаете о нем? — спросила Сара как можно небрежнее.
— Он взвалил на себя тяжелую работу. — Эмма взмахнула скатертью, и та легла на обеденный стол. — А еще у него хорошие, порядочные родители. И сам он честный человек, я уже, кажется, говорила вам об этом. А вы что думаете?
— Думаю, он очень упрямый. Непокладистый. Хотя во время эпидемии с ним легко было договориться. Еще думаю, он только через силу признает, что дело, которым я занимаюсь, нужное. А вообще считает: для женщины больше подходит та профессия, что у Адди, а не моя.
— Вот… — Эмма поставила на стол стопку тарелок. — Расставьте их, хорошо?.. Что-то между вами происходит, о чем вы не говорите. Я права?
Сара принялась ставить тарелки. Судя по количеству, одна из них была для нее, чему она не могла не порадоваться.
— Ничего такого… — ответила она.
— Тогда зачем весь этот разговор?
— Просто так. Мы стали больше общаться, потому что была общая работа. А сегодня поговорили о кошке и посмеялись немного.
— А потом?
— Что потом?.. Потом разошлись, а когда я… Нет, ничего.
Эмма со звоном положила на стол ножи и вилки.
— Что потом? Начали, так выкладывайте.
— Ну… Мы разошлись в разные стороны, как я уже сказала… И я немножко повернула голову… Не знаю почему… И увидела, что он стоит и смотрит мне вслед. Больше ничего.
Уперев руки в бока, Эмма внимательно смотрела на молодую женщину, которая с преувеличенной тщательностью раскладывала ножи и вилки.
— Это не ничего, — заключила она. — Это означает, что человек интересуется вами.
— Ох, Эмма, не говорите глупости! Я раздражаю его с первого момента, как появилась в городе.
— Вы не первая пара на свете, у кого все начиналось с взаимного недовольства, даже с ненависти.
— Какая же мы пара! Мы противники.
— Уже нет. Сами же проговорились.
Взгляды женщин пересеклись. Лицо у Эммы выглядело просто и естественно, у Сары — тревожно.
— Эмма, — сказала она задумчиво, — меня что-то смущает в нем…
И в эту минуту в кухню ворвался Джош.
— Вот я и дома! — закричал он. — Привет, Сара!
— Добрый вечер, Джош. — Сара не без сожаления должна была прекратить разговор о Ноа Кемпбелле и заговорить о другом. — Как там в типографии? Все в порядке?
— Ага. Мы закрыли помещение.
— Сара остается ужинать, — сообщила Эмма. — Мой руки, Джош, остальные сейчас придут…
Вся семья уселась за столом, и для сокровенной беседы уже не было условий. После ужина, когда мыли посуду, дети оставались на кухне, а потом Сара собралась домой, унося с собой обрывки незаконченного с Эммой разговора о шерифе Кемпбелле.
И продолжала думать о нем всю дорогу… Зачем он все же повернулся тогда и посмотрел ей вслед? Он, этот не слишком приятный, грубый и вообще страшно аморальный, развращенный до мозга костей человек, который, вне всякого сомнения, предпочитал, чтобы Сара не появлялась в городе или исчезла бы из него сразу и безвозвратно… А она? Женщина со строгой моралью, которая никогда, никогда даже в мыслях не поддастся ни одному мужчине, каким бы плотоядным и сладострастным взглядом тот ни смотрел на нее… Почему она тоже обернулась в его сторону?.. Да, конечно, оба они, видно, сумели преодолеть свою антипатию друг к другу ради необходимости вместе воевать против оспы. Но теперь битва окончена, они победили и снова оказались по разные стороны баррикад, а проще говоря, им снова придется столкнуться по многим проблемам, и в первую очередь в вопросе о закрытии публичных домов…
Ветер завывал с прежней силой, мокрый снег сменился обычным снегопадом, ночь была совсем непроглядной, если бы не снежные заносы, очерчивающие края улицы. Проходя мимо своей редакции, Сара по привычке попробовала дверь — та была надежно заперта. Сара свернула в боковую улочку, начала взбираться по пешеходной тропе, ведущей к дому миссис Раундтри. Она подходила уже к входной двери, куда вели крутые ступеньки, когда внезапно услышала голос сверху, который напугал ее.
— Уже пришли…
— Шериф! Что вы тут делаете?
Она остановилась, не доходя двух ступенек до входа, глядя вверх на темную большую фигуру, смущенная тем, что только что думала об этом человеке.
— Курю, — сказал он.
Курение, однако, разрешалось и внутри дома, в гостиной даже стояли огромные пепельницы. Кроме того, она почти никогда, за все время, что знала его, не видела, чтобы он курил на улице. Да и в помещении делал это весьма редко.
— Вы пропустили ужин, — заметил он.
— Я поела у Докинсов.
— Как поживает Летти?
— Ее беспокоят следы от оспы.
— Это пройдет. Она забудет о них.
— Возможно. А возможно, и нет.
Она знала по себе: от чувства неловкости и стеснения, связанного с собственной внешностью, с ее недостатками и дефектами, не так легко избавиться. Это чувство может остаться навсегда.
Он последний раз затянулся сигаретой, отбросил окурок. Было видно, как ветер унес дым, вырвавшийся из его рта. Внимательно вглядываясь в ночь, словно состояние погоды было сейчас для него самым важным объектом размышления, он сказал:
— Нехорошая метель.
Сара вдруг, не отдавая себе вполне отчета, решилась на смелый шаг.
— Вы беспокоились обо мне? — спросила она.
— Моя обязанность беспокоиться обо всех жителях Дедвуда, — ответил он.
— Как видите, со мной все в порядке. Можете зайти в дом.
Она поднялась по оставшимся двум ступенькам, и, прежде чем ее рука ухватилась за дверную ручку, он спросил:
— Понравилась вашей сестре кошка?
— Да, очень.
— Что ж… Может, это облегчит ей жизнь.
— Может быть…
Они стояли на площадке возле двери, совсем близко друг от друга, ветер шуршал ее юбками, ударяя их об его колени, снежные хлопья косо падали на ее лоб, на поля его шляпы. Она сжимала воротник пальто возле горла, его руки были глубоко засунуты в карманы куртки. Если и в самом деле внутри них возник зародыш взаимной симпатии, оба они не были довольны этим явлением.
— Спокойной ночи, мистер Кемпбелл, — произнесла она в конце концов.
— Спокойной ночи, мисс Меррит…
У себя в комнате Сара зажгла лампу, растопила небольшую железную печку. Стоя возле нее с протянутыми над огнем ладонями, она вернулась мыслями к Кемпбеллу, не без удивления подумала: неужели он и правда поджидал ее? Может ли так быть, что Эмма права, когда говорит о какой-то его заинтересованности?.. Конечно, нет. Какие глупости… Но зачем тогда на улице он глядел ей вслед? С какой целью?.. Ладно, предположим, ему действительно что-то в ней интересно. Но как она сама к этому относится? Что чувствует?.. Сегодня днем, когда они случайно столкнулись, был такой момент… короткий момент… когда в глазах у обоих промелькнуло удовольствие… удовлетворение… может быть, радость. Он был так же приятно удивлен, как и она, когда держал ее за рукав пальто, когда они стояли там, на скользкой улице, и она смотрела в его серые глаза с длинными ресницами, и они казались ей необыкновенно привлекательными. Его лицо уже не отталкивало ее, веснушки не так выделялись на огрубевших от ветра щеках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60