инсталляция viega
Скажи, что прощаешь меня за мою глупость, за все мои жалкие попытки оттолкнуть тебя.
– Я подумаю над этим. – Стиснув зубы от боли в правом плече, Баррет придвинулась ближе и обняла его за шею. – Убеждай меня дальше, – хрипло сказало она.
Низкое рычание вырвалось из горла Пэйджена. Баррет почувствовала своим бедром его теплоту и силу. На ее залитом счастьем лице расцвела улыбка. Пэйджен судорожно вздохнул. Старое пламя вспыхнуло в нем с новой силой. Его пальцы погладили ее щеку, скользнули по шее, и, наконец, спустились в темную долину ее груди. Там они и остались, описывая медленные, жаркие круги.
Баррет судорожно вздохнула и придвинулась ближе, на лице Пэйджена появилась дьявольская, понимающая улыбка. Даже когда она выгнула спину, притягивая его голову к себе, он не оторвался от ее груди и не прикоснулся к ней там, где она жаждала. Он провел губами по ее щеке, коснулся уголков ее губ, и, наконец, прильнул к ее губам. Каждое легчайшее прикосновение было божественным, наслаждение нарастало.
– П-пожалуйста, Пэйджен!
Он засмеялся, глубоким, низким смехом.
– Разве это недостаточно убедительно, моя маленькая кошечка?
– Ты же знаешь, что да, и даже больше, чем я могу вынести. А теперь наклонись и дай мне поцеловать тебя как положено, ты, дьявол!
Его смех разнесся над маленьким углублением в скале, где они лежали, переплетя ноги, прижимаясь друг к другу горящими от страсти телами.
– Как следует? Что ты знаешь о том, как надо делать это как положено, душа моя? С первой секунды как увидел тебя, ты ни на мгновение не вспомнила о правилах приличия, целую меня со страстью прекрасной и весьма опытной куртизанки.
Дыхание Баррет прервалось, глаза засверкали.
– В самом деле? А кто проник в приличное английское общество, нацепив тюрбан, хотелось бы знать?
Пальцы виконта нежно, дразняще обвели контур ее губ.
– О, но ведь я и не англичанин, meri jaan. Я подчиняюсь совершенно другим правилам. Заставит ли это тебя передумать? – он спросил это твердо, смертельно серьезно.
– Уже жалеешь о своем предложении, трусишка? Ну, так легко ты от меня не избавишься, я тебя предупреждаю. Ты меня похитил, соблазнил, обесчестил самым бесстыдным образом. Теперь ты просто не можешь меня бросить! – Она провела губами по теплой, обнаженной коже его груди. Дыхание Пэйджена прервалось.
– Это действительно то, чего ты хочешь, сокол? Я должен знать это сейчас, до того как...
– Сколько раз женщина должна соблазнять тебя! Конечно это, что я хочу! – подтвердила Баррет с легким вздохом. – Если ты когда-нибудь, ну хоть когда-нибудь, снова захочешь от меня избавиться, я клянусь, своей следующей формулой я взорву этот твой огромный дом, да так, что куски долетят до самого Коломбо!
Пэйджен обнял ее сильнее.
– Ты... ты уверена, Циннамон? Тебя не волнует мое прошлое... то, что я...
– Что ты ужасно надменный, абсолютно неисправимый тип?
Его глаза подозрительно увлажнились.
– Поцелуй меня, и я покажу тебе, – прошептала она.
Пэйджен медленно опустил голову.
Она спрашивала себя: неужели он до сих пор сомневается?
Она обхватила его за шею, раздвинула языком его губы, погружаясь в теплую глубину его рта. Он застонал и открылся ей, дрожа, пока ее губы немилосердно терзали, дразнили его.
Он поднял руки, прикоснулся к ее соскам, превратившимся в горячие, тугие узелки под его мозолистыми пальцами.
– О господи, Пэйджен, как тебе удается творить со мной такое? – пробормотала Баррет, чувствуя, как желание окатило ее горячей, шелковой волной.
– Это старинный индийский секрет, Angrezi.Нужна особая формула, нужные пропорции, ты же понимаешь.
Баррет вздернула тонкую бровь.
– В грязи? Когда наша одежда разорвана в клочья, а в головах шумит? Это какая-то странная магия, я полагаю.
– Да, но я не сказал тебе об одном важном ингредиенте... – Глаза Пэйджена зажглись.
– Нитрат или глицерин? – промурлыкала она.
– Кое-что почти такое же важное. – Глаза Пэйджена стали темными и бездонными. – И я скоро докажу тебе это.
Дыхание Баррет пресеклось, когда она увидела темную страсть в его глазах и ощутила своим телом бешеное биение его сердца.
– Видишь ли, это работает везде. Где бы ни соединились два сердца, связанные воедино. Так как мое связано с твоим, Циннамон, с тех пор как я впервые встретил тебя, дрожащую от холода, всю в снегу. Так ты пойдешь со мной теперь? Позволишь показать тебе все то, что я мечтал показать тебе раньше?
Впервые Баррет напряглась.
– Что случилось, любимая?
– Я... – Она спрятала лицо у него на груди, по ее пыльным щекам покатились горячие слезы.
Пэйджен сжал пальцами ее подбородок и заставил ее посмотреть ему в лицо.
– Ну же, Angrezi. Не прячься от меня сейчас.
Ее глаза были полны боли.
– Ты... тебе все равно, что Ракели... все это время...
Пэйджен резко выдохнул, он только сейчас заметил, что задержал дыхание. И только об этом она волновалась?
– Да мне наплевать на Джеймса Ракели! То, что происходило между вами, ничего не значит, Циннамон. Не больше чем туман, что накрывает чайные поля перед рассветом, или молния, что сверкает в облаках, прежде чем пройдет дождь.
Баррет тихо всхлипнула.
– Но вы были врагами. Он пытался...
Пэйджен прервал ее низким звуком, чем-то средним между рычанием и стоном. Он прижался губами к ее губам, проникая в теплую сладость ее рта.
Медленно он опустил ее на стелящиеся папоротники и согрел жаром своей жажды, огнем своей любви, губы к губам, тело к телу, пока Баррет не задрожала и не почувствовала как прошлое отступает, ее сердце раскрылось подобно бутону весенней розы.
Далеко наверху, над горами разлился поток света, но любовники едва заметили это, предаваясь страсти.
Потому что жажда исходила от их тел и душ, между ними не было места секретам и старым страхам. Каждое прикосновение исцеляло, каждый взгляд убеждал.
– Великий Шива, Циннамон, возьми меня, прикоснись ко мне. Ближе... о, боже!
– Но твоя рука, Пэйджен! Твои бедные пальцы! – Баррет содрогнулась, посмотрев на опухшую, окровавленную руку, которая так ужасно пострадала сначала от руки Рэнда, а потом от руки Ракели.
– Забудь о моей руке! Мне сейчас есть о чем подумать, кое о чем гораздо более соблазнительном, любовь моя. Я сейчас взорвусь как эта гора, если ты не сжалишься надо мной и...
Через секунду то, что осталось от платья Баррет упало на землю шелковым озерцом, и взгляд Пэйджена опалил ее кожу словно огнем.
– Такая красивая, сокол, сбывшаяся мечта раджи. Но ты уверена, Бретт? В конце концов, я чужой в твоем мире. Я не мягкий, цивилизованный джентльмен. Давным-давно я отказался от тех правил, которыми живут ваши английские джентльмены, с которыми он засыпают и просыпаются. Ты точно уверена, что...
Баррет остановила его, приложив палец к его губам. Другой рукой она прикоснулась к темному шраму около его глаза. На глазах показались слезы, когда она придвинулась ближе и покрыла цепочкой поцелуев уродливый шрам, тянувшийся от угла глаза к скуле.
И под ее нежным прикосновением шрамы стали прекрасными, стали знаками, отличившими воина, побывавшего в битве, честью, признаком истинной гордости.
Огонь опалил чресла Пэйджена.
– Святой боже, Бретт. Достаточно, или я...
Ее глаза блеснули за густыми ресницами.
– Больше разговоров, чем дела, так, лорд Сент-Сир? Я не слышала ничего кроме разговоров о волшебной силе рубина, столько месяцев одни разговоры! Что же должна бедная женщина сделать, что бы испытать на себе эту колдовскую силу?
Дыхание Пэйджена прервалось. Он желал ее так, как еще никогда в жизни не желал женщину.
Больше, чем он желал саму жизнь.
И все еще прошлое не отпускало его, удерживало в своих сетях.
Но на этот раз Баррет не стала ждать ответа. Ее рука скользнула к его бедрам, она расстегнула пуговицы на его брюках одну за другой.
Без сожалений или промедления. Темные тени ее прошлого растворились в огне глаз Пэйджена, в его убеждающих прикосновениях. Между ними теперь ничего не стояло – только их любовь.
Его женщина, сейчас и навсегда, и ему не нужен был рубин, чтобы доказать это.
Она говорила ему об этом не забываемым способом, гораздо убедительней любых слов.
Она клялась каждым неуверенным движением пальцев, каждым нежным поцелуем на уродливом шраме, что расположился паутинкой под его глазом.
И Пэйджен верил ей, хотя ничего в его темной, отнюдь не праведной жизни не подготовило его к тому, чтобы верить в любовь. Именно в такие моменты он учился верить – в нее и в самого себя, в первый раз задумавшись о будущем, будущем, где они, возможно, будут вместе.
Будущее, где будут маленькие, сонные личики и липкие, крохотные пальчики.
Господи, как он мечтал об этом. Он уже сейчас мог представить себе, как лицо Баррет будет светиться, когда она приложит их первого ребенка к своей прекрасной груди.
Да, он даст ей все это и даже больше. Он осыплет ее сапфирами и рубинами, окружит любовью, пока их мрачное прошлое не будет забыто навсегда.
Однако ему потребовалось меньше времени, чем он рассчитывал. Он понял это, сильнее сжав ее бедра, глаза его загорелись жаждой. Тогда он вошел в нее, наслаждаясь тихими стонами, которые срывались с ее губ.
Господи, все было совершенно. Она была совершенством!
Первая жаркая волна заставила Баррет выгнуться, дыхание ее прервалось, она забыла о боли и опасности.
Вторая волна – и она содрогнулась, выкрикивая его имя. Третья – и она обняла его своими стройными ногами, пытаясь удержать жар и сладость, разливавшиеся внутри ее.
– Пэйджен, нет... я...
Но протестовать было поздно. В следующий момент ее душа разлетелась на тысячи сверкающих осколков, более ярких, чем кристаллы в тоннеле, блестевшие в свете фонарей. И каждую секунду Пэйджен был с ней, крепко прижимая ее к себе, испивая каждый мягкий вздох с ее губ. В глазах его светились наслаждение и триумф.
Наконец придя в себя, Баррет слегка усмехнулась.
– Если только я не ошибаюсь, любимый, чтобы получить ребенка, понадобится нечто большее.
Она вытянулась под ним, крепче прижимаясь к его мускулистому телу.
Пэйджен закрыл глаза, когда, шевельнувшись, она сжала его словно в бархатных тисках. Он зарычал, теперь абсолютно уверенный, что взорвется сию же секунду. Черт, он собирался подождать, собирался еще не раз доставить ей наслаждение.
Он попытался вырваться из влажного жара ее тела, черты его исказились от усилий.
– Перестань, Angrezi. Перестань двигаться, или я...
Она не перестала.
Глаза Пэйджена словно заволокло дымкой, из горла вырвался хриплый стон.
Баррет улыбнулась ему, в глазах ее мерцали слезы.
– Сейчас, тигр. Отдай мне все. Весь ты, полностью во мне. Видишь ли, сегодня я собираюсь получить ребенка. Твоего ребенка.
– Нашего ребенка, – поправил Пэйджен. Его глаза горели как у леопарда во тьме. Он напрягся, каждый его нерв был напряжен от желания, когда он понял, какие огромные обязательства они берут на себя в эту самую секунду.
И с полным доверием, он отдал Баррет все, что она просила, без тени страха или сожаления.
– Я весь твой, Циннамон. Я всегда был твоим, с той самой снежной ночи. Боюсь, я просто был слишком глуп, чтобы сразу понять это. Но я никогда не отпущу тебя, потому что я собираюсь дать тебе как минимум шесть детей.
– Алчный мужчина! – Баррет задохнулась, когда он развел ее бедра, и скользнул глубоко, пронизывающе глубоко. Она содрогнулась, когда Пэйджен полностью заполнил ее, изливая в нее всю свою любовь и гневную жажду.
– Ш-шесть? Ну, надеюсь, не все шесть сразу... если так, я...
Она вскрикнула, тело ее выгнулось. Он еще крепче прижал ее к себе, еще глубже проник в ее тело.
И тогда в теле Баррет вновь вспыхнул огонь, она задохнулась от наслаждения.
Ее тихий стон, легкая дрожь ее тела – и Пэйджен окончательно лишился самообладания. Он прижал ее влажной земле, и излился в нее, подтверждая свой дар обещаниями, шедшими из самой души.
Они обрели свой собственный рай, далеко от дымной пещеры, из которой все еще вырывались пыль и пламя, далеко от ненависти и алчности, которые преследовали их столько месяцев. Этой ночью Пэйджен получил наследника, а Баррет любовь, о которой раньше могла только мечтать.
Высоко наверху первые, кроваво – красные лучи рассвета расцветили небо над Бармой. Листья бамбука на вершине холма зашелестели, тревожимые весенним ветром.
И тогда, хотя любовники вряд ли это заметили, темные облака над горами рассеялись и первые, тяжелые капли весеннего муссонного дождя, наконец-то упали на землю.
ЭПИЛОГ
Кент, Англия
Июль, 1870
Над зелеными английскими лужайками разливался радостный смех. Раздавались хлопки множества маленьких ручек. Ужасно серьезный, Маг, одетый в шелковый наряд, украшенный звездами и полумесяцами, крутился, раздавая пригоршни конфет своим маленьким зрителям.
Среди множества маленьких детишек сидел довольно старый человек, с копной седых волос, который изо всех сил пытался подавить улыбку, когда обезьянка вертелась туда сюда, а затем начала вытаскивать игральные карты из своих объемных шелковых рукавов.
Деверил Пэйджен, стоя на террасе, удивленно наблюдал за тем, как на лужайке его отец, благородный герцог Сефтон, нянчил своих внуков-близнецов и радостно улыбался детям грума, лакея и экономки.
Это похоже на сон, подумал виконт. И в этом сне его старый дом выглядел так же как и всегда, и в то же время словно бы по-другому. Теперь его тени исчезли, в длинных коридорах раздавался смех. Даже его отец изменился, его надменная манера поведения осталась в прошлом.
И в этом тоже было ее влияние.
Да, его старый дом изменился, изменился и он сан. И всем этим он был обязан своей прекрасной жене.
– Снова мечтаешь? Если это именно то, что с мужчиной делает женитьба, то я лучше откажусь от этой чести. – Глубокий голос с иностранным акцентом раздался совсем рядом с Пэйдженом, Он повернулся и увидел экзотическую фигуру в шелковой тунике и тюрбане, украшенном драгоценными камнями.
– Снова расхаживаешь как павлин, а? Полагаю, женщины Англии наслаждаются подобной пышностью. – Пэйджен скептически смотрел на стоящего перед ним мужчину, в который раз удивляясь их сходству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Я подумаю над этим. – Стиснув зубы от боли в правом плече, Баррет придвинулась ближе и обняла его за шею. – Убеждай меня дальше, – хрипло сказало она.
Низкое рычание вырвалось из горла Пэйджена. Баррет почувствовала своим бедром его теплоту и силу. На ее залитом счастьем лице расцвела улыбка. Пэйджен судорожно вздохнул. Старое пламя вспыхнуло в нем с новой силой. Его пальцы погладили ее щеку, скользнули по шее, и, наконец, спустились в темную долину ее груди. Там они и остались, описывая медленные, жаркие круги.
Баррет судорожно вздохнула и придвинулась ближе, на лице Пэйджена появилась дьявольская, понимающая улыбка. Даже когда она выгнула спину, притягивая его голову к себе, он не оторвался от ее груди и не прикоснулся к ней там, где она жаждала. Он провел губами по ее щеке, коснулся уголков ее губ, и, наконец, прильнул к ее губам. Каждое легчайшее прикосновение было божественным, наслаждение нарастало.
– П-пожалуйста, Пэйджен!
Он засмеялся, глубоким, низким смехом.
– Разве это недостаточно убедительно, моя маленькая кошечка?
– Ты же знаешь, что да, и даже больше, чем я могу вынести. А теперь наклонись и дай мне поцеловать тебя как положено, ты, дьявол!
Его смех разнесся над маленьким углублением в скале, где они лежали, переплетя ноги, прижимаясь друг к другу горящими от страсти телами.
– Как следует? Что ты знаешь о том, как надо делать это как положено, душа моя? С первой секунды как увидел тебя, ты ни на мгновение не вспомнила о правилах приличия, целую меня со страстью прекрасной и весьма опытной куртизанки.
Дыхание Баррет прервалось, глаза засверкали.
– В самом деле? А кто проник в приличное английское общество, нацепив тюрбан, хотелось бы знать?
Пальцы виконта нежно, дразняще обвели контур ее губ.
– О, но ведь я и не англичанин, meri jaan. Я подчиняюсь совершенно другим правилам. Заставит ли это тебя передумать? – он спросил это твердо, смертельно серьезно.
– Уже жалеешь о своем предложении, трусишка? Ну, так легко ты от меня не избавишься, я тебя предупреждаю. Ты меня похитил, соблазнил, обесчестил самым бесстыдным образом. Теперь ты просто не можешь меня бросить! – Она провела губами по теплой, обнаженной коже его груди. Дыхание Пэйджена прервалось.
– Это действительно то, чего ты хочешь, сокол? Я должен знать это сейчас, до того как...
– Сколько раз женщина должна соблазнять тебя! Конечно это, что я хочу! – подтвердила Баррет с легким вздохом. – Если ты когда-нибудь, ну хоть когда-нибудь, снова захочешь от меня избавиться, я клянусь, своей следующей формулой я взорву этот твой огромный дом, да так, что куски долетят до самого Коломбо!
Пэйджен обнял ее сильнее.
– Ты... ты уверена, Циннамон? Тебя не волнует мое прошлое... то, что я...
– Что ты ужасно надменный, абсолютно неисправимый тип?
Его глаза подозрительно увлажнились.
– Поцелуй меня, и я покажу тебе, – прошептала она.
Пэйджен медленно опустил голову.
Она спрашивала себя: неужели он до сих пор сомневается?
Она обхватила его за шею, раздвинула языком его губы, погружаясь в теплую глубину его рта. Он застонал и открылся ей, дрожа, пока ее губы немилосердно терзали, дразнили его.
Он поднял руки, прикоснулся к ее соскам, превратившимся в горячие, тугие узелки под его мозолистыми пальцами.
– О господи, Пэйджен, как тебе удается творить со мной такое? – пробормотала Баррет, чувствуя, как желание окатило ее горячей, шелковой волной.
– Это старинный индийский секрет, Angrezi.Нужна особая формула, нужные пропорции, ты же понимаешь.
Баррет вздернула тонкую бровь.
– В грязи? Когда наша одежда разорвана в клочья, а в головах шумит? Это какая-то странная магия, я полагаю.
– Да, но я не сказал тебе об одном важном ингредиенте... – Глаза Пэйджена зажглись.
– Нитрат или глицерин? – промурлыкала она.
– Кое-что почти такое же важное. – Глаза Пэйджена стали темными и бездонными. – И я скоро докажу тебе это.
Дыхание Баррет пресеклось, когда она увидела темную страсть в его глазах и ощутила своим телом бешеное биение его сердца.
– Видишь ли, это работает везде. Где бы ни соединились два сердца, связанные воедино. Так как мое связано с твоим, Циннамон, с тех пор как я впервые встретил тебя, дрожащую от холода, всю в снегу. Так ты пойдешь со мной теперь? Позволишь показать тебе все то, что я мечтал показать тебе раньше?
Впервые Баррет напряглась.
– Что случилось, любимая?
– Я... – Она спрятала лицо у него на груди, по ее пыльным щекам покатились горячие слезы.
Пэйджен сжал пальцами ее подбородок и заставил ее посмотреть ему в лицо.
– Ну же, Angrezi. Не прячься от меня сейчас.
Ее глаза были полны боли.
– Ты... тебе все равно, что Ракели... все это время...
Пэйджен резко выдохнул, он только сейчас заметил, что задержал дыхание. И только об этом она волновалась?
– Да мне наплевать на Джеймса Ракели! То, что происходило между вами, ничего не значит, Циннамон. Не больше чем туман, что накрывает чайные поля перед рассветом, или молния, что сверкает в облаках, прежде чем пройдет дождь.
Баррет тихо всхлипнула.
– Но вы были врагами. Он пытался...
Пэйджен прервал ее низким звуком, чем-то средним между рычанием и стоном. Он прижался губами к ее губам, проникая в теплую сладость ее рта.
Медленно он опустил ее на стелящиеся папоротники и согрел жаром своей жажды, огнем своей любви, губы к губам, тело к телу, пока Баррет не задрожала и не почувствовала как прошлое отступает, ее сердце раскрылось подобно бутону весенней розы.
Далеко наверху, над горами разлился поток света, но любовники едва заметили это, предаваясь страсти.
Потому что жажда исходила от их тел и душ, между ними не было места секретам и старым страхам. Каждое прикосновение исцеляло, каждый взгляд убеждал.
– Великий Шива, Циннамон, возьми меня, прикоснись ко мне. Ближе... о, боже!
– Но твоя рука, Пэйджен! Твои бедные пальцы! – Баррет содрогнулась, посмотрев на опухшую, окровавленную руку, которая так ужасно пострадала сначала от руки Рэнда, а потом от руки Ракели.
– Забудь о моей руке! Мне сейчас есть о чем подумать, кое о чем гораздо более соблазнительном, любовь моя. Я сейчас взорвусь как эта гора, если ты не сжалишься надо мной и...
Через секунду то, что осталось от платья Баррет упало на землю шелковым озерцом, и взгляд Пэйджена опалил ее кожу словно огнем.
– Такая красивая, сокол, сбывшаяся мечта раджи. Но ты уверена, Бретт? В конце концов, я чужой в твоем мире. Я не мягкий, цивилизованный джентльмен. Давным-давно я отказался от тех правил, которыми живут ваши английские джентльмены, с которыми он засыпают и просыпаются. Ты точно уверена, что...
Баррет остановила его, приложив палец к его губам. Другой рукой она прикоснулась к темному шраму около его глаза. На глазах показались слезы, когда она придвинулась ближе и покрыла цепочкой поцелуев уродливый шрам, тянувшийся от угла глаза к скуле.
И под ее нежным прикосновением шрамы стали прекрасными, стали знаками, отличившими воина, побывавшего в битве, честью, признаком истинной гордости.
Огонь опалил чресла Пэйджена.
– Святой боже, Бретт. Достаточно, или я...
Ее глаза блеснули за густыми ресницами.
– Больше разговоров, чем дела, так, лорд Сент-Сир? Я не слышала ничего кроме разговоров о волшебной силе рубина, столько месяцев одни разговоры! Что же должна бедная женщина сделать, что бы испытать на себе эту колдовскую силу?
Дыхание Пэйджена прервалось. Он желал ее так, как еще никогда в жизни не желал женщину.
Больше, чем он желал саму жизнь.
И все еще прошлое не отпускало его, удерживало в своих сетях.
Но на этот раз Баррет не стала ждать ответа. Ее рука скользнула к его бедрам, она расстегнула пуговицы на его брюках одну за другой.
Без сожалений или промедления. Темные тени ее прошлого растворились в огне глаз Пэйджена, в его убеждающих прикосновениях. Между ними теперь ничего не стояло – только их любовь.
Его женщина, сейчас и навсегда, и ему не нужен был рубин, чтобы доказать это.
Она говорила ему об этом не забываемым способом, гораздо убедительней любых слов.
Она клялась каждым неуверенным движением пальцев, каждым нежным поцелуем на уродливом шраме, что расположился паутинкой под его глазом.
И Пэйджен верил ей, хотя ничего в его темной, отнюдь не праведной жизни не подготовило его к тому, чтобы верить в любовь. Именно в такие моменты он учился верить – в нее и в самого себя, в первый раз задумавшись о будущем, будущем, где они, возможно, будут вместе.
Будущее, где будут маленькие, сонные личики и липкие, крохотные пальчики.
Господи, как он мечтал об этом. Он уже сейчас мог представить себе, как лицо Баррет будет светиться, когда она приложит их первого ребенка к своей прекрасной груди.
Да, он даст ей все это и даже больше. Он осыплет ее сапфирами и рубинами, окружит любовью, пока их мрачное прошлое не будет забыто навсегда.
Однако ему потребовалось меньше времени, чем он рассчитывал. Он понял это, сильнее сжав ее бедра, глаза его загорелись жаждой. Тогда он вошел в нее, наслаждаясь тихими стонами, которые срывались с ее губ.
Господи, все было совершенно. Она была совершенством!
Первая жаркая волна заставила Баррет выгнуться, дыхание ее прервалось, она забыла о боли и опасности.
Вторая волна – и она содрогнулась, выкрикивая его имя. Третья – и она обняла его своими стройными ногами, пытаясь удержать жар и сладость, разливавшиеся внутри ее.
– Пэйджен, нет... я...
Но протестовать было поздно. В следующий момент ее душа разлетелась на тысячи сверкающих осколков, более ярких, чем кристаллы в тоннеле, блестевшие в свете фонарей. И каждую секунду Пэйджен был с ней, крепко прижимая ее к себе, испивая каждый мягкий вздох с ее губ. В глазах его светились наслаждение и триумф.
Наконец придя в себя, Баррет слегка усмехнулась.
– Если только я не ошибаюсь, любимый, чтобы получить ребенка, понадобится нечто большее.
Она вытянулась под ним, крепче прижимаясь к его мускулистому телу.
Пэйджен закрыл глаза, когда, шевельнувшись, она сжала его словно в бархатных тисках. Он зарычал, теперь абсолютно уверенный, что взорвется сию же секунду. Черт, он собирался подождать, собирался еще не раз доставить ей наслаждение.
Он попытался вырваться из влажного жара ее тела, черты его исказились от усилий.
– Перестань, Angrezi. Перестань двигаться, или я...
Она не перестала.
Глаза Пэйджена словно заволокло дымкой, из горла вырвался хриплый стон.
Баррет улыбнулась ему, в глазах ее мерцали слезы.
– Сейчас, тигр. Отдай мне все. Весь ты, полностью во мне. Видишь ли, сегодня я собираюсь получить ребенка. Твоего ребенка.
– Нашего ребенка, – поправил Пэйджен. Его глаза горели как у леопарда во тьме. Он напрягся, каждый его нерв был напряжен от желания, когда он понял, какие огромные обязательства они берут на себя в эту самую секунду.
И с полным доверием, он отдал Баррет все, что она просила, без тени страха или сожаления.
– Я весь твой, Циннамон. Я всегда был твоим, с той самой снежной ночи. Боюсь, я просто был слишком глуп, чтобы сразу понять это. Но я никогда не отпущу тебя, потому что я собираюсь дать тебе как минимум шесть детей.
– Алчный мужчина! – Баррет задохнулась, когда он развел ее бедра, и скользнул глубоко, пронизывающе глубоко. Она содрогнулась, когда Пэйджен полностью заполнил ее, изливая в нее всю свою любовь и гневную жажду.
– Ш-шесть? Ну, надеюсь, не все шесть сразу... если так, я...
Она вскрикнула, тело ее выгнулось. Он еще крепче прижал ее к себе, еще глубже проник в ее тело.
И тогда в теле Баррет вновь вспыхнул огонь, она задохнулась от наслаждения.
Ее тихий стон, легкая дрожь ее тела – и Пэйджен окончательно лишился самообладания. Он прижал ее влажной земле, и излился в нее, подтверждая свой дар обещаниями, шедшими из самой души.
Они обрели свой собственный рай, далеко от дымной пещеры, из которой все еще вырывались пыль и пламя, далеко от ненависти и алчности, которые преследовали их столько месяцев. Этой ночью Пэйджен получил наследника, а Баррет любовь, о которой раньше могла только мечтать.
Высоко наверху первые, кроваво – красные лучи рассвета расцветили небо над Бармой. Листья бамбука на вершине холма зашелестели, тревожимые весенним ветром.
И тогда, хотя любовники вряд ли это заметили, темные облака над горами рассеялись и первые, тяжелые капли весеннего муссонного дождя, наконец-то упали на землю.
ЭПИЛОГ
Кент, Англия
Июль, 1870
Над зелеными английскими лужайками разливался радостный смех. Раздавались хлопки множества маленьких ручек. Ужасно серьезный, Маг, одетый в шелковый наряд, украшенный звездами и полумесяцами, крутился, раздавая пригоршни конфет своим маленьким зрителям.
Среди множества маленьких детишек сидел довольно старый человек, с копной седых волос, который изо всех сил пытался подавить улыбку, когда обезьянка вертелась туда сюда, а затем начала вытаскивать игральные карты из своих объемных шелковых рукавов.
Деверил Пэйджен, стоя на террасе, удивленно наблюдал за тем, как на лужайке его отец, благородный герцог Сефтон, нянчил своих внуков-близнецов и радостно улыбался детям грума, лакея и экономки.
Это похоже на сон, подумал виконт. И в этом сне его старый дом выглядел так же как и всегда, и в то же время словно бы по-другому. Теперь его тени исчезли, в длинных коридорах раздавался смех. Даже его отец изменился, его надменная манера поведения осталась в прошлом.
И в этом тоже было ее влияние.
Да, его старый дом изменился, изменился и он сан. И всем этим он был обязан своей прекрасной жене.
– Снова мечтаешь? Если это именно то, что с мужчиной делает женитьба, то я лучше откажусь от этой чести. – Глубокий голос с иностранным акцентом раздался совсем рядом с Пэйдженом, Он повернулся и увидел экзотическую фигуру в шелковой тунике и тюрбане, украшенном драгоценными камнями.
– Снова расхаживаешь как павлин, а? Полагаю, женщины Англии наслаждаются подобной пышностью. – Пэйджен скептически смотрел на стоящего перед ним мужчину, в который раз удивляясь их сходству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62