Да, она преподаст урок этому сумасшедшему, поклялась она себе. Он должен будет выпустить ее из рук, если хочет раздеться до конца. И когда он это сделает, она будет готова. Она по-кошачьи прищурила свои темно-голубые глаза, изучая его лицо. Она сконцентрировалась на подготовке к решительным действиям, почти забыв о боли, пронизывающей всю ее спину. Почти.
– Ну, наконец-то ты поняла меня. Прекрасно.
Пэйджен расстегнул еще один крючок. Все большее пространство обнаженной кожи открывалось его взору под неуклюжими пальцами. Мучительно гладкая кожа, похожая на чистый матовый шелк. Кожа настолько теплая, что любой мужчина мог сгореть дотла при единственном прикосновении к ней. Кожа женщины, которую Пэйджен не видел в течение долгих месяцев. Кожа, которая снилась ему долгими лихорадочными ночами.
Его руки соскользнули со следующего крючка. Женщина опять начала извиваться под ним, и ему снова пришлось прижать ее. При каждом движении ему приходилось бороться еще и с воспоминаниями о черноволосой красотке, которую он поцеловал под лондонским газовым фонарем на улице. С каждым новым прикосновением воспоминания становились все более отчетливыми.
– Прекрати сопротивляться, черт тебя побери!
Корсаж был почти расстегнут и должен был соскользнуть с тела женщины. Пэйджен нахмурился, недоумевая, почему ткань все еще плотно прилегала к ее коже. Вероятно, это какое-то новое изобретение, которое женщины Англии придумали в его отсутствие, подумал он раздраженно. Он нетерпеливо перевернул ее на ее живот, распутывая оставшиеся шнурки, перекрещивающиеся сзади. Он заметил, что планки корсета были сделаны из железа, и мрачно улыбнулся. Металлические планки не могли служить долго в тропиках. Здесь все ржавело или гнило, кроме слоновой кости. Очевидно, никто не сказал ей об этом. Следовательно, заключил Пэйджен, она недавно приехала из Англии. Иначе она уже знала бы этот факт. Еще одна частичка информации, которую следовало запомнить на всякий случай, если она будет упорствовать в этой нелепой истории с потерей памяти.
Ее гордая осанка приводила Пэйджена в ярость. Она все еще настаивает на роли невинной жертвы? Ей-богу, Ракели должен был заплатить ей целое состояние! Мысль об обучении Ракели ее сексуальным фантазиям была последней соломинкой для расшатанного рассудка Пэйджена. Громко выругавшись, он содрал корсет с ее тела.
И сразу же застыл на месте, оцепенело уставившись на ее спину. Что же это такое? Кровь покрывала его руки, кровь была повсюду. Густая и красная кровь сочилась из грубых ссадин, покрывавших ее плечи и спину вплоть до верхнего края ее смешных пышных панталон. Ради Бога, почему она не сказала ему?
В звенящей тишине Пэйджен отдернул руки и поднялся – все в нем перевернулось. Он ухватился за столбик кровати, уверенный, что вот-вот лишится сознания. Кто был способен на такую жестокость? Он услышал ее тихие сдавленные рыдания. Эти звуки заставили его возненавидеть самого себя.
Или очень храбрая женщина, или очень искусная, думал он о ней. Теперь он знал точно.
Пэйджен тихонько дотронулся до ее плеча.
– Боже, Циннамон, я...
Но его пленница вздрогнула и отшатнулась.
– Нет! – Она вслепую нащупала сетку, отбросила ее в сторону и поднялась с кровати. – Не прикасайся ко мне, или я, клянусь Богом, заставлю тебя пожалеть, что ты меня увидел!
Медленно, шаг за шагом, она отступала, стыдливо прикрывая грудь рукой. Ее глаза обжигали его лицо – глубокие темно-голубые озера боли. Никогда прежде Пэйджен не встречал такой женщины. Она боролась с ним даже тогда, когда боль заставляла ее терять сознание. Тошнота подкатила к горлу при одной мысли о ее спине.
– Эти раны... их необходимо промыть, Циннамон.
Он увидел, что ее глаза заблестели крошечными бриллиантами непролитых слез. Но она не заплакала, и ее подбородок был все еще высоко поднят. Нет, подумал Пэйджен, эту женщину нелегко довести до слез. Кто сделал с ней такое, вероятно, понимал это.
На мгновение гнев ослепил его. Он страстно хотел ощутить шею этого человека в своих руках. И все же, несмотря на все происходящее, выражение ее гордого лица делало странные вещи с его чувствами. Как и вид ее прекрасной обнаженной кожи, не до конца скрытой под дрожащими пальцами. С таким телом она могла бы получить целое состояние в течение одной только ночи в кровати.
Черт побери, неужели он всего лишь возбужденный самец? Сжав челюсти, Сент-Сир боролся с огнем, опаляющим кровь.
– Кто это сделал? – спросил он. – Скажи мне только – кто это сделал?
Какой-то отблеск колебания промелькнул на ее лице, когда она остановилась у дверного косяка.
– Я уже говорила тебе: я не знаю. Я даже не знаю, что именно сделали со мной. Я не могу вспомнить ничего, ты понимаешь? Совершенно ничего!
Она отвернулась, задыхаясь от рыданий. Тонкими ручейками горячие соленые слезы текли по щекам. Пэйджен немедленно оказался рядом и, прежде чем она успела оттолкнуть его, с грубоватой нежностью привлек ее к своей груди. Она была настолько измучена болью, что уже не сопротивлялась, только напряженно застыла. Он вздрогнул, когда почувствовал прикосновение ее освободившихся грудей к его обнаженному телу. И точно так же опаляли его кожу горячие тяжелые слезы. Каждая заставляла его сердце сжиматься и сожалеть о том, что произошло между ними.
За всю свою долгую и беспорядочную жизнь Деверил Пэйджен никогда не позволил женщине принудить его сожалеть о чем-то хотя бы на одну секунду. И вот всего за несколько часов эта рыжеволосая искусительница сумела перевернуть весь его мир вверх ногами! Она пошевелилась, и Пэйджен услышал свой собственный вздох.
– Черт побери, женщина, почему ты не сказала мне об этом раньше?
Она оставалась неподвижной, так как была слишком слаба, чтобы бороться с ним, но слишком сильна, чтобы позволить ему думать, что ее тронула его забота.
– Я уже не один раз пыталась объяснить тебе это, недоумок! – Ее голос зазвучал громче, хотя она все еще задыхалась от боли. – Уйди! Оставь меня одну!
Ее ресницы, похожие на крошечные рыжевато-коричневые шипы, опустились на щеки.
Как было бы прекрасно коснуться легкими поцелуями этих покрасневших век, подумал Пэйджен. И матово-бледных щек, а еще лучше опьяняюще красивой груди, увенчанной коралловыми сосками. Его пальцы инстинктивно сжались, как только он снова ощутил волну жара в паху.
Она вздохнула:
– Прекрати... пожалуйста!
Черт побери, что с ним творится? Как она сумела до такой степени проникнуть в его тело? Это новое свидетельство его потери контроля опять привело его в ярость.
– Не волнуйся, женщина, это не означает ничего, совсем ничего. То, что я чувствую сейчас, просто реакция мужчины, долго прожившего в джунглях. Сейчас любая шлюха заставила бы меня почувствовать то же самое. – Он постарался, чтобы его голос звучал ровно и безразлично.
Она подняла лицо, приковав взгляд Пэйджена к своим изменчивым темным глазам.
– Кто это сделал? Ревнивый любовник? Или неожиданно вернувшийся домой муж, заставший тебя в постели с его лучшим другом? Или это был сам Ракели, недовольный твоими успехами в изучении его приемов?
Пэйджен говорил с холодной решимостью и мог бы порадоваться, видя, что каждое его слово заставляло ее все больше бледнеть. Но это не доставило ему никакого удовольствия. Вместо этого его сердце дрогнуло от жалости. Она отпрянула и прислонилась спиной к стене.
– Это был мужчина – вот все, что я знаю. Мужчина, похожий на тебя. Большой, громогласный и высокомерный.
– Я собираюсь промыть твои раны, Циннамон. Тебе будет очень больно.
Она покачнулась. Уголки ее губ опустились, а пальцы побелели.
– Не волнуйтесь обо мне, мистер Пэйджен. Вы бы лучше побеспокоились о самом себе!
«Ты храбрая, Циннамон. Но неровные удары пульса на твоем виске говорят мне, что в любую минуту ты можешь рухнуть на пол».
А карболовая кислота – чертовски неприятное снадобье. Затаив дыхание, Пэйджен наблюдал и ждал. Он дал ей приблизительно тридцать секунд. Ее глаза закрылись, и ресницы упали золотым занавесом на щеки. Она уже почти лишилась сознания.
Секунды шли. Пэйджен беззвучно подошел ближе. Двадцать секунд... Ее пальцы слегка расслабились. Ресницы распахнулись. Он был уже достаточно близко, чтобы слышать ее прерывистое дыхание. Десять... Он ждал, похожий на затаившегося в кустарнике хищника, его мощные руки были напряжены. Он знал о ее слабости лучше, чем она сама.
И когда ее дыхание резко прекратилось и колени подогнулись, Пэйджен нагнулся вперед, чтобы подхватить ее. Одна его широкая ладонь обняла ее плечи, а другая поддержала колени. Мрачно улыбаясь, он поднял ее на руки и прижал к груди, борясь с огнем, опалявшим его кожу в том месте, где ее сосок коснулся его ребра.
Сильная дрожь волной сотрясла ее слабое тело.
– Я не плачу. Я н-никогда не плачу, – пробормотала она. В следующую секунду ее голова упала ему на плечо и водопад золотых волос разметался по его груди.

Глава 16

Пэйджен стонал, страдая от ударов тысячи ножей, поражающих его живот. Огонь все еще был там, только теперь он сочетался с пронизывающей болью.
– Тигр-сагиб? – Слова звучали мягко и неуверенно. – Выпейте, мой господин.
– Что, черт побери...
Холодный фарфор коснулся его сухих губ, и горькая жидкость попала в горло. Он закашлялся и нехотя проглотил ее. Хинин, противный, но дьявольски эффективный.
– Еще, пожалуйста, Тигр-сагиб.
Мягкие пальцы коснулись его головы. Мита, понял Пэйджен. Не Angrezi, женщина с огнем в волосах и яростью в глазах. Мита – индийская красотка, которая не скрывала своей любви к нему, светившейся в ее блестящих бархатных глазах. Женщина, которой он никогда бы не коснулся, потому что это доставило бы ей больше страданий, чем пребывание в лондонском публичном доме, откуда Пэйджен вызволил ее.
Но что делает здесь Мита? Он оставил ее в Виндхэвене. Нахмурясь, Пэйджен проглотил еще порцию отвратительной микстуры и откинулся на подушки. Он с трудом понял, что лежал на кровати под небольшим навесом, который он использовал как контору. Он вспомнил, что добрался сюда в ту ночь, когда лихорадка валила его с ног.
– Какой сегодня день, Мита? – пробормотал он на хинди.
– Четверг, сагиб, раннее утро. Вы проспали весь день и всю ночь. Теперь лихорадка проходит, я думаю.
Ее пациент недовольно заворчал.
– Утро? – рассеянно повторил он. И более резко спросил: – Четверг? А где Angrezi-мэм-сагиб?
Возникла небольшая пауза.
– Желтоволосая?
Пэйджен услышал напряженность в голосе Миты.
– Да, желтоволосая.
– В комнате сагиба. Она просыпалась однажды, и я дала ей кокосового молока. Но она только сказала что-то сердитое и вытолкнула меня из комнаты.
Губы Пэйджена изогнулись в улыбке. Он мог себе представить, что именно его сердитая нарушительница высказала о чашке прохладного кокосового молока.
– Мэм-сагиб еще спит?
– Да, Тигр. Вы хотите, чтобы я...
Пэйджен отбросил покрывало и неуверенно поднялся на ноги.
– Не обращай внимания, Мита. Я сам позабочусь о мэм-сагиб.
Покачнувшись, он дотянулся до столбика кровати и почувствовал тонкую сильную руку Миты, поддерживающую его. Он раздраженно поморщился.
– Еще раз спасибо тебе, Мита.
– Не надо благодарить меня, господин. Служение вам – моя обязанность. – Ее темные ресницы на секунду поднялись, и она посмотрела на него сияющими карими глазами. – И самое большое удовольствие, Тигр-сагиб.
Уже в пятый раз за эти несколько недель Пэйджен напомнил себе, что он должен найти какой-то способ перестать быть предметом поклонения для Миты. С тех пор как он спас ее от двух негодяев в публичном доме всего в двух кварталах от заведения Элен, Мита смотрела на него с обожанием.
Пэйджен знал, что, если бы он попытался уложить ее в свою кровать, она без возражений покорилась бы ему. И доставила бы немалое удовольствие. В отличие от женщины, спящей сейчас в его кровати, подумал он раздраженно. Проклятие!
Но Пэйджен не собирался воспользоваться обожанием Миты, потому что знал слишком хорошо, чем это закончится для них обоих. Они причинили бы друг другу только боль, потому что один из них любил слишком сильно, а второй не любил совсем. Все же иногда, когда его одолевал приступ лихорадки, как это случилось теперь, сдержанность причиняла ему немалое страдание. Что с того, что он так же долго думал о золотоволосой женщине, как долго Мита обожала его?
Держась за столбик кровати, Пэйджен посмотрел вниз. Слишком поздно он понял, что был абсолютно обнажен и возбужден до очевидности.
– Принеси мою одежду, Мита, и ботинки тоже. Потом скажи Нигалу, чтобы он приготовил омлет из яиц, чай и какие-нибудь булочки. Пусть он принесет все это в мою комнату.
Борьба за управление своим телом и желанием сделала его голос неоправданно резким. Губы женщины задрожали от разочарования. Более того, Пэйджен отлично знал, что Нигал гораздо охотнее принесет завтрак в бунгало, чем Мита.
Но он решил начинать процесс ее разочарования прямо сейчас. Он был бессердечным ублюдком, который разобьет ее сердце, если она позволит ему, и чем скорее она поймет это, тем лучше. В следующий раз она будет более осторожной со своим сердцем.
Но уверенность, что он поступает правильно, не сделала приятнее созерцание обиженно дрожащих губ Миты. Он наблюдал, как она напряженно повернулась и направилась прочь.
– Мита, – остановил он ее, как только она отошла на несколько шагов.
– Да, сагиб? – отозвалась она безжизненным голосом.
– Ты сделала что-то со своими волосами. Появились новые гребни?
Она мгновенно ослепительно улыбнулась:
– Да, Тигр-сагиб. Вам понравилось?
– Это очаровательно, – грубовато ответил Пэйджен. – Когда мы возвратимся в Виндхэвен, мне придется палкой отгонять молодых людей. Они будут приходить к большому дому по любому поводу, лишь бы увидеть тебя.
Улыбка женщины исчезла так же быстро, как и появилась.
– Я пойду позаботиться об одежде сагиба, – пробормотала она и быстро ушла.
Будь все проклято, подумал Пэйджен. Он опять промахнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62