И преимущество путешествия по джунглям.
– Джунгли? Преимущество?
– Это уравнивает шансы. Любые преследователи столкнутся с такими же трудностями, что и мы, как ты понимаешь.
– Нет, я не понимаю, – резко откликнулась Баррет. – Совершенно ничего не понимаю!
Пэйджен напряженно изучал ее лицо.
– Видела ли ты когда-нибудь рубин, Angrezi? Великолепный рубин. Рубин сорока шести безупречных каратов.
– Нет.
– Ты уверена?
– Конечно, я уверена!
– Возможно, ты поняла бы мои объяснения лучше, если бы увидела его, – спокойно сказал Пэйджен.
– Ты хочешь сказать, что этот волшебный камень обладает сверхъестественными свойствами? – насмешливо спросила она.
– Не смейся над тем, чего не знаешь, женщина. Люди убивали без раскаяния, чтобы обладать этим драгоценным камнем. Они предавали самых близких друзей и продавали близких в рабство в надежде обладать тайнами рубина.
– Какая жуткая чепуха!
Пэйджен хладнокровно, молча рассматривал ее лицо, потом прикрыл темные глаза.
– Теперь я знаю, что ты не жила на Востоке, Циннамон. Иначе ты никогда не сказала бы таких слов.
Пэйджен повернулся к открытому окну, за которым из-за зеленой стены джунглей поднималось солнце, окрасившее небо багрянцем и золотом.
– Здесь совсем другая жизнь, Баррет. – Его голос звучал серьезно, как никогда раньше. – Вещи, в которые ты ни на мгновение не могла бы поверить, если бы осталась на шумной Оксфорд-стрит, весьма нередки здесь, в джунглях. – Пэйджен улыбнулся. – Ты все еще не веришь мне?
– В то, что камни имеют странную власть и влияют на человеческую судьбу? Едва ли.
Лицо Пэйджена стало суровым. Баррет не должна была почувствовать нотки страха в его следующих словах:
– Мне остается только надеяться, что не случится ничего такого, что заставит тебя изменить свое мнение, Angrezi.
Через двадцать минут Баррет с каменным лицом появилась на веранде. Она тщательно поправила непослушную прядь волос, выбившуюся из строгой прически. Это был серьезный стиль, который, по ее мнению, не станет привлекать излишнего мужского внимания. И предохранит от цепляющихся лиан и ветвей деревьев, напомнила она себе торопливо.
Пэйджен бросил в ее сторону один пристальный взгляд, в котором она успела заметить отвращение к пышной юбке и сильно затянутому лифу. Плантатор что-то неразборчиво пробормотал и отвернулся. Поднявшееся солнце уже наливалось жаром, который угрожал им в течение всего дня. Баррет сжала губы, стараясь не думать об этом.
Повинуясь команде Пэйджена, они вышли за пределы ограды. Всего было девятнадцать человек. Впереди шли десять носильщиков, нагруженных мешками риса, следом за ними отправились пять вооруженных охранников. Управляющий Нигал шел впереди каравана, а Пэйджен очень скоро исчез из поля зрения. Уже через несколько минут пути местность вокруг них изменилась. Деревья обступили людей, тесно смыкаясь над извилистым, покрытым валунами руслом пересохшего ручья.
Мита шла рядом с Баррет, показывая и называя растения, объясняя, каких из них Баррет должна избегать из-за их колючих листьев и стеблей.
По словам Миты, они шли на север. Кроме этого, она не знала ничего. Сагиб так решил. Так безопаснее. Капелька пота стекла по лицу Баррет. Плотная ткань терлась о заживающую кожу спины, подобно наждачной бумаге, и ей захотелось одеться так, как Мита, – в тонкую юбку из марли от талии до лодыжек и очень коротенькую блузку, открывающую часть живота.
Она сжала зубы и сосредоточилась на ящерицах, спящих на нагретых солнцем валунах. К полудню у нее заболели ноги и пересохло в горле, а они все еще не останавливались. Пэйджен не появлялся, и это почему-то больше всего бесило Баррет. Она прихлопнула москита, воображая себе приятную картину – связанного Пэйджена в самой середине сердитого роя жадных насекомых. Но ее воображаемое торжество быстро исчезло, как только она осознала, что в ее фантазиях его бронзовое тело было полностью обнажено. Подобное видение заставило ее задыхаться и проклинать свое буйное воображение.
Внезапно сильные руки легли ей на плечи. Баррет негодующе обернулась и застыла на месте от удивления. Его можно было принять за сингалезца – высокий, бронзовый от загара, одетый в традиционную белую рубашку и саронг, завязанный вокруг стройных бедер. Лицо стало красновато-коричневым, а скулы и подбородок спрятались под густой черной бородой.
– Ч-что это...
– Это один из методов маскировки, одно из многих моих преимуществ, особенно в пути.
Пэйджен, прищурившись, осмотрел ее потрепанный рукав, к которому прицепились колючки и обломки веточек.
– А теперь тебе пора уже снять это платье и надеть кое-что более подходящее для джунглей. – Он снял с плеча сумку и достал оттуда сверток белой ткани, который протянул ей. – Возьми эти вещи и надень.
Ярость вспыхнула на щеках Баррет, как только она рассмотрела одежду. Он дал ей одну из собственных рубашек и темно-желтые саржевые бриджи. Кроме этого, в свертке оказалась пара мягких кожаных ботинок.
– Мне нравится, как ты выглядишь в моей рубашке, Циннамон, – тихонько прошептал Пэйджен, насмешливо подняв брови. – Но на этот раз я должен позволить тебе надеть еще и штаны.
– Я... я отказываюсь!
– Нет, ты сделаешь это, маленькая ведьма, и ты сделаешь это прямо сейчас. Иначе я отведу тебя назад и оставлю на пляже.
Баррет тяжело дышала и свирепо смотрела в его лицо.
– И не пытайся убедить меня, что тебе приятнее носить твою нелепую одежду. Я наблюдал за тобой в течение последнего часа, Angrezi, и каждый шаг причинял тебе мучения. Я весьма удивлен, что ты до сих пор не упала. А это доказывает, что я уже понял, – ты чрезвычайно упрямое существо. Но я не могу позволить, чтобы ты отстала. Мы должны идти как можно быстрее, если хотим разбить лагерь до наступления сумерек. А теперь иди в ту бамбуковую рощицу и переоденься.
Она не смогла даже ответить, когда он поймал ее за локоть, повернул и подтолкнул к зарослям.
– Превосходно, будь по-твоему, проклятый, невыносимый мерзавец, – шипела она, неохотно шагая в заданном направлении.
Единственным ответом Пэйджена был раскатистый взрыв смеха. Тщательно осмотревшись в поисках пауков и других неприятных обитателей джунглей, Баррет начала расстегивать платье. Затем она сняла юбку, не переставая проклинать своего мучителя.
– И лиф тоже, – напомнил он.
Она подумала было отказаться, но сдержалась. Возможность освободиться от лишней одежды показалась ей в данный момент очень приятной.
– Я ненавижу это место, – бормотала она. – Я ненавижу эту одежду. Больше всего я ненавижу тебя, проклятый Пэйджен!
Убедившись, что он не шпионит за ней, Баррет разделась, накинула на себя белую рубашку Пэйджена из тончайшего мягкого батиста и запахнула ее на груди. Рукава были, конечно, длинноваты, и открытый ворот слишком сильно обнажал шею, но в целом ей пришлось признаться, что эта одежда была намного приятнее, чем ее тугое платье.
Что-то зашелестело в траве, и она поспешила натянуть бриджи, стянув их мягким поясом. Удивительно, но они чудесно сидели на ее фигуре.
Если это были его бриджи, то он, вероятно, носил их очень давно. Сейчас его бедра были намного шире, подумала она.
Смущенно покраснев, она прогнала прочь непослушные мысли, опасаясь более откровенного взлета фантазии. Потом надела ботинки, пришедшиеся ей удивительно впору. Как только Баррет одернула рубашку, она уловила запах дыма, оглянулась и увидела, что Пэйджен удобно устроился на поваленном дереве и курил сигару.
– Я заказал их в Коломбо. И заплатил сапожнику втрое, чтобы получить сегодня. Тебе здорово повезло, что я угадал твой размер, Angrezi. Но я успел хорошенько тебя рассмотреть. Так что от моих глаз вряд ли что укрылось.
– Виконт, должно быть, хорошо платит тебе, если ты идешь на такие расходы, – сдержанно сказала она, опустив глаза. – Или ты не все счета посылаешь ему?
Взгляд Пэйджена остался непроницаемым.
– Мы с виконтом всегда можем договориться. Я забочусь о его состоянии, а при возвращении он не задает мне лишних вопросов и подписывает все счета. Это устраивает нас обоих.
Баррет что-то пробормотала себе под нос, заправила рубашку под пояс и вышла из полутемных зарослей, заморгав от яркого солнечного света. Не слыша голоса Пэйджена, она нахмурилась и замедлила шаги.
– Боже мой, вот теперь ты выглядишь великолепно. – Его голос прозвучал хрипловато и напряженно. – Если тебе повезет, ты заведешь новую моду в Коломбо. Но я думаю, придется запретить тебе показываться на людях в этих облегающих бриджах. Такое зрелище сведет с ума всех мужчин за считанные минуты, императрица. Однако мы заболтались, – сказал он резко, бросая под ноги тлеющий окурок и тщательно затаптывая его каблуком ботинка. Потом он завалил остатки сигары грязью и снова притоптал.
Баррет удивилась такому чрезмерному вниманию к одному-единственному окурку. Видя ее недоумение, Пэйджен кивнул на заросли.
– Джунгли сейчас подобны бочонку с порохом. Одна искра – и все превратится в дым на многие мили вокруг. Даже ночью на привале не будет никаких костров. Здесь слишком опасно, придется подождать, пока мы не заберемся повыше, где не так сухо.
Баррет все еще переваривала эту новую для себя информацию, когда Пэйджен заговорил снова:
– И еще одна вещь. Подойди ко мне, Angrezi.
– Еще какой-то сюрприз? Я едва сдерживаюсь от волнения.
– Пройдет четыре месяца, прежде чем приедет кто-то из чиновников, ты не забыла?
Баррет чуть не задохнулась от ярости, но у нее не было никакого выбора. Она вся напряглась, презрительно поджала губы и шагнула вперед. В нескольких дюймах от него она остановились.
– Ну?
– Поцелуй меня, Циннамон.
Он понимал, что это очень опасно, но не смог устоять. Так или иначе, он должен был выяснить, была ли она действительно той женщиной, которую он спас на улицах Лондона. Баррет подняла голову, ее ноздри гневно затрепетали.
– Поцеловать тебя! Да ты сошел с ума! Я бы ни за что...
– Четыре месяца, Angrezi. Возможно, пять, если муссон запоздает.
Она прикусила губу, пятна румянца покрыли ее щеки. Пять месяцев здесь, в забытой Богом дыре, и никого вокруг, кроме сборщиков чая, которые ни слова не понимали по-английски? Баррет вздернула подбородок.
– Я ненавижу тебя, Деверил Пэйджен. Запомни это, – прошипела она. – Я не похожа на твою Миту.
Быстро, опасаясь передумать, она поднялась на носки, прижала напряженно сомкнутые губы к его рту на долю секунды и отпрянула. Пэйджен поднял брови.
– Ты называешь этот символический жест поцелуем? Я надеюсь, что ты никогда не целовала своего мужа подобным образом.
– Мужа? Я не замужем! – Баррет снова прикусила нижнюю губу. – По крайней мере я не чувствую себя замужней.
– И я могу объяснить почему, если ты обращалась со своими поклонниками так холодно. Теперь попробуй снова, на этот раз по-настоящему.
Она задрожала от страстного желания отказаться и сжала руки в кулаки, не отводя гневного взгляда от лица Пэйджена.
– Боишься? – прошептал он.
– Тебя? Никогда!
С этими словами она резко вздохнула и бросилась к нему с такой силой, что они оба чуть не упали на землю. Потом ее руки почему-то обняли его упругие плечи. А его пальцы почему-то погрузились в великолепную копну ее волос.
– Держись спокойно, высокомерный грубиян.
– Я стараюсь, Angrezi. Но из-за тебя это чертовски трудно.
Ее живот уютно пристроился между его бедер, а дыхание коснулось его груди. Она закатила глаза и вытянула губы. В каждом мускуле ее напряженного тела сквозило отвращение. Поцелуй пришелся в верхнюю часть его челюсти. Пэйджен усмехнулся:
– Боюсь, у тебя вышло ненамного лучше.
– Ах ты, презренный червяк!
После секундной паузы она обхватила руками его голову и притянула к себе, прижавшись к его рту с сердитой страстностью. Невзирая на это, губы Пэйджена стали мягче. Он как бы приветствовал ее порыв.
Баррет почувствовала, что у нее перехватило дыхание, она крепче сжала его плечи, ощущая, что земля уходит из-под ног. Баррет открыла рот, чтобы вскрикнуть, и его язык тотчас глубоко скользнул внутрь. Мягкие осторожные движения возбудили в ней дикий голод. Она бессознательно округлила губы вокруг его языка и задрожала, когда он коснулся нежной поверхности рта.
– Вот так это должно быть, как я понимаю.
Баррет неистово пыталась овладеть своими чувствами, все еще ощущая волшебный вкус его языка и губ.
– Ты подлый, развращенный...
Вдруг ее тирада прервалась. Она посмотрела вниз на распущенный пояс своих бриджей, которые теперь спустились на бедра. Там, над краем ткани, висела кованая золотая цепочка с необычной изогнутой пластинкой в центре. Баррет лишилась дара речи от изумления и ярости при этой новой подлой проделке Пэйджена.
– Эта вещица тоже пришлась тебе впору, как я вижу. Я рад, что моя оценка была верна. – Он любовался своей работой с нескрываемым торжеством. – Как, впрочем, и все мои оценки.
Резкими сердитыми рывками Баррет дергала оскорбляющую ее цепь, безуспешно разыскивая застежку.
– Убери ее, – потребовала она, не отыскав замка.
– Цепь останется, Angrezi. Она означает, что ты – моя собственность, собственность Тигра. Если ты по какой-то причине ускользнешь от меня в джунглях, она может оказаться единственной вещью, которая сохранит твою жизнь. Аборигены знают, что я ревностно защищаю свое имущество.
Он мог бы с таким же успехом помахать красным флагом перед разъяренным быком.
– Собственность? Ах ты, напыщенный, высокомерный осел! Я не буду собственностью ни одного мужчины, слышишь?
– Теперь ты стала моей, Циннамон, – серьезно сказал Пэйджен. – Ты стала моей с того самого момента, когда ступила на мой берег. И не пытайся убедить меня, что тебе не понравилось то, что случилось между нами несколько минут назад, так же как и мне. Всего несколько минут назад ты была охвачена таким жаром и желанием, какого я не встречал ни у одной из женщин.
Но Пэйджен знал, что это было ложью. Ей не хватало той обжигающей невинности и удивительной честности, которым он удивился четыре месяца назад на углу лондонской улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62