Джефф видел многих взволнованных отцов, но волнение Николаса не шло ни в какое сравнение.
— А почему вы считаете, что миссис Ван Рин в опасности? — бесцветным голосом спросил Джефф.
Николас быстро взглянул на него.
— Миранда? — удивленно спросил он. — Я не говорю, что Миранда в опасности. Торопитесь, Тернер… я прошу вас.
Джефф опешил. Значит все это дикое беспокойство было из-за будущего младенца? Почему этот человек никогда не руководствуется нормальными человеческими чувствами? Неожиданно он ощутил острую жалость к заточенной в Драгонвике молодой женщине.
Он вздохнул и потянулся к своему пальто, с трудом вдевая раненную руку в рукав.
— Не знаю, к чему это, но я поеду с вами.
Когда они проехали в ворота, а Николас остановил дрожащую лошадь, дверь открылась и на пороге появилась Пегги.
— О хозяин, — выпалила она, ее губы дрожали, — миссис стало плохо, а мне не позволяют быть рядом с ней, пожалуйста, позвольте мне пойти к ней.
Николас грубо оттолкнул ее в сторону, даже не утруждая себя ответом, и мужчины побежали наверх.
У огромной кровати, на которой стонала Миранда, находились двое — доктор Браун и немка-кормилица, которую Николас привез из Нью-Йорка. Браун, щеголеватый молодой человек, с подкупающими заискивающими манерами, обеспечивающими ему много влиятельных пациентов, представлял сейчас жалкое зрелище — напомаженные волосы были в беспорядке, а его аккуратная бородка блестела от пота, струящегося по лицу.
— Что случилось? — закричал Николас, яростно поворачиваясь к Брауну.
Маленький доктор взглянул на хозяина в совершеннейшем ужасе.
— Н-ничего плохого, мистер Ван Рин, — заикаясь ответил он. — Начались схватки, но все в порядке… в полном порядке…
Никто не поверил его наигранной бодрости, даже кормилица, что-то бормотавшая сквозь зубы и округлившимися глазами пялившаяся на Николаса.
— Мистер Ван Рин, не могли бы вы с кормилицей ненадолго выйти из комнаты, пока я проконсультируюсь с доктором Брауном? — спокойно вмешался Джефф, чтобы разрядить накалившуюся атмосферу. — Я уверен, нет никаких оснований для тревоги.
Как только дверь закрылась, доктор Браун вытер лицо и с облегчением вздохнул.
— Слава Богу, что вы здесь, Тернер. Я не могу в одиночестве брать на себя такую ответственность.
Его больше не волновало, что придется делиться таким замечательным гонораром, он с радостью бы и вовсе отказался от него, если бы только мог с честью вернуться к своей тихой и безмятежной практике в Грамерси-Сквер.
— Этот человек — сумасшедший, — всхлипнув, добавил он. — Уверен, он убил бы меня, если бы что-нибудь пошло не так.
— Глупости! — ответил Джефф и подошел к кровати.
— Дорогой мой… вы его не знаете, — зашептал доктор Браун, нервно поглядывая на дверь, за которой скрылся Николас. — Я хотел отказаться от этого дела, а он запер меня в моей же комнате. Он все время следит за мной, следит своими ледяными голубыми глазами. Иногда мне кажется, что он меня гипнотизирует.
— Чушь, — произнес Джефф, пряча улыбку. Он поднял руку, призывая к молчанию, потому что Миранда издала долгий жуткий стон и открыла глаза.
— Джефф? — вопросительно сказала она тоненьким голоском, напоминающим голос удивленного ребенка. — Вы же в Мексике?
— Нет, — улыбаясь ответил он. Он отодвинул пряди золотых волос с ее влажного лба. — Я здесь с вами.
Откуда-то издалека боль вновь прислала ей свое предупреждение. Во всем смутном мире для нее не было места ни для чего иного, кроме этой боли. Она судорожно схватила Джеффа за руку и извлекла из его дружеского рукопожатия первую поддержку, которую она получила сегодня.
Словно демон накинулся на ее трепещущее тело, и она забилась как рыба на льду, пока наконец в изнеможении не откинулась на подушки.
— А я и не предполагал, что вы знаете миссис Ван Рин, — удивленно произнес доктор Браун.
— Знаю, — быстро ответил Джефф. Он воспользовался этой минутной передышкой для быстрого осмотра. Ему показалось, что все идет хорошо. Он не видел никаких причин для беспокойства и немедленно заявил это своему коллеге.
Маленький доктор немного приободрился.
— Рад это слышать. Должно быть, мрачная атмосфера этого замка заставляет меня ежиться. Хотя не знаю. Мне кажется в сердцебиении плода есть что-то подозрительное. Оно почти не прослушивается стетоскопом.
— Это часто случается, — отрезал Джефф. Теперь он готов был полностью согласиться с доктором Френсисом и Николасом, что Браун был глупцом, и что его нервозность совершенно лишили его способности соображать.
В четыре часа утра следующего дня — День святого Валентина — Миранда родила сына. Младенец выглядел очень хорошеньким, да иначе и быть не могло, ведь у него были такие красивые родители. У малыша были темные волосы и прямые брови совсем как у отца, а в уголках рта заметны крошечные ямочки, как у Миранды. Рождение малыша было встречено диким восторгом. Звонили все церковные колокола Драгонвика, послужившие сигналом для арендаторов, что весь день им будут подавать пиво и пунш. Слуги наливали себе кружку за кружкой, забыв обо всех своих обязанностях.
Пегги заковыляла в свою комнату, чтобы вознести благодарственную молитву Пресвятой Деве. Ей разрешили вернуться в комнату роженицы, как только Джефф услышал от Миранды, что она желает присутствия маленькой служанки.
Что до Николаса, то он не желал ни на секунду отходить от колыбели в детской, где в шелках и кружевах лежал младенец, и все это время стоял неподвижно, с восторгом вглядываясь в маленькое личико.
Джефф оставался с Мирандой. Она находилась в каком-то постоянном забытье, которое обычно следует за родами. В этом состоянии, когда радость кажется нереальной, она ощутила слабую обиду из-за того, что Николас не пришел к ней, и тем более она была благодарна Джеффу за его поддержку. Он был скалой, за которую она цеплялась, его спокойный мягкий голос служил ей единственным утешением. К страстной благодарности, которую большинство женщин испытывают к врачам, помогающим им при родах, Миранда прибавила что-то еще. Хотя она долго и не догадывалась об этом, именно в эти первые часы после рождения ребенка, Миранда, впервые почувствовала к Джеффу любовь. Но в данный момент она знала только то, что ей хорошо и спокойно.
Но для него уже больше не было ни мира, ни счастья. Он знал, что с того момента, как она безумно схватила его руку, он уже никогда не попросит руки ни Файт ни какой-либо другой девушки.
Однако он отодвинул прочь это тревожное открытие. Сейчас он столкнулся с более важной проблемой и потому сидел неподвижно у постели Миранды, стараясь решить, что же ему делать.
Оказалось, что дурное предчувствие доктора Брауна имело под собой основание, и тот теперь с чувством напивался в своей комнате, поглощая лучшее бренди Николаса.
Джефф сразу же заметил синеватый оттенок кожи младенца и его крохотных ноготков. Как только он осмелился покинуть Миранду, он положил деревянную трубку своего стетоскопа на маленькую грудь и обнаружил, что его худшие опасении подтвердились. Сердцебиение было таким слабым и неровным, что казалось, будто каждый вздох малыша может оказаться последним.
Я могу ошибить мрачно думал Джефф. Я и раньше ошибался. Но сейчас он знал, что не ошибается. Сердце младенца определенно было поражено. Он мог прожить час, неделю, месяц, но никак не дольше.
Он вошел в детскую, где все еще сидел Николас у колыбели, в то время как кормилица в углу комнаты кормила грудью собственного ребенка.
Джефф глубоко вздохнул.
— Мистер Ван Рин, — мягко произнес он, — я должен кое-что сказать вам. Ребенок серьезно болен. У него очень плохое сердце.
Он подождал, но ни один мускул не дрогнул на лице Николаса, подсказывая, что он слышит его. Да что с этим человеком? — сердито думал Джефф, потому что странная неподвижность Ван Рина заставляла его против воли нервничать. Неожиданно у него появилось дурное предчувствие и он заглянул в колыбель, но малыш все еще дышал.
Джефф попытался вновь объясниться.
— Иногда такое случается. Не могу даже выразить, как мне искренне жаль. В конце концов у вашей жены все в порядке и… — он запнулся, а потом продолжил, героически наступая на собственные чувства, — когда-нибудь у вас будут другие дети.
Николас быстро вскинул голову и от его взгляда молодой врач инстинктивно отступил. Спокойствие Николаса выражало такую угрозу, что Джефф неожиданно ощутил атавистический страх.
— С моим сыном все хорошо, — мягко произнес Ван Рин. — Я ценю ваши услуги и они будут достойно вознаграждены. А теперь вы можете идти.
Дикий гнев охватил Джеффа, а рана на голове заныла.
— Вы не верите мне, да? — грубо крикнул он. — Вы никогда ничему не верите, если не желаете это, так?
Он сжал губы, пытаясь обрести спокойствие. Ребенок издал слабый болезненный писк, совсем не похожий на здоровый плач новорожденных. Джефф быстро склонился над колыбелью, чувствуя, что делает это словно защищаясь от сидящего напротив мужчины, словно бы Николас мог выкинуть его вон.
— Послушайте, Ван Рин, — заговорил Джефф. Его гнев пропал, потому что неожиданно он увидел в этом упрямстве что-то трогательное, — вы должны это понять. Этот ребенок уже не жилец. Это чудо, что он вообще родился живым.
И было бы гораздо лучше, если бы этого не произошло, мысленно добавил он.
— У него порок сердца, возможно сужение аорты, никакие врачи и сиделки не смогут помочь. В этом нет ничьей вины, ничего нельзя было предотвратить. Это просто несчастный случай.
Он осторожно подбирал слова, пытаясь сломать непробиваемую стену, возведенную перед ним. С отчаянием он увидел, что его слова не оказали никакого воздействия.
— Вашему мнению доверяют, доктор Тернер, — довольно вежливо произнес Николас, — но в данном случае вы ошибаетесь..
Он встал и подошел к окну.
— Сани ждут вас, чтобы доставить домой.
В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только радостным гуканьем другого, здорового младенца на груди кормилицы и скрипом ее кресла-качалки.
— По крайней мере, — выкрикнул Джефф, — дайте мне подготовить Миранду. Во что бы там вы не хотели верить, это не может помочь ей.
Николас отвернулся от окна.
— А вам нет никакой надобности снова видеть миссис Ван Рин. До свидания, сэр.
Он проводил Джеффа до лестницы и встал наверху, наблюдая за тем, чтобы Джефф не мог встретиться ни с Мирандой, ни с доктором Брауном. Подчиняясь всесокрушающей воле Николаса, Джефф стал спускаться по лестнице.
Я не могу ее так просто покинуть, думал он, перед лицом трагедии наедине с этим сумасшедшим. Но едва он произнес слово «сумасшедший», его научный склад ума сразу же отверг этот термин как неточный. Николас не был безумен в общепринятом смысле слова. Он умел контролировать свои чувства лучше, чем могли бы того желать большинство людей. Не сумасшедший, но гораздо более опасный человек, сильная натура, не подчиняющаяся ничему, кроме собственных желаний. Но сейчас у него не было времени для анализа. Джефф ничего не мог сделать с Николасом. Он в нерешительности стоял в холле нижнего этажа, пока вид проходящего мимо слуги не навел его на ценную мысль.
— Немедленно позови сюда Пегги! — негромко приказал Джефф. — Служанку миссис Ван Рин.
Он услышал, как открылась дверь на половине слуг, затем негромкие неровные шаги. К нему быстро подходила Пегги.
— Да, сэр. Вы хотели меня видеть? Джефф мрачно кивнул.
— Да, кроме тебя никто не сможет помочь.
Он рассказал ей все, и ее карие глаза наполнились слезами.
— О, несчастная добрая хозяйка… как это ужасно! Я не думала, что с крошкой сразу случится такое.
— Ты позаботишься о ней, Пегги, и поможешь ей это перенести.
Девушка всхлипнула.
— Я люблю ее, — просто ответила она, и заметив, как изменилось при этом лицо Джеффа, слегка улыбнулась. — Думаю вы тоже, дорогой доктор, — мягко добавила она. — И не надо на меня так смотреть. Не могла же я ослепнуть в эти страшные часы прошлой ночью… в этом странном большом доме было так мало любви.
Да, похолодев подумал Джефф, возможно, так и есть. Но Миранда сама выбрала этот странный большой дом и страстно жаждала мужчину, которому тот принадлежит. И, насколько Джефф знал, она ни разу не пожалела о своем выборе.
Он поднял свою сумку и улыбнулся Пегги.
— Я рад, что у нее есть ты. Если будешь в Гудзоне, приходи ко мне, я осмотрю твою ногу. Может, удастся что-нибудь сделать.
Вот он какой, добрый и мягкий, с благодарностью думала Пегги, спеша прочь, пока некто не заметил ее в холле, некто, кто не желает видеть доктора наверху, некто с глазами холодными как зимнее небо.
Пегги не потребовалось подготавливать Миранду. Она все поняла с первого взгляда, как только взяла ребенка на руки. Она в забытьи проспала двенадцать часов подряд, а затем в комнату вошла кормилица с крохотным живым свертком.
— Я нихт мочь его сосать, gnadige frau — печально сказала женщина и положила младенца рядом с Мирандой, которая приподнялась на локте и расправила одеяльце. Она долго смотрела вниз, а потом ее голова упала на подушку. Она закрыла глаза.
— Пожалуйста, уйдите, — сказала она кормилице. Когда позже к ней тихонько подошла Пегги, она так и застала их. Миранда лежала с закрытыми глазами и ее слезы медленно падали на пушистые волосы малыша там, где его головка прижималась к материнской щеке.
— О, дорогая госпожа, не надо! — воскликнула Пегги и опустилась на колени перед кроватью. — Он будет счастлив на небесах, бедный крошка. Сама Пресвятая Дева будет заботиться о нем, дожидаясь вас.
Миранда зашевелилась и открыла глаза.
— Его надо немедленно крестить. Пусть вызовут отца Хайсманна, — слабо сказала она.
Во время возникшего спора по поводу спешного крещения Миранда впервые поняла, что Николас не хочет верить, что с его сыном что-то не в порядке.
Лишь когда она разразилась мучительными слезами, он согласился послать за священником, хотя и считал это нелепой уступкой. Позднее, через месяц или два будет совершена достойная церемония в церкви в полном соответствии с традицией, в присутствии всех соседей в качестве свидетелей, заявил Николас, но Миранда не ответила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44