Тяжело дыша, он одним резким движением прижал ее к себе. Он стал страстно целовать ее, и она почувствовала, как яростно бьется его сердце.
— Нет, нет, — испуганно зашептала она и постаралась оттолкнуть его.
Он поднял голову и так быстро отнял руки, что от неожиданности она упала на подушки. Выпрямившись, он коротко рассмеялся.
— Если я чего-то захочу, неужели вы считаете, что ваше глупое «нет» меня остановит?
— Я… я не знаю, — прошептала она. Его тигриная свирепость напугала ее, но сейчас, когда он отстранился от нее, вновь холодный и полностью владеющий собой, она взглянула на него с мольбой.
— Вставайте, оденьте свой пеньюар, — велел он. Пока она вылезала из постели, он повернулся к ней спиной, подошел к камину и помешал затухающие угли.
Одевшись, она подошла к нему, высокая и стройная, ее волосы как у ребенка были забраны за уши и золотым каскадом падали на плечи.
Он наклонился и взял ее левую руку. Ничего не понимая, она смотрела, как он надевает на ее средний палец массивное кольцо. Миранда в недоумении уставилась на него. Это было старинное золотое кольцо в форме двух крошечных рук с выступающими на них бриллиантами, которые окружали темно-красный карбункул в виде сердечка.
— Это обручальное кольцо Ван Ринов, — сказал он. Она подняла недоуменный взгляд на его лицо.
— Я… я не понимаю.
— Нет, понимаете, Миранда, — нежно сказал он. Недоверчивая радость охватила ее и исчезла. Она отшатнулась. Не более чем в пятидесяти футах от нее лежало бездыханное тело с застывшей странной улыбкой.
— Джоанна, — прошептала она.
Глаза Николаса стали жестче. За секундное молчание она услышала неторопливое тиканье часов на каминной полке, лай собаки где-то за конюшней, торопливые шаги в коридоре.
— Она никогда не носила это кольцо, — сказал он. — Ее пальцы были слишком толстыми.
Слава Богу, смущенно подумали она, тогда все будет хорошо. Конечно, если она никогда не носила его, все будет хорошо.
— Ты сделаешь так, как я тебе скажу, — произнес Николас.
Темно-красный карбункул горел на ее пальце в свете камина и огнем сверкали крохотные бриллианты.
— Да… да, — прошептала она. — Всегда.
— Спрячь кольцо. Не говори о нем никому. В пятницу ты уедешь домой. А ровно через двенадцать месяцев я буду просить твоей руки.
— Двенадцать месяцев… — повторила она.
— Конечно, этот год будет годом траура.
— Но Николас, — воскликнула она, сжав руки и в отчаянии глядя на него. — Я не могу поверить… я никогда не мечтала… Ты действительно любишь меня… ты так и не сказал…
Николас улыбнулся, положил руки ей на плечи.
— Я прошу тебя носить мое имя, а нежные речи годятся только для школьников. Живи будущим Миранда… как и я.
Он наклонился и быстро поцеловал ее. Затем он ушел, а девушка осталась стоять у камина не отрывая взгляд от обручального кольца, словно оно загипнотизировало ее.
В это же самое время в Гудзоне Джефф в запертой операционной с занавешенными окнами заканчивал последние анализы. У него не было подходящих книг по токсикологии, но в одном из учебников по фармакологии он нашел таблицу с необходимыми ему данными.
На тарелке лежало несколько крошек — все, что осталось от образца, который он позаимствовал в Драгонвике. Остальное он исследовал через микроскоп, который хоть и был довольно слабым, все же был в состоянии показать крохотную крупинку белого или серого порошка, если бы таковая там только имелась. Он не обнаружил ничего. Следуя инструкции в книге, он сжег в реторте один кусочек пирога, а другой посыпал соответствующими химикалиями. И вновь результат был отрицательным.
И тут с неожиданной злостью он схватил тарелку и швырнул ее в каменную раковину, где она разбилась на мелкие осколки.
Мне следовало бы постыдиться, подумал он. Мои подозрения ни что иное как детская досада на то, что моя собственная некомпетентность меня подвела и я потерял пациентку.
Он захлопнул учебник и поставил его обратно на полку собирать пыль, потом привел в порядок операционную и пошел спать, решив больше никогда к этому не возвращаться.
Глава десятая
Джоанна была похоронена со всей пышностью, приличествующей ее положению.
Миранда не принимала в этом никакого участия.
Никто не пригласил ее даже на похороны. Потому в этот день она в одиночестве осталась в своей комнате, а на следующее утро отправилась домой.
Река все ещё была закрыта для навигации, и Николас отправил ее в легкой карете с Диком, вторым лакеем, который должен был исполнять роль кучера, и Гретой, горничной средних лет, которая должна была быть при ней дуэньей. Поскольку Миранде предстояло провести в дороге две ночи, первую в Бикман-Армсе в Финебекке, а вторую в Пиксилле, то, будучи молодой леди, она не могла оставаться в гостинице в одиночестве.
Было какое-то смутное ощущение чего-то постыдного, почти опалы, в торопливом отъезде Миранды в хмурое холодное утро. Она зашла в комнату Кэтрин, чтобы попрощаться, но та спросонья не проявила к ней никакого интереса, тем более что сегодня ей предстояла долгожданная поездка к тете Ван Таппен в Олбани. Гораздо хуже безразличия Кэтрин было отсутствие Николаса. Девушка была убеждена, что он обязательно придет, чтобы пожелать ей счастливого пути, даже если у них и не будет возможности поговорить наедине. Но он так и не пришел.
Грета, полная женщина с бесстрастным лицом, одетая в черную альпаку, уже ожидала ее в карете. Множество свертков и новый сундук с ее одеждой, приобретенной в Драгонвике, были аккуратно привязаны наверху. Красное лицо Дика выражало нетерпение, а лошади фыркали и перебирали ногами, не испытывая никакого желания отправляться куда-то в такой холод.
Ничего не оставалось, как двигаться в путь. Тяжелая дверь захлопнулась, и кучер щелкнул кнутом. Миранда прижалась лицом к оконному стеклу и бросила последний взгляд на Драгонвик. Его башенки и крыши ярко сияли в лучах восходящего солнца. Миранду охватило чувство одиночества, и огромный дом расплылся в тумане слез.
Ее рука сжала кольцо, словно ища в нем поддержку, что вошло уже у нее в привычку, и Миранда села на место, стараясь спрятать свое лицо от Греты. Служанка открыла затянутый бечевкой мешочек и вытащила письмо, которое вручила Миранде.
— Вот, мисс, — сказала она. — Минхер велел передать вам, когда мы отъедем.
На ее бесстрастном лице не было и следа любопытства. Она была хорошо вышколенной горничной, прекрасно знавшей свое место, поэтому Николас и выбрал ее в компаньонки Миранде.
Сердце девушки яростно колотилось, когда она открывала письмо. Оно гласило:
«Мне очень жаль, что я не попрощался с вами. Но лучше нам этого не делать, тем более что для выражения чувств нам не требуются слова. Прошел уже день до назначенного срока, моя дорогая крошка.
Н.»
Забыв о благоразумии, Миранда прижала письмо к своим губам, но потом испуганно взглянула на молчаливую Грету, спрашивая себя, не заметила ли та ее оплошность. Но женщина уже спала. Миранда сунула письмо за корсаж рядом с кольцом и чувство одиночества тут же исчезло. В конце концов год это не так уж и много.
Я стану лучше, думала она. Я буду очень стараться, чтобы стать достойной его. Нужно так много сделать, пометить монограммами изящное нижнее белье и простыни. Она не выйдет замуж бесприданницей. Она подавила тревожную мысль, что все эти приготовления будет очень трудно осуществить, учитывая желание Николаса «ничего не рассказывать». Но уж как-нибудь она исхитрится.
С каждой милей, отделявшей ее от Драгонвика, ужас и печаль последних нескольких дней постепенно притуплялись. Ее отношения с Николасом стали такими, как она желала. Он любил ее, и она любила его, и вскоре они должны были вступить в брак — естественное завершение любого романа. Она выкинула из головы все неприятные воспоминания о Джоанне и непонятое мрачное настроение Николаса. Человек не должен оглядываться назад, радостно думала она, чувствуя себя при этом зрелой и мудрой женщиной. Значение имеет только будущее. Так говорит Николас. Так теперь будет думать и она.
В полдень третьего дня они проехали мимо Бедфорд-Вилладж и направились к Нортвей. Еще через несколько миль Миранда стала узнавать знакомые места и, наконец, ее охватила щемящая тоска по матери, тоска, которую она так долго от себя скрывала.
И все же, когда она наконец увидела белый деревянный дом под вязами, она была обескуражена. Этот дом оказался такой маленький и такой невзрачный.
Во дворе перед кухонной дверью стоял фермерский фургон с дымящимся там навозом, который Том и ее отец набросали из кучи в конюшне. Оба подняли головы, услышав шум подъезжающей кареты. Миранда увидела, что они небриты, в поту и грязи.
Кучер чуть было не проехал мимо фермы, но тут у Миранды зашумело в голове и она откуда-то издалека услышала собственный голос.
— Поверни здесь, — сказала она слуге негромко, но вызывающе. — Я тут живу.
Она испытывала неподдельное страдание под ошеломленным взглядом лакея. Он развернул лошадей и направил их в узкие ворота. Грета, выглядевшая сегодня флегматичнее обычного, без интереса рассматривала ферму.
Карета остановилась прямо у навозной кучи, и Дик, открыв дверцу для Миранды, почтительно ждал со шляпой в руках. Эфраим и Том застыли, словно пригвожденные к месту, затем последний опомнился и закричал:
— Боже милостивый, отец! Это же Ренни!
Эфраим так же оправился от изумления, и на его небритом лице появилось выражение явного недовольства.
— Вижу.
Затем он повернулся к девушке, которая неловко стояла на ступеньке кареты, боясь испачкать изящные туфельки в грязи птичьего двора.
— Ну, мисс, — заговорил ее отец, — значит, ваши блестящие родственники устали от вас и отослали домой?
— Нет, папа, — со смущением ответила она. Хотя она и не была особенно рада видеть отца, она ожидала более теплого приема. — Миссис Ван Рин умерла в прошлый понедельник, и, конечно, мне пришлось вернуться домой. Написать я не успела.
— Конечно, — согласился Эфраим, вытирая руки грязным красным платком. — Мне очень жаль, что несчастная леди скончалась, но все мы смертны, и пути Господни неисповедимы. Ну что ж, добро пожаловать к себе домой, Ренни…. И хватит торчать на ступенях, словно курица на насесте. Мать ты найдешь на огороде. Она будет рада тебя видеть.
Получив приказ, Миранда со вздохом подобрала шелковые юбки и осторожно спустилась на землю. Эфраим повернулся к сыну.
— Том, думаю, мы сможем подыскать место для лошадей, но карета останется снаружи. Что же до вас, — он помолчал, только что обнаружив внутри Грету и не зная толком, что делать с ней и кучером, — то Миранда приготовит вам ужин. Мы найдем, где вам переночевать.
— Нет, папа, — вновь со смущением воскликнула Миранда. Она заметила, как заморгал кучер при одной только мысли, что мисс Уэллс будет сама готовить ему ужин, мисс Уэллс, которую в Драгонвике обслуживало не менее полдюжины человек. — Мистер Ван Рин распорядился, чтобы они немедленно возвращались. Ночь они проведут в дороге. До свидания, — быстро добавила она, обращался к слугам. — Благодарю вас. Мой брат поможет вам вытащить мой багаж.
И она скрылась за углом дома. Она сразу же увидела худую фигуру в старой серой шляпе от солнца, склонившуюся над грядкой, и, забыв обо всем на свете, в том числе и о туфельках и о юбках, с криком радости помчалась вперед.
— Дорогая моя! Мамочка, я так рада видеть тебя!
Абигайль выпрямилась и при всей своей сдержанности, свойственной янки, была буквально поражена видом стройной модной девушки. Затем она открыла объятия и прижала дочь к своей груди.
Так для Миранды начался невероятно сложный период привыкания к фермерской жизни. Почти год прошел с тех пор, как она уехала из родного дома. Ничего в нем не изменилось, но изменилась она сама — безвозвратно, и кроме Абигайль, вся остальная семья представлялась ей в тот первый вечер неотесанной и чужой. Малышка не узнала ее и при виде надушенной и завитой леди в шуршащем зеленом шелке закричала от страха.
После неловких приветствий все три брата смотрели на нее в настороженном смущении. Табита, раскрасневшаяся, потому что возилась у печи, в съехавшем на бок переднике, закричала:
— Боже, Ренни! Я бы тебя не узнала, — и сестры обменялись торопливыми поцелуями. Но в приветствии Тибби не было и капли теплоты. Она пристально уставилась на Миранду, и в выражении ее глаз ясно проглядывалось завистливое неодобрение.
Шелковое платье с глубоким вырезом, кружевные оборки, изящные маленькие туфельки… и кроме всего прочего она напудрила лицо, в ужасе подумала Табита. Она недовольно сжала губы и пока все рассаживались на ужин вокруг кухонного стола, искоса поглядывала на отца в уверенности, что он разделяет ее негодование и вскоре не замедлит его высказать.
И Эфраим не разочаровал ее. Закончив молитву, он положил нож и вилку на кусок засоленной домашней ветчины и внимательно оглядел Миранду.
— Ты собираешься мыть посуду в этих смешных тряпках? — поинтересовался Эфраим, с сарказмом глядя на дочь.
Табита удовлетворенно хихикнула, а младшие мальчики весело толкнули друг друга в бок.
Но раньше, чем Миранда успела ответить, Абигайль, подавшись вперед, быстро произнесла:
— Эфраим, Ренни сегодня устала с дороги. За дела она примется с завтрашнего утра.
Эфраим хмыкнул.
— Пусть уж постарается. Я не намерен содержать ленивых, вздорных девчонок.
Он снова взялся за нож, больше ничего не говоря. Остальные, привычные к его пространным наставлениям, принялись за еду в некотором недоумении.
Внешний облик Миранды привел ее отца в замешательство. Он не мог не заметить, что его дочь стала очень хорошенькой, и что своей одеждой и манерами и она теперь походит на тех богатых леди, которых он видел в Астор-Хауз. Против воли на него произвело впечатление ее эффектное появление домой — карета с гербами, двое слуг, холеные лошади в посеребренной сбруе. Должно быть, мистер Ван Рин и вправду заботился о девчонке, раз обеспечил ей подобное положение. Но теперь она снова дома и вся это благородная чушь должна быть выбита из ее головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44