Дорогой кузен Николае.
Кажется, прошла вечность (она соскребла это слово перочинным ножом и заменила на «прошло много времени») с тех пор, как я уехала из Драгонвика.
Я надеюсь, что, вы как и Кэтрин, здоровы. Мои мысли все время возвращаются к вам (она остановилась, торопливо поправила букву «м» на «ш» и добавила окончание «ей») вашей доброте и гостеприимству. Пожалуйста (это слово она соскоблила). Для меня было бы большой честью узнать, что у вас все благополучно.
Она отложила ручку, и ее глаза тоскливо устремились сквозь окно на листья вяза. Как же ей подписать письмо? Не «искренне ваша», не «с почтением». Она долго не могла подобрать подходящего слова, а затем решительно взяла ручку и написала «Миранда», тщательно сопроводив подпись причудливыми завитушками, которыми ее обучили в академии.
Сложив листок пополам, она положила его в конверт и надписала адрес. Ясным погожим днем, пройдя три мили до почты, Миранда отправила письмо без марки и, вернувшись назад через поля золотарника и дальше по Стэнвич-Роуд, почувствовала, как на душе у нее становится легко.
Конечно, все остальное он прочтет между строк и пришлет ей слова поддержки.
Но неделя проходила за неделей, а ответа все не было.
Девочка просто тает на глазах, думала Абигайль, с тревогой глядя на дочь. Как хотела бы я, чтобы она никогда не ездила в этот Драгонвик и даже не слышала ни о каком Николасе. Она всегда была очень романтичной натурой, и к моему стыду, я, кажется, поощряла ее.
— Ешь хорошенько, Ренни, — приказывала она с раздражением, рожденным тревогой. — Ты похожа на ощипанного воробышка.
— Это точно, — согласился Эфраим, вытирая рот и пристально глядя на Миранду. — Что тебя тревожит все эти дни, дитя? У тебя до того вытянулось лицо, что тебе впору есть овес из кормушки.
В последнее время он был доволен дочерью. Она была такой тихой и послушной. Правда, ему казалось, что она стала худой как жердь, но девчонки такие неуравновешенные, непонятные создания, вечно со своими глупыми прихотями.
Ее отец нахмурился и открыл было рот, чтобы заговорить, но тут в разговор вмешался Нат.
— Смотрите, — закричал он, показывая на кухонное окно. — Какой-то чужак на чалой лошади въехал в наши ворота.
Миранда вздрогнула. Несмотря на весь свой здравый смысл, дикая надежда заставила ее сердце яростно забиться. Вместе со всеми она бросилась к окну, и они внимательно наблюдали за приближающимся всадником. Приезд любого незнакомца всегда был для них событием.
— Это не торговец, — заметил Нат. — У него нет никакой котомки.
Чалая пошла шагом со склоненной головой. На всаднике был шерстяной плащ и круглая шляпа.
— Кто-то сбился с дороги, — предположила Абигайль. Ей пришла в голову мысль, что этот человек мог приехать и к Миранде, но взглянув на девушку, стоявшую с разочарованным лицом, поняла, что это не Николас.
— Пойду узнаю, что ему надо, — сказал Эфраим, направляясь к двери. В этот момент незнакомец поднял голову, и Миранда удивленно вскрикнула.
— Это доктор Тернер!
Она смотрела на крепкие плечи, круглое улыбающееся лицо Джеффа и ненавидела его в этот момент за то, что он прибыл с верховья реки, что он так сильно напоминал ей Драгонвик, но не был тем не менее Николасом. Но ведь он может сообщить ей какие-нибудь новости о Николасе, подумала она с возрастающим возбуждением. Конечно, у него должны быть новости.
Пока Джефф слезал с лошади, она быстро сбежала по ступенькам.
В какой-то миг он даже не узнал ее. Ее золотые волосы были заплетены в косы и туго уложены вокруг головы. В своем розовом ситцевом платье и фартуке она выглядела очень худой и бледной, а ее карие глаза на заострившемся лице казались теперь огромными. Когда она робко ему улыбнулась, ее губы дрожали.
— О доктор Тернер! — импульсивно воскликнула она. — Вы знаете… знаете?… — она оборвала себя, сообразив что Эфраим внимательно смотрит на нее.
Джефф взял ее руку, почти не слушая, что она говорит. Он счел, что весь этот пыл, этот крик радости, когда она произнесла его имя — это все предназначено ему. Он решил, что она счастлива его видеть. Джеффа охватило невероятное волнение. В этом простом наряде она показалась ему гораздо красивее, чем в Драгонвике, где она носила роскошные модные шелка. Его тронул вид ее впалых щек и тени под красивыми удлиненными глазами.
— И кто же этот джентльмен, Ренни? — строго спросил Эфраим.
Джефф выпустил руку девушки и несколько смущенно улыбнулся.
— Я Джефферсон Тернер из Гудзона, мистер Уэллс. Может быть, Миранда рассказывала обо мне.
— Нет. не рассказывала, сэр, — ответил Эфраим.
Он тоже неправильно истолковал поведение дочери. Этот молодой человек, видимо, и был причиной всех ее вздохов и охов. Но хотя Джефф ему сразу понравился, как он всегда умел нравиться людям, Эфраим не собирался ничего предпринимать, пока не получит полного разъяснения.
Вскоре Джеффа усадили за стол, и Абигайль угостила его жареной свининой и пирогом. Миранда поняла, что ее собственное любопытство должно подождать, пока ее отец будет задавать гостю вопросы, и она двигалась от печи к столу и вновь от стола к печи с еле сдерживаемым нетерпением.
Оказалось, Джефф ездил в Нью-Йорк.
— Там живет замечательный врач, доктор Джон Френсис. У него есть новые идеи по излечению холеры. В июле в Гудзон зашло старое китобойное судно и занесло холеру из Индии. У нас, к счастью, было всего пять случаев заболевания, но двух пациентов я уже потерял.
Он отложил нож и его лицо омрачилось.
— Надеюсь, они были хорошими христианами и умерли с верой в нашего Господа, — вставил Эфраим.
Джефф кивнул.
— О, с их душами все в порядке, но меня гораздо больше беспокоит благополучие их тел.
— Молодой человек, — произнес Эфраим, — ваше замечание выдает ваше легкомыслие. Плоть всего-навсего пыль и тлен. И все же, — продолжал он, чувствуя интерес к гостю, так как несмотря на слабые принципы, молодой врач показался ему прекрасным молодым человеком, — вы нашли новое лекарство от холеры?
— От нее ничего не помогает, кроме глины, — ответил Джефф. — Китайской глины. Доктор Френсис провел испытания, и у него получилось.
Джефф объяснил, каким образом используется эта глина и рассказал о своем путешествии из Гудзона. Он ехал верхом, так как надеялся остановиться в Поукипси, Фишкиле и Уайт-Плейнсе для встречи с друзьями и консультации с врачами.
— Утром я был в Ри, — улыбаясь, сказал он, — и обнаружив, что это очень близко от Гринвича, я подумал, что не стоит ли съездить повидаться с Мирандой.
Это было не совсем правдой. Сначала он вовсе не собирался ехать к Уэллсам. Он сам до конца не понимал, чего ради ему хочется вновь увидеть девушку и это сбивало его с толку.
— Я рад, что вы заехали, — сердечно сказал Эфраим. — Сегодня, конечно, вы останетесь у нас. Вы можете разделить постель с Томом… Миранда, — обратился он к дочери, — ты можешь немного прогуляться с доктором. Покажи ему наш сад. Уверен, там, откуда вы приехали, таких яблонь нет.
Эфраим был себе на уме. Без сомнения, парень заявился сюда ухаживать за его дочерью. Он предпочел бы кого-нибудь из соседских сыновей, но Джефф ему все равно понравился. Я не стану осуждать девчонку, решил Эфраим, могло быть и гораздо хуже.
Так, с отцовского соизволения, сопровождаемые недоуменным взглядом матери, Миранда и Джефф вышли на прогулку в яблоневый сад.
— Вы не очень хорошо выглядите, Миранда, — мягко сказал Джефф. — Полагаю, мне надо дать вам что-нибудь успокоительное.
Миранда шла быстро, стремясь подальше отойти от дома, чтобы их не было слышно, она отмахнулась от всех замечаний и быстро перебралась через каменную ограду. Джефф последовал за ней, а затем, когда они встали на вскопанной земле, где валялось несколько изъеденных червями яблок, она резко повернулась к нему.
— Скажите, вы были в Драгонвике? Вы видели мистера Ван Рина?
Вот значит как, подумал он, поразившись, до чего же он ошибся. Эта радость встречи предназначалась вовсе не ему. Девушка все еще была одержима владельцем имения.
— В Драгонвике никого нет, — ответил он, — с июня. Мистер Ван Рин путешествует где-то по югу. Разве вы не знали?
Она покачала головой, стараясь спрятать от него свое лицо, но он все же заметил слезы в ее глазах.
— Я видел его всего раз, в сентябре, на втором суде над беднягой Боутоном, — словно нехотя сообщил он. Он не собирался рассказывать ей об этом, а также о послании к ней Николаса, так как все время уверял себя, что вернувшись домой, она его забудет. И он был глубоко убежден, что так для нее будет лучше всего. Но перед лицом такого страдания, он не смог промолчать.
— Как он? — беззвучно спросила она. — Пожалуйста, скажите.
— Похоже, с ним все в порядке. Я видел-то его всего минуту.
Он вздохнул, вспоминая забитый людьми зал суда в Гудзоне во время второго процесса над Смитом Боутоном, обвиненным в подстрекательстве к мятежу против землевладельцев, потребовавшегося из-за неспособности присяжных вынести окончательный вердикт в первом процессе.
Николас, очень представительный в своем черном костюме, сидел на галерее. Он наблюдал за судом бесстрастно, его красивая голова была слегка повернута, а голубые глаза не выражали совершенно ничего.
Как только вердикт был оглашен, он встал и молча покинул галерею. Джефф тоже вышел из зала суда, движимый бессильной злобой от невозможности подойти к своему другу, чтобы сказать ему несколько ободряющих слов. Охрана заявила ему, что сейчас никто не может встречаться с заключенным. Он спускался по ступеням лестницы в соответствующем настроении, когда неожиданно ощутил прикосновение к своему плечу.
Это был Николас.
— Добрый день, доктор Тернер, — сказал он. — Сегодня, должно быть, у вас печальный день.
— В любом случае он приятен вам, — ответил Джефф, собираясь идти дальше.
— Вердикт справедлив, но излишне суров, — спокойно произнес Николас. — Если бы я был на его месте, я бы покончил с собой. Лучше умереть, чем сидеть в тюрьме.
Уверен, он бы так и сделал, решил Джефф, и ответил:
— Я не согласен с вами, мистер Ван Рин. Жизнь это сокровище, от которого нельзя отказаться по собственной воле. А теперь, если вы позволите… Я скоро уезжаю в Нью-Йорк и у меня много дел.
— Вот как? — вежливо спросил Николас.
— И когда я буду поблизости, я, может, загляну к мисс Уэллс, — зачем-то добавил Джефф, совершенно не интересуясь в этот момент, как к его словам отнесется Николас.
В глазах Ван Рина появилось отсутствующее выражение.
— Если вы ее увидите, — промолвил он наконец после долгого молчания, — можете передать ей, что в апреле я отправлюсь вниз по реке.
— Конечно, — ответил Джефф, не заметив в словах Николаса ничего особенного. Он думал так вплоть до этого момента и удивился.
Когда он передал послание Миранде, он больше не задавал себе подобных вопросов. Миранда вся воспламенилась от радости.
— Он так и сказал? — воскликнула она. — О, спасибо, спасибо, Джефф.
В порыве чувств она впервые назвала его по имени, смешав во вздохе облегчения смех и слезы. Все в порядке. Николас не мог ответить на ее письмо, потому что Драгонвик был закрыт, а он сам где-то путешествовал. Но он будет здесь в апреле, как и обещал.
Она улыбнулась Джеффу, словно предлагая ему разделить с ней радость.
— Миранда, — неожиданно заговорил он, — почему вы делаете себя несчастной, мечтая о том, чего вы никогда не получите? Неужели вам не нравится жить в своем доме? Ферма так красива…
— Красива! — с изумлением повторила она, оглядываясь вокруг.
Сад, где они стояли, располагался выше фермерского дома, который словно белый голубь ютился под болиголовами и высокими вязами. Поля, перегороженные каменными стенами, плавными волнами удалялись к сапфировой полоске далекого Зунда. Воздух, необыкновенно чистый, был напоен запахом лаванды и сжигаемых листьев. Клены на Кэт-Рокк-Хиллс горели красным и золотым, и этот цвет еще больше усиливался в зарослях сумаха и золотарника на фоне серой стены небольшого кладбища.
— Может быть, здесь очень даже мило, — страстно ответила Миранда, — но здесь нет изящества, нет элегантности, а что до фермы… то здесь ничего не найти, кроме изнурительной работы.
Она грустно взглянула на свои руки. Несмотря на всю ее тщательную заботу о них, они покраснели, а два ее розовых ноготка были некрасиво обломаны.
— Миранда, вы не… — начал было Джефф, но затем просто рассмеялся. Она его не слушала. — Пойдемте, покажите мне ферму. Мне это очень интересно, даже если не интересно вам.
И взяв ее за руку, он помог ей перелезть через ограду.
На ферме Уэллсов по воле случая Джефф остался на несколько дней, потому что в ночь его приезда у малышки вдруг заболело горло. Через несколько часов там появились страшные белые пятна, и перепуганная Абигайль, которая уже потеряла из-за этой болезни одного ребенка, не нуждалась в объяснениях Джеффа, чтобы понять, что у Чарити дифтерия.
Ей не нужен был Джефф, чтобы поставить этот диагноз, но она отчаянно нуждалась в нем, когда удушающие пленки стали грозить страшной бедой, и только быстрое и умелое введение Джеффом полого тростника в горло малышки, спасло ее. Джефф и Абигайль без сна и отдыха трудились три дня и три ночи, протирая девочку губкой, делая припарки и ингаляции скипидаром. Миранда, которая никогда ничем не болела, была, несмотря на ее протесты, изгнана из комнаты.
Когда опасность была позади, и Чарити со свойственной детям быстротой начала поправляться, вся семья смутила Джеффа благодарностью.
— Я никогда не забуду, что вы сделали, никогда, — облегченно всхлипывала Абигайль, измученная невероятным напряжением.
И в этот вечер за семейной молитвой Эфраим выбрал из Библии главу о добром самаритянине вместо той, которую он хотел прочитать раньше. В своей молитве он возблагодарил Господа за то, что он «послал нам помощь в час нашей нужды!»
Эфраим согласился принять отказ Джеффа от всякой оплаты своего труда лишь из-за уверенности, что молодой врач вскоре станет его зятем. Поэтому он был очень изумлен, когда однажды утром Джефф просто сел в седло и после теплого прощания отправился в Гудзон, так и не попросив руки Миранды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44