— Ну, моя крошка, так в чем же дело? — спросил он достаточно спокойно, но его голубые глаза стали жестче.
Вдохновенная красота звездной ночи была выведена со сцены, а от изысканной комнаты отеля и горящих масляных ламп помощи, разумеется, ждать не приходилось. Тщательно подготовленная речь вылетела из головы Миранды, и она довольно бессвязно ее закончила.
— Вы хотите сказать, — недоверчиво произнес Николас, — что наняли эту неряшливую маленькую калеку в качестве своей личной горничной!
Миранда в волнении сцепила пальцы.
— Она больше не неряшлива! И она не калека! У нее была очень несчастная жизнь…
— Моя дорогая девочка, это очень своеобразная рекомендация. Если вы хотите нанимать всех нерях, чья жизнь была несчастна, вам придется поселить в Драгонвике целый город.
Николас уселся на покрытую плюшем софу и закинул ногу за ногу.
— Вы все преувеличиваете, — в отчаянии воскликнула она. — Пожалуйста… пожалуйста, постарайтесь понять… Я нуждаюсь в Пегги, она такая милая и старательная… Вы же сами сказали, что у меня должна быть личная горничная.
— Я уже нанял вам ее. Это хорошо обученная француженка. Она присоединится к вам в Драгонвике.
— Но я не хочу никого другого. Мне нужна только Пегги.
Детская беспомощность ее тона эхом отозвалась в ее собственных ушах. Ее охватило отчаяние. Он терпеть не мог слез. Они не вызывали в нем ничего, кроме злой иронии. Она сдержала себя неимоверным усилием воли.
— Пожалуйста, Николас, если ты любишь меня. Я прошу так немного.
Она подошла к нему, соблазнительно протягивая руки, в своем немом отчаянии пытаясь использовать самое безотказное оружие женщины — откровенный призыв своего тела.
Он засмеялся, но продолжал разглядывать ее с прежней холодной неумолимостью.
— О да, вы прекрасны, моя дорогая. Но тем не менее я не могу одобрить ваш выбор.
Она резко вздохнула, глядя на него с беспомощной яростью. У нее осталась последняя козырная карта. Она не хотела вводить ее в ход, так как даже не надеялась, что это может помочь.
Она вскинула голову я заговорила с резкостью, прежде ей не свойственной.
— Последние дни я плохо себя чувствовала. Меня тошнило. Полагаю, что я жду ребенка.
Перемена в его лице ошеломила ее. Он вскочил и, резко схватив ее за локти, чуть не затряс.
— Ты ждешь ребенка, Миранда? Ты уверена?! Она кивнула.
— Вы рады? — сердито спросила она. — И наконец довольны?
Восторг в его глазах служил ей лучшим ответом.
— Так я могу нанять Пегги? — настойчиво спросила она.
Он взял ее руку и поднес к губам.
— Вы можете перевернуть небеса и ад, Миранда, если подарите мне сына.
Много раз в последующие месяцы Миранда обдумывала это странное заявление и тон, каким оно было произнесено. Но в тот момент она была слишком утомлена борьбой за Пегги и слишком рада неожиданной победе, чтобы обратить на это особое внимание. Она всегда знала, что Николас, как и большинство мужчин, в особенности тех, кто владел собственностью, хотел иметь именно наследника. Это было вполне естественно. Но вот пыл, с которым этот наследник ожидался, естественным ей не показался.
С этой ночи в Маунтин-Хауз его отношение к ней в корне переменилось. Каждое его слово или действие были направлены исключительно на заботу о ее здоровье и спокойствии. Если раньше ему нравилось противоречить ее желаниям и подчинять ее волю своей, то теперь он всеми возможными способами развлекал ее. Он лелеял ее, как люди волей-неволей лелеют курочку, несущую им золотые яички.
Глава шестнадцатая
В следующие недели физическое состояние Миранды было слишком расстроено, чтобы оставлять место каким-либо иным чувствам. Она очень страшилась возвращения в Драгонвик, но когда пароход «Экспресс» направился к причалу и она увидела на фоне синего неба знакомый башенный силуэт, дом показался ей всего лишь местом, в котором есть удобная кровать в затемненной комнате и где можно прилечь и тем самым избавиться от нового приступа тошноты.
Николас подхватил ее на руки и понес в Драгонвик.
— Нет, пожалуйста, — слабо воскликнула она. — Я могу идти. Это унизительно.
Все эти протесты были вызваны присутствием слуг, выстроившихся в два ряда для встречи хозяев по обе стороны большого холла.
— Именно так муж должен вносить свою жену в ее новый дом, — весело воскликнул Николас. — Не капризничай, моя дорогая.
Тошнота прошла. К Миранде наконец-то пришло пусть и слабое, но успокоение. Она открыла глаза и посмотрела на охваченное тревогой лицо Николаса. Потом оглядела комнату. Она увидела перед собой три больших окна, а затем справа еще два, глядевшие на север.
Комната Джоанны, вспомнила она, и дрожь, не имеющая физического происхождения, пробежала по ее телу. Но я же не должна пугаться, приказала она себе и, приподняв слегка голову, заставила себя осмотреть комнату, после чего с благодарностью и облегчением увидела, что все здесь было полностью изменено. Зеленый атлас сменил красные плюшевые портьеры, а желтовато-коричневый ковер покрывал пол. Исчезло все неопрятное нагромождение мебели, которой окружала себя Джоанна. Теперь в комнате находилось лишь немного мебели из красного дерева и пара небольших кресел. Комната вновь обрела свои нормальные пропорции.
Изменилось все, за одним существенным исключением. Несмотря на невероятную усталость, Миранда все-таки блуждала взглядом по комнате, и ее глаза неожиданно наткнулись на один предмет. Она вся немедленно напряглась, хотя и не сразу поняла, в чем тут дело, потому что старый парчовый балдахин был заменен зеленым атласным, подходящим к драпировкам. Однако нельзя было спутать фамильный герб на высокой спинке кровати и четыре резных столба. Миранда резко отвернулась и закрыла глаза. *
— Тебе опять плохо? — встревоженно спросил Николас.
— Нет. Не в этом дело. Я не хочу спать на этой кровати.
Он ответил ей с неожиданным терпением. Это была родовая кровать Ван Ринов, на протяжении многих поколений все его предки рождались и умирали именно здесь. Именно здесь всегда спали лорд и леди Ван Рин. И именно здесь должен родиться его сын. Во всем остальном он с радостью уступит ей, но только не в этом.
Пусть так, устало решила Миранда. В конце концов какая разница.
Вскоре она сроднилась с этой большой кроватью, потому что та оказалась на редкость удобной. Ее больше не будет преследовать кошмар той жуткой ночи, когда по обеим сторонам кровати стояли длинные свечи, а на ней самой лежало неподвижное тело женщины с тихой улыбкой на восковом лице. Она не должна оглядываться назад — никогда.
Теперь она была хозяйкой Драгонвика — миссис Ван Рин. Прошлое ушло безвозвратно. Она не должна больше терзаться виной или страхом, или даже сожалением. Она должна помочь Николасу в искоренении всего того, что могло бы напомнить им о ее недавнем пребывании в Драгонвике.
Тем не менее от прошлого осталось еще одно наследие, которое она не могла так же спокойно отринуть. Это была Кэтрин.
Конечно, пришло время, когда ребенок должен был вернуться к отцу. Через два дня она сказала об этом Николасу.
— Если ты хочешь, чтобы Кэтрин навестила нас, я не возражаю, — ответил он. — Но, честно говоря, я не вижу в этом необходимости. За ней прекрасно смотрит ее тетя, которой я делаю очень щедрые выплаты. И полагаю, имеет рядом с собой много маленьких кузенов и кузин, с которыми она может играть.
Это было разумно, но Миранда почувствовала за его сдержанными словами отвращение к самой идее возвращения дочери домой, что доказывало его полное к ней равнодушие.
— Но она твоя дочь, Николас. Разве ты не скучаешь по ней и не хочешь ее видеть? — с неожиданной горячностью воскликнула Миранда.
Несколько минут он молчал.
— Я сомневаюсь, что она сама захочет сюда приехать, дорогая. Сейчас она под другим влиянием. Она не сразу поняла его.
— Ты хочешь сказать, Кэтрин не захочет видеть меня?
Он пожал плечами, вспомнив о гневных письмах, которые он получил от родственников Джоанны, после того как новость о его новом браке достигли Олбани.
— Полагаю, что хоть ребенок и может быть предубежден, но все же ей хорошо у своих родственников. Как-нибудь я навещу ее.
Миранда молчала. С ее стороны было глупо не замечать, что будучи совершенно заброшенной после смерти матери, Кэтрин должна очень сильно страдать, и что вряд ли она сможет признать Миранду своей второй матерью. \
Не только Ван Таппены не одобрили новый брак Николаса. Все благородные семейства, живущие на реке Гудзон, пришли в ужас. Эта тема занимала многие чайные вечера в гостиных Клаверака, Киндерхука и Гринбуша.
— Маленькая самонадеянная выскочка! — негодовали они. — Ни происхождения, ни манер, ничего, кроме молодости и смазливого личика! Почему мужчины столь глупы?
Некоторые, вроде миссис Генри Ван Рансселир, разочарованные крушением своих надежд породниться с Ван Рином благодаря одной из своих дочерей, были из числа особо недовольных.
— Между этими двумя что-то было… даже при жизни бедняжки Джоанны. Я видела это собственными глазами, — так они заявляли. — Все это отвратительно. Ничто не заставит меня пригласить их в гости.
И действительно никто их не приглашал.
Николас был глубоко оскорблен этим фактом, но скрыл его от Миранды, оберегая ее от всех треволнений. Он окружил ее удивительная заботой, постоянно заказывал те блюда, которые не могли причинить вреда ее нежному желудку, заставлял ложиться спать в девять вечера и брал на короткие прогулки, с которых они всегда возвращались до того, как она могла бы устать.
Все это радовало и подбадривало ее. Ван Рины воплощали собой в это время образец супружеского счастья. Жизнь остановилась, скрываясь в приятном однообразии. В отношениях супругов отсутствовала всякая дисгармония, а прошлое и будущее исчезло в туманной дали.
Миранда была отгорожена от внешнего мира каменной стеной Драговника. Она смутно слышала, что исход войны с Мексикой представлялся обнадеживающим. В сентябре была достигнута победа при Монтеррее, и она подумала о Джеффе. Но победа не подразумевает за собой опасность, и поэтому воспоминание о Джеффе, так же как и все остальное, даже ее разочарование в том, что ее мать не сможет приехать, вскоре исчезло.
Николас изменил свое решение насчет Абигайль. Если Миранда жаждет приезда матери, она может ее пригласить. Письмо сразу же было отправлено.
Осторожный спокойный ответ не дал никаких намеков на то, что у ее автора имеются серьезные проблемы.
Уже несколько лет Абигайль страдала от систематических приступов ревматизма, которые она переносила со стоическим терпением. Как раз в этот момент у нее был очередной приступ. У Абигайль распухли пальцы ног, правое бедро, так что она испытывала теперь постоянную боль. Она еле ходила вокруг дома, и, конечно же, не перенесла бы никакой поездки в Драгонвик.
Но в своем письме она указала на совсем другую причину, по которой она не сможет приехать:
У Таббиты подходит срок, и я должна заботиться о ней. У нее нет дома, полного слуг, которые ухаживали бы за пей, как за тобой. Возможно, я приеду перед родами, дорогое дитя, но не слишком изнеживайся. Будь благодарна Богу, что ты имеешь столь заботливого супруга.
Дело в том, что письма Миранды были полны восторгов по поводу заботы и нежности Николаса.
Но в ноябре даже желание Николаса защитить жену от любых волнений, способных повредить ребенку, не устояло перед одним сокрушительным бедствием.
Когда это сообщение дошло до них, они после ужина сидели в Красной комнате. У Миранды больше не было никакого суеверного предубеждения против этой комнаты. Временами она даже удивлялась, как же она могла быть такой глупой, что вообразила себе невесть что.
Дверь резко распахнулась, и в комнату влетел Дирк Дюкман, бейлиф Николаса. Его круглое лицо блестело от пота, а домотканый костюм находился в полном беспорядке.
— Плохо дело, сэр. Совсем плохо, — выкрикнул он, безуспешно стараясь выровнять дыхание.
Миранда с недоумением переводила взгляд с одного на другого. Она увидела, как Николас, вздрогнув, быстро оборвал Дюкмана.
— Хватит! Нечего здесь попусту болтать.
Но бейлиф, не слушая его, провел по лицу мокрым платком.
— Прошел Янг, сэр. Он всех их простит… гадов! Даже Боутона! Конституция штата будет изменена. Это конец, сэр. Конец поместья.
Миранда охнула, ее испуганные глаза обратились на Николаса, который застыл, словно был вырезан из того самого гранита, на котором возвышался Драгонвик. На прошлой неделе в день выборов он ездил в город Гудзон голосовать. Но он ничего не сказал ей о важности для них этих выборов. Но он еще раньше предполагал, что губернатор Райт может перевыборы проиграть, а Джон Янг, страстный противник арендной системы, захватить власть.
— Что это значит, Николас? — прошептала Миранда. — Я не понимаю.
Так как он не отвечал, продолжая стоять неподвижно, а его сузившиеся глаза смотрели на них, ничего не видя перед собой, Миранда повернулась к бейлифу, неловко шаркающему ногой и бросающему нервные взгляды на Николаса, перед которым он всегда робел.
— Это значит, мэм, что поместье больше нельзя будет сохранить. Фермы должны будут отойти к любому, кто захочет их выкупить. Противники поместья выиграли.
— Нет, —спокойно ответил Николас.
Это спокойное утверждение напугало бейлифа гораздо больше, чем если бы Николас сейчас закричал и проклял бы весь мир. Он облизнул пересохшие губы.
— Тут уже ничего не поделаешь, сэр. Таким будет закон. Ван Рансселиры уже сдались. Говорят, патрун даже сказал, что это не так уж и плохо.
— Может это и так, Николас, — робко произнесла Миранда, надеясь изгнать с его лица замороженное выражение. — Если вы откажетесь продавать, это приведет к еще большим неприятностям. Да и в конце концов, какая разница? У нас по-прежнему будет вся эта земля вокруг дома.
Он резко повернулся к ней, вспыхнув от ярости.
— Вы маленькая дурочка… Неужели вы думаете, что если этот болтливый идиот в Олбани отдаст приказ, я ему подчинюсь?..
Его взгляд упал на белую кружевную шаль, скрывавшую ее несколько расплывшуюся фигуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44