Вовсе нет. И никто из подруг. Уж она-то знает. – Лукас схватил жену за руку: – Тебе не интересно, кто она?– Интересно, – ответила Элизабет. – Пожалуйста, Лукас, скажи. – Она старалась, чтобы слова ее звучали искренне.Лукас оттолкнул жену.– Попробуй сама догадаться, – заявил он смеясь. – Теперь, глядя на любую из своих подруг, ты будешь думать, не она ли это. Ты, фригидная сука! И не рассказывает ли она другим. Можешь об этом подумать, а я пока пойду к ней. Я встречаюсь с ней каждое утро, когда муж уходит на работу, а болтливые гадины вроде тебя еще не слетелись. Но ей и этого мало. Она ищет меня, когда муж засыпает. Вся ее жизнь – ожидание встречи со мной. Думай об этом за игрой в карты. Возможно, партнерша и есть твоя соперница.Элизабет заломила руки, словно он заставил ее страдать.– Не уходи, Лукас, – принудила она себя сказать. Но он только хлопнул дверью в ответ.Элизабет с облегчением перевела дух.Конечно же, она пыталась догадаться. Не потому, что ее огорчила измена Лукаса. Она не ревновала. Но самолюбие ее было уязвлено. Пережив долгие годы несчастий, она впервые почувствовала себя лишенной защиты. Ей уже не льстила зависть подруг, но была бы обидна их жалость. Хвастается ли Лукас, что бьет ее? Похваляется ли его любовница, что отняла мужа у Элизабет? Встречаясь с подругами, она теперь пыталась найти тайный смысл в их речах и взглядах. Однако она гордо держала голову, и улыбка не покидала ее лица. Чувство собственного достоинства – вот все, что у нее оставалось, и она не позволит Лукасу отнять его.Как он отнял Кэтрин. Вернувшись в город, он стал изводить дочь, то забавляясь с ней, то переставая обращать на нее внимание. Он забирал ее у Хэтти, когда они гуляли в парке, и уводил далеко, к Ист-Бэттери. Хэтти, бывало, спорила с Элизабет, когда ей казалось, что мать нарушает привычный распорядок дня ее подопечной, но противоречить «мистеру» она не решалась. Все, что могла нянюшка, – пожаловаться Элизабет. В конце концов она так и поступила.– Она все время вертит головкой, высматривает, где же папа. Если он приходит, она как дикая от радости; если же нет – очень подавлена. Мне так жаль малышку, мисс Лизабет.В душе Элизабет была согласна, но вслух ничего не говорила. Леди не обсуждала поведение мужа со слугами. Ни с кем-либо еще. Она замечала, что Кэтрин страдает, когда отец отталкивает ее, и сильно возбуждается, когда он приходит. Порой она пыталась утешить дочь, когда Лукас не приходил к ней проститься на ночь, но неожиданно с лестницы доносились крики: «Где моя Кэти?Кто посмел отнять ее у меня?» – и девочка вскакивала и бежала к отцу, позабыв о матери.Хэтти не одобряла воздействия Лукаса на Кэтрин, но хвасталась, как, он обожает дочку.– Нет второго такого человека на земле, – говорила она другим нянькам, – который бы так любил свою дочь. Он просто помешан на ней.
– Только взгляните на него! – яростно фыркнула нянька в желтом накрахмаленном халате. – Он, должно быть, с ума сошел.Джо Симмонс стоял у дверей больницы. Рядом с ним была одетая с иголочки дама, лицо которой скрывалось под вуалью. По всему было видно, что это нянюшка из Англии. Она словно лучилась превосходством.– Это мисс Ходжкинс, нянюшка, – сияя от счастья, сказал Джо. – Сегодня мы забираем домой Викторию.Английская нянька свысока взглянула на детские кроватки, одеяльца, комнату и бывший в ней персонал.– Вы можете принести мне мисс Симмонс, – властно сказала она.Местная нянюшка поспешила исполнить повеление.И беременность, и роды Эмили перенесла тяжело. Больше у них не будет детей. Но Джо объявил, что такой прекрасной малышки, как Виктория, ему вполне достаточно. Он будет любить ее, как любил бы сразу нескольких детей. Он нанял мисс Ходжкинс, которая до того обслуживала только семейства, внесенные в книгу пэров Берка; он нанял даже доктора – с тем чтобы он жил у них в доме, пока Эмили не окрепнет. Он бы стал разбрасывать золотые монеты в честь торжества, проезжая в карете по улице, но Эмили остановила его, сказав, что это неудобно. Радость Джо была слишком велика, чтобы он мог не выдавать ее.Виктория родилась в ноябре. Эмили похвасталась подругам, что позже они переедут в большой дом. Джозеф уже заполнил всю большую залу подарками «для своих девочек».Элизабет взглянула на обрывки бумаги и ленты в гостиной и на миг ощутила радость.Все, как и полагается на Рождество: вся семья в сборе, дети гомонят, предвкушая встречу с Санта-Клаусом. Взрослые – Пинкни, Джулия, Лукас и его родители, Генриетта, Стюарт, Мэри Трэдд Эдвардс и ее супруг – с умилением смотрят на Кэтрин и ее маленьких кузенов. Разворачивать игрушки им куда интересней, чем играть.Но вскоре Элизабет впала в привычную апатию. Сразу после праздничного обеда Мэри и Адам Эдвардсы сядут в поезд, идущий на Север; престарелые Куперы займут свое место в вагоне; Стюарт усадит тетку вместе с семейством в легкий экипаж и укатит в Барони, где они будут гостить до начала скачек; Пинкни уедет в наемной карете к Энсонам, а Элизабет останется с Лукасом. И ей придется расплачиваться за этих рыжеголовых крепышей, которые сейчас строят на полу туннель из оберточной бумаги. Лукас мучил ее всякий раз, когда у Стюарта рождался сын, а сейчас они все здесь, прямо перед глазами, в его собственном доме. Элизабет, отогнав дурные мысли, вошла в комнату. Острый рождественский запах апельсиновой кожуры и сосновых ветвей нес такую радость, что его стоило оплатить любой ценой.Убеждение это не покидало Элизабет все время обеда, несмотря на то что Лукас слишком много пил, и осталось с ней, когда наступила пора прощаться. Элизабет не жаль было расставаться с матерью и отчимом. Они были ей чужими, особенно Мэри. За три с половиной года, истекшие со времени их последней встречи, мать так постарела, что Элизабет едва узнала ее. В свои пятьдесят семь она выглядела даже старше Джулии, хотя той было уже шестьдесят пять. Но Джулия не менялась. Только характер несколько смягчился. Она, без сомнения, обожала мальчиков Стюарта, хотя ни разу не прикоснулась к ним.Мэри, напротив, совершенно не давала покоя Кэтрин. Она то и дело обнимала и целовала девочку, и так на протяжении всей недели, что Эдвардсы были в Чарлстоне. Мэри заявляла, что для нее нет ничего на свете дороже внучки. Девочка и похожа на нее. Так оно и было. Темноволосая Кэтрин казалась подкидышем среди золотых головок Трэддов.
Лукас не преминул прицепиться к этому обстоятельству.– Я блондин, ты рыжая, – фыркнул он язвительно, – а у девочки почему-то темные волосы. Как ты можешь утверждать, что это моя дочь?Элизабет ужаснулась. Каким же надо быть недоумком, чтобы задавать такие вопросы.– Ведь мама сказала, Лукас, что девочка уродилась в Эшли. Значит, и в моих жилах в большей степени течет кровь Эшли, а не Трэддов. Твоя мать тоже брюнетка. Удивительно, что ты родился светловолосым. Обычно в детях темное пересиливает светлое.– Малыш вырос бы блондином. Если бы он остался жив. Маленький Лукас.Элизабет поняла, что разговор сейчас свернет в привычное русло. Лукас вновь собирается укорять ее гибелью сына. Это была избитая тема. Элизабет приготовилась выслушивать оскорбления. Они стали уже как бы частью ее жизни, она не помнила, когда Лукас разговаривал с ней без подкалываний. Она слушала супруга краем уха, отвечала автоматически, как деревянная. Словно в груди ее не было сердца.Даже когда он напивался и бил ее, она почти не чувствовала боли. Побои она считала еще одним невыносимым испытанием, которое приходилось превозмогать. Под конец она всегда теряла сознание. Элизабет с нетерпением ждала этого момента и чувствовала себя счастливой, соскальзывая в темную теплую пустоту. Она уже давно перестала чувствовать нестерпимую тяжесть, когда Лукас привычно наваливался на нее утром и вечером, и не завидовала, когда Кэтрин убегала от нее к отцу и Лукас со злобным торжеством взглядывал на жену.Элизабет продолжала исполнять то, что требуется от молодой жены и матери. Она следила за домом, давала вечера, отдавала и принимала визиты. Дни походили один на другой, не оставляя свободного времени. Она была слишком занята, слишком утомлена и безразлична до окаменелости, чтобы заметить, что пьяные вспышки мужа становятся все чаще и сумбурней.Она даже не почувствовала страха – дело было в феврале, – когда он вытащил ее в залитый луной сад, суля поздравить с Валентиновым днем.Мягкое тельце Мосси лежало на середине выложенной кирпичом дорожки, – обычно блестящая шерсть потускнела.– Я свернул ей шею, – тихо сказал Лукас. – И тебе сверну без труда. Не забывай, что я могу это сделать.Элизабет подумала, что, наверное, должна огорчиться. Она любила свою кошку. Однако она не только не заплакала, но даже не расстроилась. И не испугалась. 45 На вечере у Сары Уэринг Элизабет старалась не смотреть на Лукаса. Внешне не произошло никаких перемен: он твердо держался на ногах, говорил отчетливо и смеялся не громче обычного. Однако по яркому румянцу и блестящим глазам Элизабет поняла, что муж слишком много выпил. Она попыталась сосредоточиться на разговоре о детских зубах и невежественных слугах, обычном для очаровательных дам на своем конце комнаты. Церковный колокол пробил половину первого.– Пора уходить, – сказала Китти де Уинтер. – Кто достаточно дерзок, чтобы разбить компанию смелых охотников?Дамы захихикали, зашуршали юбками и все вместе подошли к мужьям. Элизабет, ослепительно улыбаясь, присоединилась к ним, жалуясь вместе со всеми на мужской эгоизм и восхищаясь удавшимся вечером. Мужчины договаривались о бильярде, о предстоящей охоте и делали комплименты хозяйке.Элизабет и Лукас отправились домой в собственной коляске. От Митинг-стрит Лукас погнал лошадь, нахлестывая ее кнутом, и коляска моталась из стороны в сторону, подскакивая на булыжниках. Элизабет терпела.Если она попросит его ехать потише, он нарочно поедет еще быстрей.– Чертова кобыла, – бормотал Лукас, – ни на что не годна.Теперь, когда они остались одни, язык его стал заплетаться.Пока Лукас отводил и распрягал лошадь, Элизабет не спеша поднялась на третий этаж. В детской горел ночник. Кэтрин и Хэтти безмятежно спали, хотя в комнате было очень холодно. Элизабет закрыла окно и поплотнее завесила кроватку ребенка. Покрепче закрыв за собой дверь, чтобы они не услышали пьяных криков Лукаса, она спустилась в спальню.Элизабет услышала, как захлопнулась входная дверь, потом в гостиной звякнул графин. Судя по всему, предстояла тяжелая ночь.Элизабет разделась, аккуратно сложила одежду, надела ночную сорочку, умылась и села к туалетному столику, чтобы расплести и расчесать волосы. Движения ее были механическими. Заслышав шаги на лестнице, она повернулась к дверям спиной.– Как всегда, моя дорогая, – сказал Лукас, – ты приветливо встречаешь своего супруга.Он с минуту постоял за ее спиной, затем схватил за волосы и дернул, заставляя оглянуться.– Посмотри мне в глаза и улыбнись, как ты улыбалась Джиму де Уинтеру, – прорычал он.– Лукас, пожалуйста… Я просто была с ним обходительна.– Еще бы! Держу пари, это бывало не раз. Он у тебя единственный? Или помимо него еще Дейвид Майкелл? А Чарли Джонсон? Наверное, с каждым из них. Отвечай!Он дергал ее голову из стороны в сторону. Элизабет почувствовала обжигающую боль и услышала чиркающий звук. Лукас швырнул на пол пригоршню волос.– Стоит выдрать тебе все космы. Меньше будешь любезности расточать.Отпустив ее волосы, Лукас швырнул Элизабет на пол. Она прикрыла грудь руками.– Шлюха.Он ударил ее ногой в живот, потом по рукам, коснувшись башмаком мягкого, нежного тела, которое они прикрывали. Элизабет начала кашлять. Она задыхалась.– Прекрати! – взвыл Лукас. – Не смей надо мной потешаться. Кому говорю, прекрати!Он ударил ее кулаком по уху. Элизабет почувствовала, как струйка крови потекла к шее. Горло продолжало сжиматься.Но спасительное оцепенение все не наступало. Скорлупа, в которую пряталась ее душа, треснула; Элизабет почувствовала прилив панического страха. Лукас ударил ее по голове. До этого он никогда не бил ее так, чтобы синяки были заметны. Он никогда не терял над собой контроля окончательно. До этих самых пор.– Лукас, – умоляюще прохрипела она.Прижав на мгновение руку к раненой голове, она вытянула ее, показывая окровавленные пальцы.– Вот это правильно! Ты должна умолять, чтобы я простил тебя. – Его рот перекосило от ненависти. – Но ты не заслужила прощенья. Я выбью из тебя твою лживую душонку. – Лукас ужасающе расхохотался. – Это не займет много времени. Ты сама задохнешься, прежде чем я возьмусь. – Неожиданно его настроение переменилось, голос зазвучал ласково: – У моей милой болит ушко? Иди ко мне, я поцелую, и все пройдет. Ведь ты больше не будешь, правда? Ты будешь хорошей девочкой. Покажи мне, какая ты хорошая.Он обвил ее руками и принялся ласкать. Элизабет хватала ртом воздух. «Как я могла не заметить раньше, – думала она. – Лукас сумасшедший. Но до такого он никогда не доходил. Ведь он совершенный безумец».Твердые узлы ковра впивались в спину, которая была и без того в синяках. Лукас навалился всем весом. Сквозь пульсирующий шум в ухе она слышала его сиплое дыхание. Свистящим шепотом он извергал оскорбления. Наконец, в наивысший момент, он выкрикнул:– Сука! Фригидная сука!Элизабет почувствовала, как он скатился с нее. Сейчас наступит обморок, подумала она. Наконец-то. Уютная темнота стала подступать к Элизабет.– Признайся. – Голос Лукаса донесся будто издалека. – Назови мне его имя, или я убью тебя.Элизабет открыла глаза. Чувство облегчения исчезло, и желанная темнота отступила. Лукас держал в руке пистолет.Левой рукой он сгреб ее волосы, усиливая боль в израненном ухе. Пальцы его сжались.– На этот раз ты не уйдешь от меня, холодная сука. Ты мне все расскажешь.Он повернул ей голову и вложил дуло пистолета в неповрежденное ухо.– Считаю до трех. После счета «три» я прострелю тебе голову.– Давай, – бесцветно сказала Элизабет. – Хуже не будет.Она так настрадалась, что мысль о краткой муке и долгожданном покое вселила в нее радость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82