Возможно, понадобится вооруженная охрана. Позаботьтесь об этом. Наверняка местность кишит головорезами. Лиззи, смотри не на меня, а в свою тарелку. Сколько нам тебя еще дожидаться! Стюарт, ты сегодня пойдешь с Соломоном, поищите по городу негров из Барони. Запиши их имена. Найму хороших рабочих и возьму их с собой. Ешь, мальчик, не тяни. Сегодня нам предстоят большие хлопоты. – Нетерпеливая и властная, она никому и слова вставить не давала.– Тетя Джулия! – ухитрился вторгнуться в ее монолог Пинкни.– Что?– К сожалению, должен сказать, что у нас нет денег, чтобы нанять рабочих и восстановить Барони. Не то я давно уже занялся бы Карлингтоном.Ответ Джулии ошеломил всех.– У меня есть деньги, – произнесла она с величественным видом.Мэри первой вышла из оцепенения:– И ты, имея деньги, спокойно позволила продать мои драгоценности? Да как ты могла!..– Это деньги из Барони, и я хранила их для Барони. Мэри молчала. Она ушам своим не верила. Пинкни с усилием взял себя в руки. В комнате стояла напряженная тишина. Наконец Пинкни, отодвинув стул, поднялся.– Прошу дам простить меня, – сказал он. – На меня вдруг свалилось множество поручений. Стюарт не пойдет с Соломоном, это опасно. Вместо него отправлюсь я. Потом зайду в Арсенал, договорюсь насчет охраны. Постараюсь все устроить как можно скорей, тетя Джулия. Тебе, наверное, не терпится приступить к сборам.Симмонс промямлил свои извинения и вслед за Пинкни покинул комнату.Четыре дня спустя Джулия Эшли стояла в своей гостиной в доме на Шарлотт-стрит, лицом к лицу с его нынешним хозяином, генералом Дэниэлом Сиклзом. Генерал держал в руке Библию. Джулия положила на Библию правую руку и, глядя в глаза генералу, повторила за ним слова клятвы:– Торжественно клянусь и утверждаю в присутствии всемогущего Бога отныне и впредь искренне поддерживать, охранять и защищать Конституцию Соединенных Штатов и союз штатов, основанный на этой Конституции; также обязуюсь выполнять и поддерживать все законы и постановления, принятые в период Гражданской войны, относительно освобождения рабов. Да поможет мне Бог!
Неделю спустя Джулия, воспользовавшись приливом, отправилась вверх по течению Эшли в поместье Эшли Барони. На ней было безукоризненное дорожное платье из черного бомбазина. Изящная шляпа была украшена гладкими черными перьями. Рука в перчатке сжимала большой шелковый зонтик. Такая незначительная помеха, как грозовой ливень, не могла остановить Джулию Эшли. Она восседала в кипарисовом каноэ, будто на королевской барже. Позади следовали четыре плоскодонки с пожитками, слугами и отрядом промокших насквозь солдат.Пинкни пошел прочь от пристани.– Если ее поразит молния, я ни при чем.– Господь не дерзнет, – пробурчал Симмонс.– Уверен, ты прав! – воскликнул Пинкни. – А ну давай скорее отсюда куда-нибудь под крышу.В последующие месяцы Пинкни получал лаконичные записки от Джулии, которые привозил Соломон, бывавший в городе по самым разным поручениям. В основном он закупал различные материалы. Пинкни не поддавался любопытству и не расспрашивал Соломона, много ли Джулия покупает и как она собирается расплачиваться за покупки. Большие запасы инструментов, зерна, разнообразной сельской утвари никто теперь не делал. Имя Эшли никому из торговцев теперь ничего не говорило. Кредитов не было. До войны плантаторы оплачивали счета в январе, приезжая в город на скачки. Сейчас надо было оплачивать поставки заранее, из расчета от пятнадцати до двадцати от суммы.Ради сохранения спокойствия в доме старались не упоминать имя Джулии. Мэри Трэдд, оправившись от потрясения, принялась рассуждать об эгоизме сестры. Но никто ее не слушал, кроме Адама Эдвардса. Он молился вместе с Мэри, дабы она очистилась от смертного греха, каковым является гнев, и за Джулию – об избавлении от соблазна стяжательства. Мэри находила духовное собеседование весьма полезным. Гнев ее после каждой встречи с преподобным доктором становился все меньше.
С отъездом Джулии в доме Трэддов воцарился мир. Элия нашел повариху по имени Клара на место Дилси и служанку Хэтти взамен Пэнси. Соломон был незаменим, а паренек, которого звали Билли, исполнял любые приказания и к тому же был неплохим садовником. Кухня превратилась в безмятежное королевство, управляемое Элией. Пинкни обнаружил, что ему вновь хочется бывать с семьей и что дом превратился в место отдыха, как когда-то прежде. Каждодневные заботы не оставляли Пинкни, но счастье, царящее в доме, и особенно веселый голосок Лиззи, поддерживали оптимизм, бывший неотъемлемой частью его натуры. Пинкни уверовал, что победит бедность и найдет для себя подходящую работу. Теперь он не сомневался, что сумеет исправить зло, которое причинил Пруденс, и восстановить урон, нанесенный собственной чести. Пинкни понял, что любил не Лавинию, а ее образ. Он осознал также, что плотское влечение к Пруденс переросло во что-то неизмеримо более важное. Возможно, это началось с того, как легко она восприняла его увечную руку, которой до сих пор не видел никто, кроме Джо. Перестав прятать тело, он перестал таить от нее и свою душу. Ей одной он говорил о том, как ненавидит себя за свою слабость, за неспособность прервать греховную связь. Он и ее обвинял в том же. Пруденс не утешала его, как обычно делают женщины. Она смеялась над ним и над собой и сетовала, что жизнь будет потрачена ими впустую из-за его ханжества. Пруденс спорила с ним и заставляла его задавать себе самому вопросы и подвергать их строгой проверке. Скоро он понял, что с ней можно говорить обо всем, даже о том, что он не может поехать в Карлингтон и взглянуть правде в глаза. Пруденс не сочувствовала. Она понимала. Ее острый ум, который она и не думала скрывать, и очаровывал его, и бросал ему вызов. Пруденс стала ему близким другом и была незаменима как любовница. Наконец Пинкни решился попросить Лавинию вернуть ему слово. Он никогда не сомневался, что Пруденс согласится выйти за него замуж, несмотря на то что он почти нищий. И ее не смутит страх перед грядущими трудностями.Лавиния отказалась наотрез.– Ты, должно быть, сошел с ума! – выкрикнула она. Разгневавшись, она позабыла об осторожности. Пинкни был потрясен ее откровенностью.– Я не отпущу тебя, даже если ты будешь умолять меня на коленях, – сказала девушка ледяным тоном. – И не потому, что я так сильно люблю тебя. Я вовсе тебя не люблю. Твоя мерзкая деревяшка вызывает у меня тошноту, а при мысли о том, что я когда-то увижу тебя без нее, у меня все внутри съеживается. Но лучше уж меня всю жизнь будет тошнить, чем я останусь иссохшей старой девой. Мы связаны с тобой одной цепью, Пинкни.Так давай держаться наилучшим образом. Ты никогда не бросишь меня, потому что дорожишь мнением моего отца. И я никогда тебя не брошу, потому что других женихов у меня нет. Тебе не обязательно приходить сюда каждый день. Мне это наскучило. Но ты будешь сопровождать меня на вечера и танцевать, когда я захочу танцевать. Ты будешь вести себя как джентльмен, а я – как леди; я думаю, мы поладим. И ты никогда, никогда больше не упомянешь об этом.Расставшись с Лавинией, он отправился к Пруденс и пересказал ей разговор с невестой. Но Пруденс огорошила его еще сильней, чем Лавиния. Ее ответ показался лишенным всякого смысла.– Я никогда бы не вышла за тебя замуж, милый, – сказала она, – я слишком сильно тебя люблю.Положение представлялось невыносимым. Но внутреннее сопротивление оказалось сильней готовности допустить поражение и погрузиться в апатию. Пинкни научился жить, терпя отвращение к себе; поддерживали его только те часы, когда он мог забыть обо всем, дежуря в Арсенале, играя с Лиззи или забывая о собственном «я» в постели с Пруденс. Он не внушал себе, что счастлив, но испытывал состояние, близкое к душевному равновесию.Неожиданную опору он нашел в своем младшем товарище. Тень в эти дни в основном был дома. Пинкни понимал, что в отсутствие Джулии паренек чувствовал себя свободней. Симмонс проводил время, сидя с Лиззи в углу веранды и играя в школу. Сиживал он и с Пинкни. Говорил паренек мало, изредка спрашивая об истории города, но по большей части молчал. Его невысказанное восхищение и доверие незаметно оказывали на Пинкни целебное воздействие. Пинкни платил другу привязанностью и все возрастающим уважением. Паренек был тронут, так как понимал, что заслужил его. Его место в доме Трэддов позволяло ему чувствовать собственную значимость. Мэри не замечала его, так же как и своих детей. Стюарт хвастался ему, как и Пинкни, своими подвигами. Лиззи настойчиво предлагала ему вместе с мишкой сесть за книгу.Только две вещи были Симмонсу заказаны: участие в жизни общества, куда он и не стремился, и груз ответственности, который он добивался разделить с Пинкни, но безо всякого успеха. Пинкни никогда не позволял ему участвовать в общих расходах. Доля комиссионных, полученная Симмонсом, должна принадлежать только ему самому. Так считал Пинкни. Старший товарищ был горд и не терпел пожертвований. Понимая это, Джо даже не пытался спорить.Тогда он вложил свои деньги во вновь созданную посредническую фирму. Он знал, что его обманут, но прибыль сулила перекрыть потери.Симмонсу были известны все теневые стороны посредничества. Жертвами посредников становились такие мелкие фермеры, как его отец. Посредники снабжали фермеров семенами и давали денег на прожитье до урожая. Потом они покупали урожай по цене, которую назначали сами. Фермер оставался в долгу всю жизнь и до конца своих дней боялся, что у него отнимут землю как залог. Сырье – обычно это был хлопок – продавалось в пять-шесть раз дороже после того, как проходило обработку. Семена после очистки продавали на хлопковое масло, часть их возвращали фермерам для нового посева. Годовой круг повторялся вновь. Посредничество было хищнической профессией.Тень не посвящал Пинкни в свои занятия. Он откладывал деньги в банк и ждал, когда они пригодятся.В ноябре 1866 года такой случай представился. Деньги, вырученные за драгоценности Мэри, год назад казались подарком судьбы, но они быстро растаяли. Трэддам было нечем оплатить налог на собственность. В доме не осталось ничего, что могло бы быть продано.– Придется продать Карлингтон, – сказал Пинкни. – Мне легче потерять вторую руку! – Он почти обезумел от отчаяния. – Не говори мне ничего, Тень. Оставь меня.Симмонс хмыкнул. Он знал, что Карлингтон для Пинкни – камень преткновения. Его время наступило. Ради Карлингтона Пинкни возьмет у него деньги. Сердце Джо переполняла гордость.– Я кое-куда смотаюсь, капитан, – обронил он небрежно, – и увидишь, принесу кое-какие новости.Он вышел в хорошем настроении и направился в отель навестить деловых партнеров. Он услышал такие новости, от которых у него перехватило дыхание. 18 Симмонс Тень вошел в библиотеку непривычно оживленный.– Скажи-ка, капитан, что такое мергель? Пинкни оторвался от приходо-расходной книги. Ему было стыдно за свою недавнюю вспышку.– Ты сегодня рано вернулся. Хочешь бокал вина?– Нет, спасибо. Ты ответь на мой вопрос. Пинкни рассмеялся:– Ты не выносишь праздной болтовни. Мергель – это известковая глина. Меловые отложения, которые находят в почве. Замечательный материал. В нем содержится много древних окаменелостей. Кости доисторических животных и рыб, даже людей. А почему ты спрашиваешь? Только не говори, что парни из отеля занялись археологией.Симмонс, наполнив бокал мадерой, протянул его Пинкни.– Говорят, это хорошее удобрение, – сказал он. Голос его дрожал от волнения.– Они, наверное, бредят. На почве, где мергель является поверхностным слоем, ничего не растет. В Карлингтоне есть один такой обширный участок. Там даже ядовитый сумах не растет. Но если известковая глина скрыта в глубине, тогда все в порядке. Хотя такая земля не даст больших урожаев.У Симмонса, казалось, камень с души свалился.– Это именно то, что я хотел услышать. Лежа в госпитале, ты без конца твердил о какой-то крохотной лошадке.– Правда? Не помню. Должно быть, я говорил в полусне. Забавно, что только не пригрезится в лихорадке. Да, когда я был маленьким, принялись копать запасной погреб. Меловая глина хорошо держит холод. На глубине трех-четырех футов оказался скелет эогиппуса. Черные перепугались до смерти и со всех ног кинулись к моему отцу. Папа очень заинтересовался. Но работники ни за что не желали возвращаться к находке. Мы с отцом спустились в яму и очистили скелет от остатков мела. Отец послал меня за энциклопедией, и я прочел ему страницу вслух. Эогиппус – сразу и не произнесешь. Это предок нашей современной лошади. Но на свете не существует никого, кто бы… Симмонс откашлялся.– Все это очень интересно, профессор. Пинкни улыбнулся:– Да, конечно. Но я вижу, предмет не слишком увлек тебя.– Сейчас я постараюсь тебя увлечь. Видишь ли, в этом самом мергеле содержатся фосфаты. Почва, на которой выращивают пшеницу, нуждается в фосфатной подкормке. В город приехали парни из Филадельфии, которые ищут собственников земель с известковой глиной. У них с собой миллион долларов. Никто не вложит в дело такие деньги, если не уверен, что выручит пятьдесят долларов за один.– Фосфаты? Я ничего о них не знаю.– Посмотри в энциклопедии. Это поинтересней, чем мертвые лошади. Считай, это конец всем твоим заботам. Это все равно что клад найти.
Старый ялик покачнулся и зачерпнул воды.– Простите, мистер Пинкни, – улыбнулся Билли, – мы, кажется, поймали леща.Пинкни кивнул и машинально улыбнулся шутке. Все его внимание было сосредоточено на береговых знаках вдоль реки. За следующим поворотом должен расти дуб, обвитый глицинией. Они уже проплыли мимо сарая, где хранились когда-то тяжелые речные баржи. От сарая ничего не осталось, кроме гнилых пеньков, но для Пинкни это был все тот же сарай. Невидимый прилив колебал болотную траву, позолоченную лучами солнца; длинные стебли плавно извивались, зачаровывая взгляд. Земли были скрыты приливом. Дамбы, знак власти человека над рекой, пожелавшего задерживать воду на рисовых полях, были разрушены, и поля пришли в запустение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82