– Лорд носит на пальце такое же кольцо, как и я. В точности такое же. – Девочка показала колечко со змейкой бабушке, так, чтобы та могла видеть его. – По-моему, он решил, что мы украли это кольцо у Тревельянов. Ох, Гранья, – всхлипнула она. – Если оно краденое, я не смогу теперь надеть его.Гранья притихла, залитые молочной дымкой глаза уставились в какую-то неведомую точку на другой стороне комнаты.– Откуда у нас это кольцо, Гранья?– Ты должна беречь его. Кольцо принесет тебе счастье. Его дал тебе отец Нолан в тот самый день, когда ты появилась на свет.– Когда… когда мы жили в лачуге? – Хижина, в которой Равенна родилась, уже превратилась в руины, подойти к которым не давали заросли боярышника. Равенна даже не поверила, когда Гранья сказала ей, что прежде они жили именно здесь. Нынешний их дом, пожалуй, был невелик, однако в нем были деревянные полы, гостиная, кухня и две спальни.– Твоя мать умерла в том старом домишке, Равенна. Лучше не вспоминай о нем.Равенна попыталась так и сделать, однако ее стало мучить множество вопросов, прежде даже не приходивших ей в голову.– Гранья, мы, наверно, были ужасно бедными, раз жили в такой крохотной и ужасной лачуге. Почему же мы не остались там? Что изменилось? Почему сейчас мы живем в этом доме?– Счастье переменчиво, детка.– Но переменчивости его есть причина. Какова же она в нашем случае? – Девочка обратила к бабушке полные любопытства иссиня-фиолетовые глаза, в тени казавшиеся сиреневым бархатом.– Дитя, дитя, – проговорила Гранья, едва ли не с горечью.– А… Тревельян не отец мне? Не поэтому ли он глядел на меня с такой ненавистью?Гранья в растерянности поглядела на Равенну. – Детка моя родная, как такое могло прийти тебе в голову?– Значит, он не отец мне?– Нет.– Гранья, а я все думаю об отце, ты знаешь это. Я понимаю, что мешаю ему, поэтому он так и не открылся нам, но все-таки… – Равенна поглядела на Гранью полными слез глазами. – Он приглядывает за нами? Это от него у нас деньги? От него? Он заботится о нас?.. Ну самую малость?Старуха погладила черные локоны скрюченными руками. Она молчала.– Значит, мы ему безразличны? – спросила Равенна, в ее голосе угадывалось отчаяние.– Я уверена только в том, что он не знает о нас. Бриллиана говорила, что он любил ее, но так и не назвала имени… только сказала, что он – знатный лорд и живет в Ольстере.– Но ты же ясновидящая! Все так говорят! Разве ты не можешь увидеть моего отца и описать мне, чтобы я могла его отыскать?– Детка, моя милая девочка, не надо больше думать о нем. Видела я все видения. – Она помедлила, понимая, что словами своими вызовет горе. – Он умер, дитя мое. У тебя нет отца.Равенна с ужасом смотрела на бабушку; по ее личику текли слезы. Только что погибла надежда на то, что отец вдруг объявится – погибла как под топором палача. Никогда больше не мечтать ей о том, что отец избавит ее от участи незаконнорожденной. Кэтлин Куинн будет вечно задирать перед ней нос. Вечно.– Почему ты не рассказывала мне о нем? – спросила она охрипшим от слез голосом.– А что было рассказывать? Забудь о нем. Забудь обо всем, что было. Тебя ждет будущее.– Какое будущее? – с горечью спросила Равенна, не имея сил посмотреть в глаза Гранье. – Я ничья. Я никому не нужна. Дети обзывают меня скверными словами. А теперь вышло, что все это правда… Они правы… – Слезы хлынули снова. Равенна уткнулась в передник Граньи, а старуха только гладила черную головку. Об остальных вопросах девочка пока забыла. * * * Ежась под налетевшим с Ирландского моря пронзительным ветром, отец Нолан постучал в дверь коттеджа Граньи. Вечер выдался холодным, на западе закипала буря. Дверь открыла Равенна, теперь вымывшая и лицо и ноги; волосы ее были причесаны и заплетены в косу. На девочке было коричневое полотняное платье, пожалуй, коротковатое для ее расцветающей фигурки. Она уже стала красавицей, сомнения не было. Даже бедность не могла скрыть этого.– Я пришел к твоей бабушке. Надеюсь, Гранья сегодня чувствует себя неплохо? – спросил он, пытаясь вызвать улыбку на ее лице.Равенна глядела на него полными страха глазами.– Входите, – шепнула она, показывая на гостиную. В комнате стояли только длинная скамейка и два потертых кресла, но их полностью занимали кошки. Равенна согнала с самого устойчивого кресла большого черного кота, гревшегося у очага, и, предложив священнику занять освободившееся место, отправилась за Граньей.– Ну, как ты себя чувствуешь, добрая женщина? – спросил священник, когда Гранья вошла в комнату. Пятнистая от старости рука старика прикоснулась к ее корявым пальцам и пожала их. Гранья ответила на приветствие.– Равенна, будь хорошей девочкой, приготовь чай отцу Нолану, – попросила она внучку.Кивнув, Равенна отправилась в кухню, ее детское личико побледнело от страха.– Из кухни девочка ничего не услышит. С какими вестями пришли вы ко мне, отец? – поинтересовалась Гранья после того, как священник помог ей устроиться в другом кресле, а упитанная полосатая кошка с экзотическим именем Зельда уютно расположилась у нее на коленях.– Тревельян разгневался, обнаружив ее в собственной спальне. Равенна рассказала тебе об этом?– Да.– Он хочет, чтобы ее отослали отсюда.Гранья встретила его взгляд с той тревогой, которую пропускала молочная пленка на ее глазах, и без того затуманенных горем.– Это жестокое наказание за детскую выходку. Она еще девочка. Куда же она пойдет?– Он отошлет ее в Англию, в пансион для благородных девиц. Вне сомнения, там с ней будут хорошо обращаться. В любом случае, Гранья, лучшего не придумаешь. Девочка растет. Нельзя же ей вечно носиться с Малахией и ему подобными. Так уж точно она в конце концов сама обзаведется младенцем.Гранья поглядела в сторону очага, согбенные плечи ее дрожали. Слова отца Тревельяна потребовали долгих раздумий. Наконец она неторопливо произнесла:– Хорошо, пусть Тревельян отсылает дитя. Я уже не могу видеть, как она…Голос старухи оборвался, словно слова ранили ее язык.– Равенна будет находиться под самым лучшим присмотром. Тревельян может заплатить за это и готов пойти на расходы. Гранья, по-моему, он просто боится ее. Наверно, так будет лучше всего.Равенна вошла в комнату со стареньким оловянным блюдом в руках, на котором уместилась щербатая чашка и чайник из белого фарфора. Поставив блюдо на столик возле священника, она стала наливать чай.– Дитя, отец Нолан хочет поговорить с тобой. Присядь.Равенна потупилась. Сердце ее колотилось от тревоги и страха. Она знала, что ее ждет. Тревельян прислал священника прежде, чем отдаст ее магистрату.– Равенна, дитя мое, ты очень похорошела. Теперь ты у нас юная леди, правда? – начал мягким голосом отец Нолан.Равенна не могла оторвать глаз от пола. Ей хотелось заплакать, убежать, закричать, но она не могла этого сделать. Она сама виновата. Зачем ей понадобилось принимать вызов Малахии, зачем… зная, чем придется платить, если ее поймают. А лорд Тревельян поймал ее.– Я ничего не украла из замка. Клянусь, я не крала. Мне просто нужно было раздобыть несколько волосков господина, чтобы доказать, что он не колдун, – прошептала она едва слышно – так, что священнику пришлось даже наклониться, чтобы расслышать ее.– Все это я уже слышал.Равенна кивнула, глаза ее налились слезами. Ее заберут отсюда, и некому будет заботиться о Гранье. Наверно, бабушка умрет из-за ее глупости. Ей захотелось тоже умереть.– Девочка, Гранья решила, что тебе пора идти в школу. Что ты думаешь об этом?Подняв головку, Равенна удивленно поглядела на Гранью.– Таким будет мое наказание?– Считай это не наказанием, деточка, а скорей… – Отец Нолан обратился к Гранье за помощью, но и глаза старухи были уже полны слез. – Считай это привилегией. Из юных девиц графства Лир немногие могут позволить себе поехать учиться в школу, где учат молодых леди.Равенна глядела на священника, не обретая утешения в его словах. Все школы, о которых она слыхала, были почти незамаскированными работными домами. Там ее ждут одни только несчастья, однако выбора нет, надо ехать. Она попалась, и нужно платить.– Ты познакомишься с другими, такими же как ты молодыми леди и подружишься с куда лучшим кругом людей, чем эти оборванцы, с которыми ты носишься.– Но кто будет заботиться о Гранье, если я уеду? – спросила она с отчаянием в голосе. На всем свете лишь Гранья любила девочку, и только к ней она относилась с самозабвенной любовью. Вся жизнь Равенны прошла возле Граньи. Обе они были отверженными в чужом краю… в краю, который Равенна любила всем сердцем, ибо, кроме Ирландии, она не знала другого дома. Они не имеют права отрывать ее от дома. Не имеют.– Фиона будет каждый день проведывать Гранью.– Но кто заплатит за ее помощь?Священник явно смутился. И поглядел на Гранью.– Дитя, ты не должна забивать этим свою головку. Средства, которыми располагает твоя бабушка, позволяют ей позаботиться о себе. Раз у нее есть деньги, чтобы отправить тебя в школу, значит, их хватит и на то, чтобы заплатить Фионе.– Но кто же даст их, если не мой отец? – Равенна смахнула слезы, скатившиеся с ресниц. Взгляд ее переходил от священника к Гранье и обратно. Но оба они молчали. – Лорд Тревельян отсылает меня, чтобы наказать, так?– Пожалуйста, не надо так думать, – отец Нолан посмотрел на Гранью. – Отправить тебя в школу решила бабушка, она и заплатит за это из собственных средств… полученных, вне сомнения, от благородной души, некогда воспользовавшейся ее снадобьями.Объяснение как будто бы удовлетворило Равенну. Но она догадалась, что это дело рук Тревельяна, она знала это. Лорд Тревельян карает ее, и уклониться от наказания невозможно, ибо она виновата.Она молча слушала, как священник рассуждает о ее будущем, но перед глазами ее, остекленевшими и отрешенными, стоял человек, который разлучал ее с домом и дорогой бабушкой. Неважно, заслуживает ли она такого наказания, или нет, – ведь властелин Тревельян отбирает у нее все… все, что дорого ей. Помилуй, Боже, как она ненавидит его. * * * – Равенна.Она услыхала собственное имя, когда наемный экипаж поворачивал с аллеи, ведущей от коттеджа Граньи. Прошло три дня, и все планы отца Нолана в отношении ее отъезда оказались исполненными. На ней было самое ненавистное платье из темно-синей шерсти с темной полосой вокруг воротника и баски. Не позволявший согнуться корсет делал совершенно плоской юную грудь, а шнуровка была затянута так, что Равенна едва могла дышать. Волосы, обычно густой черной гривой спускавшиеся по спине, были заплетены в тугие косы и заколками прикреплены к голове. Но что хуже всего – ее ноги – розовые после долгого мытья – были заточены в пару черных кожаных ботинок, таких новых и жестких, что каждый шаг давался ей с мукой.С наемным экипажем прибыла и женщина в черном платье, которая будет ее спутницей в путешествии до Лондона, – до Веймут-хэмпстедской школы для юных леди. Равенна без слез простилась с Граньей, заставив себя быть отважной и смириться с наказанием, но все равно ей потребовалось совершить усилие над собой, когда Гранья прижала свою внучку к груди и поглядела на нее сверху вниз… Боль делала ее дорогое морщинистое лицо еще более старым.Экипаж отъехал, и пришли слезы, уже незаметные для Граньи… Равенна не могла скрыть их от одетой в черное незнакомки.– Равенна! – вновь позвал голос.Не обращая внимания на неодобрительное выражение на лице компаньонки, Равенна высунула голову в окно кареты.– Малахия! – она протянула руку.Мальчишка бежал рядом с каретой, такой же перепачканный и оборванный, как обычно; фигурка его наполовину утопала в принесенном с моря утреннем тумане.– Равенна! Куда они тебя повезли? – выкрикнул он, выражая всей своей рыжей физиономией трепет перед ее новым обличьем и страх никогда более не увидеть приятельницу.– Я уезжаю в Англию, Малахия! Я так и не раздобыла прядь волос лорда! Молись, чтобы мне удалось вернуться поскорее! – крикнула она против сушившего слезы ветра.– Это все сделал с тобой Тревельян? – крикнул он.Равенна не ответила. Она в последний раз глянула на него, прежде чем компаньонка опустила занавеску.Черный наемный экипаж погрузился в туман, и Малахия не мог больше видеть его. Парнишка остановился, поглядел на задернутую туманом дорогу, и детские губы произнеси проклятие Тревельяну. Часть IIIГейс …фиалки…Благоухание одной минутыИ только Пер. М. Лозинского.

. Вильям Шекспир. (1564–1616) Гамлет. Акт 1. Сцена 3 Глава 7 Ирландия, 1848 год Питер Магайр, сорок лет бывший мэром Лира, скончался на закате дня через восемь недель после Великого поста. Молодым его нельзя было назвать, но и за старика в семьдесят пять лет в Лире не считали. Многие из горожан доживали почти до девяноста лет, что можно было бы назвать достижением для бедного ирландского графства, однако Лир был славен своим изобилием и удачей. Некоторые утверждали, что за графством приглядывают фейри, иногда в это было нетрудно поверить.Питера Магайра похоронили на приходском кладбище. Отец Нолан совершил мессу, и все – мужчины, женщины и дети – оставили поля, чтобы присутствовать на ней. Собрались почти все жители Лира.Однако Тревельяна не было среди них, и не потому, что он не пожелал выказать свое уважение покойному мэру; просто Ниалл был в Лондоне, и известие о кончине Питера Магайра пришло не так скоро, чтобы позволить ему вернуться в Ирландию к похоронам.Гранья также отсутствовала, старость и дряхлость не позволяли ей теперь оставлять дом. На похоронах ее заменила другая особа.Молодая женщина приехала на кладбище тем же путем, которым много лет назад оставила Лир. Она прибыла в наемной двуколке на рессорах, она сторонилась всех и держалась позади. Необычайная, дивные глаза ее цветом напоминали фиалку в сумерках, когда синие тени уже ложатся на лепестки. Но если глаза воистину зеркало души, то женщина эта держала их полуприкрытыми, словно не доверяя окружавшему ее миру.– Рад снова видеть тебя, дитя, хотя ребенком ты более не являешься, – приветствовал ее отец Нолан, когда тело Питера Магайра предали земле и завершилась заупокойная месса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53