Ниалл поднес свечу к лицу лежащей. Кровь оставила его собственные черты.– Разве она не прекрасна, лорд Тревельян, – хрипло вздохнула старуха за его спиной.– Да, – шепнул Ниалл, воистину растроганный этой красотой.Белое лицо обрамляли черные волосы, рассыпавшиеся по плечам. Тонкий нос, полные зовущие губы, даже сейчас требовавшие поцелуя…Перекрестившись, Тревельян заглянул в пустые синие очи. Истинная красавица. Вне сомнения, было время, когда юная женщина эта смеялась, и ноги ее мяли сладкий клевер Лира. Однажды Ниаллу даже приснилась похожая женщина. Она пришла к нему из тумана в своей эфирной красе, недосягаемой и незабвенной. Тем не менее во сне он протянул руку, чтобы ощутить теплую плоть, но она ускользнула от него и скрылась в густой пелене, и Ниалла одолел гнев, – ведь рука, которую он отчаянно искал, оставалась за пределами его досягаемости. Он даже и представить не мог, что когда-нибудь ощутит ее в своей ладони… только для того, чтобы почувствовать, как она холодна.Юная женщина скончалась два дня назад.Он прикоснулся к холодной щеке, провел пальцем по коже, гладкой как шелк и безжизненной, словно мрамор. Невидящий, неморгающий взгляд рвал его сердце, и Ниалл проклял смерть, столь рано сразившую такую красу. Ее можно было счесть совершенством: волосы цвета воронова крыла, молочно-белая кожа. Невозможно было поверить, что женщина эта ушла, что глаза ее никогда не зажгутся, теплом приковывая мужчину к своей цыганской душе.Ниалл готов был уже забыть про этот дурацкий гейс, и все же, глядя на это безжизненное тело на жалкой плетеной кровати, он ощутил нежеланную, иррациональную горечь. При всей абсурдности и глупости этого чувства он ощущал странное сожаление, словно вдруг обнаружил, что судьба надула его. Теперь он мог спокойно жить – до конца дней своих – невзирая на придуманные чары и суеверия безмозглых стариков, однако сомневаться не приходилось: память об этой красавице будет преследовать его долгое время.Не имея сил отвернуться, он еще раз поглядел на покойную. Воображение овладело Ниаллом, и холодок пробежал по его спине. Бриллиана казалась ему живой, он буквально видел ее глаза, полные внутреннего огня, видел, как бежит за ней между стоячих камней, видел, как ловит в свои объятия и целует посреди мерцающего озерца синего льна. Четвертая часть гейса требовала, чтобы он завоевал ее любовь, и теперь он видел, что способен на это.Ну а в том, что он добился бы ее, Ниалл не сомневался; он был молод и успел заметить, что приятен женскому взгляду. Возможно, именно эту женщину он и искал, чтобы она стала его женой, любимой, другом… той, которая выносит и вырастит его детей. Все это могло осуществиться. Но вместо этого он с ужасом осознавал, что лишился всего. Бриллиана, женщина, которую даровал ему гейс, умерла. И все возможности, все надежды сгинули вместе с ней.Покоряясь силам, природы которых он не понимал, Ниалл шагнул и прикоснулся губами к ее холодному рту, словно вспомнив о сказках и животворящей силе, которую имеет в них поцелуй. А потом решительным движением прикрыл холодное, недвижное лицо истрепанным одеялом.– Как она умерла? – Слова эти прозвучали бесстрастно. Ложь. Ниалл поглядел на Гранью, утиравшую слезы корявыми старушечьими руками.– Смерть была долгой и трудной, милорд. Однажды грозное будущее открылось мне в виденьи, но хотя я сделала все, чтобы отвести его, Бриллиана захотела иначе, – старуха утерла глаза грязным фартуком.– Как она умерла? – вновь повторил он. Ниалл мечтал лишь о том, чтобы оказаться в уединении собственной библиотеки, все обдумать, выпить в память девушки, лежавшей перед ним. И проклясть стариков, вытащивших его из замка в такую ночь.– Правда, она была прекрасна? И парни тоже так думали. Такая красавица… – старуха зарыдала совсем безутешно.Тревельян резко обернулся, в гневе уставившись на четырех стариков, собравшихся у занавески и не умевших скрыть потрясение.– А теперь оставим эту женщину с ее горем. – Слезы старухи словно иголки впивались в его сердце, они были сильнее капель дождя, колотивших по крыше лачуги. – Но… но как же насчет гейса?– С этой глупостью кончено. Гейс более не существует. – Мысль эта как бы утешила Ниалла.– Но крест! Он все еще горит неземным светом. – Преподобный Драммонд извлек кельтский амулет. Из середины большого, с кулак, камня словно ударила молния, осветившая темную комнату.Охнув, отец Нолан отступил от креста. Гриффин О'Руни прикрыл глаза. Магайр пал на колени.Тревельян поглядел на старцев. С презрением схватив крест, он взмахнул им.– Это же просто луч света из очага отразился от камня. Вас привел сюда не этот предмет, вы сами пришли по собственной воле. – В своем высокомерии он едва не бросил крест на землю. – Этот кельтский амулет представляет собой просто камень, вставленный в металлическую оправу; мы явились сюда, следуя ослиной воле людей, давно скончавшихся и оставивших этот мир. Мы совершили глупость, а теперь мешаем этой женщине оплакивать свою дочь.– Неужели это так? И гейс – всего лишь жестокая шутка, сыгранная с нами нашими отцами? – выкрикнул отец Нолан.– Да! – в ярости выкрикнул Тревельян.– Нет, – послышался голос старухи.Все разом повернулись к Гранье. Глаза ее покраснели, но старая женщина больше не плакала. Над головой гром вспорол небеса. С мокрой соломенной крыши капала вода, образуя грязные лужицы на полу.– Твоя невеста ждет тебя, Тревельян. Она здесь.Тревельян заглянул в мутные глаза старухи. А потом неторопливо сказал:– Гранья, твоя дочь мертва. А о тебе самой не может быть даже речи; даже в том случае, если бы разница в возрасте не препятствовала нам, ты слишком стара, чтобы родить мне наследника. Или в этом поганом домишке найдется еще одно живое существо?Снова ударил гром, и порыв ветра настежь распахнул дверь лачуги. Толкнув, мэр закрыл ее и заложил поперечиной. Но ветер все выл и выл вокруг дома, пока смешанные с грохотом грома завывания его не превратились в плач младенца.Гранья нагнулась над грудой лохмотьев возле окоченевшего и безмолвного тела Бриллианы и извлекла из самой середины грязного тряпья новорожденную девочку – крохотную, розовую и черноволосую. С любовью и скорбью поглядев на дитя, старуха сказала:– Мой добрый лорд Тревельян. У меня нет молока для малышки, и она скончается, если сердце не прикажет вам помочь мне.Тревельян перевел взгляд с ребенка на Бриллиану.– Это ее дочь?– Я сказала вам. Мужчины считали мою дочь красавицей, лорд Тревельян. Я не знаю отца. Умирала она медленно и страшно, но хотя бы оставила мне ее. – Гранья протянула Тревельяну кричащего младенца.Ниалл не принял дитя. И негромко сказал:– Если ребенку нужно молоко, я распоряжусь, чтобы сюда немедленно прислали кормилицу. Тревельяны никогда не допускали, чтобы в Лире дети голодали.Он обратил обвиняющий взгляд к державшимся вместе Магайру, Гриффину, священнику и Драммонду.– Кажется, я все понял. Вы завлекли меня сюда обманом, не так ли? Но вы могли просто сказать мне, сказать об этом нуждающемся ребенке, и я бы приказал, чтобы о девочке позаботились. Зачем понадобилось целое театральное представление? Отвечайте мне. Неужели все приключения сегодняшнего дня потребовались лишь для того, чтобы настроить меня на щедрость к этому незаконнорожденному ребенку?– Я явился сюда ради гейса, лорд Тревельян, – проговорил Питер Магайр голосом ровным и полным уважения. – Отец рассказал мне о гейсе, когда я был еще мальчишкой. Он обязал меня соблюдать тайну. Если это обман, то я в нем не участвовал.– Это не обман, лорд Тревельян, – ответила Гранья под плач младенца. – Я видела будущее, знала, что вы придете сюда нынешней ночью. Гейс должен совершиться.– И каким же это образом? – усмехнулся Тревельян. – Вы хотите обручить меня с этой крохой? Так вы себе представляете мое будущее? Черта с два, если я соглашусь.– Возьмите ее, милорд. Возьмите это драгоценное дитя на руки и не думайте более ни о каком гейсе. – Гранья сунула ребенка в руки Ниаллу, и тот принял девочку, едва ли не ради того, чтобы она не упала на пол. – До вашей свадьбы еще далеко, милорд. Я видела ее в видении. Но если вы пренебрежете гейсом, ждите несчастья. – Хромая Гранья вернулась к очагу и застыла возле огня: сырость и холод досаждали старым костям.– Старуха, – прошептал Тревельян, держа плачущего младенца. – И все вы, – он обернулся к четверым старикам. – Говорю вам, что все это глупо. Я более не участвую в происходящем.– Сын мой! Поглядите на крест! – вскричал Драммонд, вновь поднося к огню кельтский амулет, сверкавший теперь лиловым неземным блеском.– Вы все это придумываете! – Тревельян был уверен в том, что все они видят то, чего нет.Сунув ребенка назад в слабые руки Граньи, он воскликнул: – Слушайте меня, слушайте все, я не могу более терпеть эту чушь. Вы требуете, чтобы я двадцать лет ждал невесту, чтобы женился на женщине, которой не знаю и которую, возможно, буду потом презирать.– У вас нет иного выхода, милорд, – пропел голос Граньи, покрывая и гром и шум дождя над головой. – Гейс будет выполнен, хотите вы того или нет. И если вы воспротивитесь, то ждите страданий. Англичане взяли нашу землю не за так. Такую цену платят за то, чтобы быть Тревельяном.– Все вы сошли с ума.– Тревельян, сейчас от вас ничего не требуется, – проговорил отец Нолан, обращая испуганный взгляд к полыхающему кресту. – У вас впереди достаточно лет, чтобы свыкнуться со своей судьбой.– Здесь нет моей судьбы и никогда не будет. Тревельяны не собираются платить за землю моей кровью. Клянусь вам собственной могилой, что до истечения года я буду женат и мои собственные дети окажутся немногим младше этой девчонки. – Гром, раскатившийся над головой, придал этим невинным словам зловещую окраску.– Милорд, не следует этого делать! – принялся увещевать лорда Нолан под достойный Армагеддона Битва сил добра и зла перед концом света.

грохот капель над головой.– Еще отцы велели нам ничего не забыть, лорд Тревельян. Напрасно вы думаете, что легко отмахнуться от нас. Поколения создавали этот гейс, – вмешался Магайр.– Я не желаю продолжать этот вздор, я женюсь на первой женщине, которую полюблю, и эта девица будет играть с моими детьми. – Бросив последний взгляд на черноволосую новорожденную девочку, хныкавшую на руках у Граньи, Тревельян набросил капюшон на голову и вышел под проливной дождь.– Боже мой, что будет с этим мальчишкой, – громко посетовал Драммонд, когда дверь захлопнулась.– Горе ждет его за углом, – простонал Магайр.– А я надеялась, что он предпочтет выбрать не то будущее, которое я видела для него, – прошептала Гранья.– Судьбы Тревельянов всегда мрачны, – заметил отец Нолан.– Он избрал свой путь.Они обратили серые как пепел лица к Гриффину О'Руни. Ограничившись одним лишь кивком, тот соединил дрожащие руки.– Да будет так. Часть IIГиммаль Я был дитя, и она дитяВ королевстве у края земли… Пер. В. Рогова.

Эдгар Аллан По (1809–1849) [ «Эннабел Ли»] Глава 5 Графство Лир, 1841 год – Он колдун! Засел в своем замке и все придумывает новые чары, чтобы околдовать наш город! – Мальчишка с перепуганным лицом пустил камень по поверхности крохотного озерца, расположенного перед замком Тревельянов. Приятели его сидели на гниющем стволе упавшего дуба.– Ага. Ездит в Лондон и весной, и летом, и осенью, и зимой, и каждый раз задерживается там на несколько недель. – Рыжеволосый мальчишка встал на ноги и поглядел в сторону замка. – А мне мамка говорит, что он – сам черт, поселившийся в графстве Лир.– Он убил собственную жену! – выкрикнул один из его приятелей, высокий и худой парнишка. – Он сам зарыл ее в могилу.– А теперь ходит туда каждый день! – добавил еще один юнец. – Вина заставляет.– Ерунда, – проговорила черноволосая девочка. – Если он черт, то не считает себя виноватым.– Но он же убил свою жену!– Гранья сказала, что она умерла при родах, – возразила девочка.– Тогда почему, заявившись, он всякий раз пугает горожан до смерти?– Верно, – пискнул другой сорванец. – Тревельян гоняет своего жеребца по нашим полям, будто за ним сам нечистый носится. Он мою сеструху малую чуть не затоптал, когда, вишь, поганого лиса решил затравить со своими друзьями, а сам-то был пьяный, на ногах не стоял. Ну, если уж он не черт, тогда я не знаю, кто он.– Гранья говорит, что его можно не бояться. Так я и поступаю. – Девочка скрестила руки на груди и задрала нос, явно считая себя выше собравшейся компании.– Равенна Равенна – в английском языке это имя созвучно со словом ворон.

, – сказал рыжеволосый мальчишка, – он – настоящий черт. Это я говорю, а твоей Гранье следовало бы знать: она ведь и сама ведьма.– Она не ведьма! – ответила темноволосая девочка, нахмурив тонкие черные брови. – Гранья не ведьма! И я это знаю точно.– Ты задираешь нос и смотришь на нас свысока, потому что мы не умеем говорить умные слова, но от этого твоя бабка ведьмой быть не перестанет; все горожане так думают.– Дураки твои горожане! – Равенна обратила свою ярость на рыжеволосого Малахию. – Чем ты можешь оправдать свою веру в подобную ложь?– Городской люд зовет Гранью ведьмой, а Тревельяна колдуном. И без доказательств я не скажу другого.– Доказательств? Каких еще доказательств? Вот тебе доказательство. Гранья вырастила меня, как родную дочь. И я люблю ее, как любила бы свою мать. Если бы она была ведьмой, я знала бы это. И тоже была бы ведьмой.Мальчики притихли, словно бы Равенна высказала вслух то, о чем они подумали.– А ты не ведьма, Равенна? – прошептал Малахия. – Моя мама говорит, что ведьма: ты слишком ученая для простой девчонки и никогда не ходишь к мессе.– Верно, – поддержал его худой и высокий Шон.– Почему я должна быть ведьмой, раз не хожу на мессу. – Хмурое личико Равенны стало еще мрачнее. – Ну, а больше тебя я знаю потому, что Гранье однажды захотелось, чтобы я выросла леди, и она наняла мне учителей. Что тут плохого? Я ничем не отличаюсь от всех остальных.Она отвернулась, спрятав обиду за упавшими на лицо угольно-черными волосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53