Все, что могла она сделать, все равно показалось бы детской выходкой. Он только осмеет ее и тем лишь усилит унижение. В Лире Тревельян был королем, более того – всевластным богом. Он здесь и магистрат. У нее нет власти над ним, она может лишь отвергнуть его. И она отвергнет Тревельяна, отвергнет, потому что презирает его. И более подходящего случая ей не представится.– Я послал Гранье записку с известием о твоем приключении, – сказал Тревельян негромко. – Врач велел тебе провести неделю в постели. Бабушка знает обо всем этом и ждет тебя по выздоровлении.Равенна внезапно обрадовалась. Тревельян заставил ее забыть о головной боли. Но теперь комната вдруг закружилась.– Уверяю вас, так долго я не выдержу вашего гостеприимства. – Открыв глаза, она оглядела комнату, чтобы отыскать взглядом одежду. И тут лишь вспомнила снова, что, когда граф подобрал ее, на ней была только ночная рубашка. Совершенно несчастная, она упала на подушки и проговорила: – Не будете ли вы добры попросить Гранью прислать мне какую-нибудь одежду…– Она пришлет платье, когда врач разрешит тебе встать. А пока ты мне кажешься чересчур бледной. Лучше будет, если ты уснешь. – Он встал и направился к двери. – И моли Бога за душу Малахии Маккумхала.Равенна одарила Ниалла яростным взглядом и, подобно фехтовальщику, который всегда стремится нанести удар последним, сказала:– Вам, милорд, следовало бы позаботиться о собственной душе. Возможно, вам придется предстать перед собственным Творцом скорее, чем вы предполагаете. – Она вытерла рот тыльной стороной ладони, словно там осталось нечто дурное. – В особенности если вы попытаетесь снова поцеловать меня.Губы его искривила злая улыбка.– Не нравится мне этот гейс. – И взглядом обладателя, собственника он посмотрел на ее губы. – Нет, по-моему, лучше подождать… И в следующий раз целовать меня будешь ты сама.С этими словами Тревельян повернулся и вышел. * * * Неровный сон овладел Равенной. В опочивальню явился Гривс вместе с другим слугой, который принес целое блюдо всякой еды. Яства тем не менее остались нетронутыми. Равенна дремала под балдахином огромной постели, лишь темнота приносила облегчение ее измученной голове.Когда она, наконец, проснулась, была ночь. Огоньки свечей, приплясывавшие в канделябрах на каминной доске, бросали вокруг длинные тени; стекла огромных окон покрылись влагой от тепла, распространявшегося из камина. Слуга принес чайничек с горячим чаем на подносе, покрытом безупречной полотняной салфеткой, а заново взбитые подушки в должном порядке были устроены под больной головой.Равенне захотелось выбраться из постели, потянуть ноющие мышцы. С удовольствием – и смятением – она обнаружила в ногах своей постели один из кашмирских халатов Тревельяна, оставленный на случай необходимости.– Тьфу! – буркнула она, потянувшись к этому одеянию. Необыкновенно мягкая ткань удивила Равенну, а завернувшись в халат, она еще более возмутилась – оттого, что он слабо пах ветивериевым мылом и чем-то еще – а скорее кем-то.Закатав тяжелые изумрудно-зеленые атласные рукава, она прикоснулась босыми ногами к каменному полу. Толстые рубиновые ковры покрывали пол. Словно по камням Равенна перебралась по ним в прихожую, где в очаге уже теплился огонь, а стол возле кресла был завален старинными, зачитанными томами.Налив себе чашку чая, она устроилась в одном из кресел. По привычке брать из двух предложенных кусков меньший, приобретенной, наверно, в английской школе, Равенна сперва заняла потертое, видавшее виды кресло, преднамеренно избегая более нового. Тем не менее, как она ни старалась, как ни усаживалась, удобно не становилось. Но кресло просто обязано было предоставить ей уют, ибо, невзирая на возраст, вещь эту делали умелые руки; однако, по необъяснимым причинам оно служило для Равенны источником муки. Не в силах более сносить эту пытку, она оставила кресло и устроилась в более новом, соседнем. Опустившись в него, Равенна вздохнула – на сей раз с удовольствием. Здесь все было как надо.Когда мысли ее возвратились к создавшейся ситуации, Равенна забилась в самые недра кресла и принялась осматривать комнату. Вне сомнения, собственное достоинство можно было спасти, немедленно открыв дверь и убежав к Гранье, однако лоб до сих пор ужасно болел, и Равенна не могла собраться с мыслями, чтобы продумать план бегства. Если не считать украденного поцелуя, Тревельян был более чем гостеприимен. Он вызвал врача и предоставил ей самую роскошную комнату во всем замке. Жаловаться было не на что – если не считать некоторой невоспитанности хозяина, – а Тревельян, похоже, не намеревался часто посещать ее. Пожалуй, разумнее остаться здесь на несколько дней. Пешая прогулка до дома, наверно, может повредить ей. Голова еще жутко болела, и на виске, – куда ее ударила лошадь копытом, – вздулась мягкая красная шишка.Утопая в кресле, Равенна решила смириться со своим временным обиталищем. Через несколько дней она придет в себя и сумеет возвратиться домой самостоятельно. Ну, а пока следует отдохнуть, стараясь вовсе не думать о Тревельяне, от одной мысли о котором голова ее начинала пульсировать все злее.Попивая чай, она долго глядела в камин и наконец ощутила, что ее вновь тянет ко сну; не желая вставать, Равенна потянулась к одной из книг, лежавших возле нее. Выпал белый лист чистой бумаги, которым Тревельян заложил страницу. Не слишком усердно попытавшись найти страницу и вернуть листок на прежнее место, Равенна – из вредности – закрыла книгу и положила ее на столик, оставив закладку в руке. Ей вдруг захотелось писать, и радуясь удаче, девушка обнаружила поблизости на рабочем столе Тревельяна и чернильницу, и стеклянную венецианскую ручку. Свернувшись в кресле, она принялась записывать новое приключение Скии. * * * Шли годы. Война с соседями продолжалась. Сестры Скии сделались женщинами, и Грейс Изящная, добрая, благородная.

, самая младшая и упрямая, первой спросила о судьбе Скии.– Папа, а я помню дракона, – сказала она однажды, когда отец ее, король, разговаривал со своим военным министром.– Очень хорошо, моя прекрасная дочь… Отлично. А теперь продолжим, – в рассеянности отвечал король. – Прошел год с исчезновения принца Эйдана, король Турое только что прислал нам ноту, угрожая страшной местью, если мы не возвратим ему сына.– Так почему же нам не возвратить его, отец? – с логикой невинного младенца спросила Грейс.– У нас его нет, моя милая. Мы даже не знаем, куда он отправился. Принц Эйдан мог погибнуть в одном из своих странствий, однако отец его, король Турое, полагает, что мы держим его наследника в плену. Боюсь, что он поверит нам лишь тогда, когда возьмет штурмом замок и лично убедится в том, что принца здесь нет.– А мы уже послали гонца с этой вестью к королю Турое?Король в разочаровании потер бородку.– Дорогая моя, все не так просто. Я посылал гонцов. Я целый год делал это, однако на войне не всегда верят правде. Принца Эйдана в последний раз видели к северу от нашего королевства, и люди Турое решили, что принц попал в плен и находится в нашем замке. Мы способны только обороняться от новых нападений. А теперь ты видишь, что папа занят, поэтому будь хорошей девочкой и…– Папа, а дракон убил Скию? Она снилась мне. Я видела ее так давно, ведь когда на нас напал дракон, я была еще ребенком. Почему же теперь ее нет с нами? Она умерла?Король поглядел на младшую дочь, уде достигшую истинного расцвета женственности. Он казался несчастным, проклятым, ибо не знал, как объяснить презренные мирские дела такому возвышенному созданию, как Грейс.– Дитя мое… О, если бы только ты оставалась ребенком! Твоя сестра оставила нас, ибо ей дарована власть, которой люди наши не понимают и ужасно боятся. Она живет в уединении и там должна оставаться, пока… пока, – король попытался проглотить комок в горле, – пока не пройдет очень много времени. Пока наш народ не поймет ее и не увидит в ней плоть от плоти своей. – Он отвернулся, скрывая скорбь во взгляде. – А теперь, Грейс, иди. У меня очень много дел.– А где она живет? – спросила Грейс, прихватив бархатный плащ и направляясь к двери.– Где-то в Терновом Чернолесье. Тихая, одинокая, неподвластная человеческой ненависти. – Король глубоко вздохнул, а потом отпустил дочь и все свое внимание обратил к военному министру, как раз объяснявшему, сколько именно костров потребуется под все имеющиеся котлы для масла… * * * Равенна уже клевала носом, и перо, наконец, вырвавшись из ее руки, уронило черную слезку на самый низ страницы. Голова ее откинулась, и, прежде чем отдаться сну, девушка успела подумать: «Какая жалость, что столь удобное кресло простояло здесь без всякой пользы так много лет». Глава 14 Тревельян вошел в свои апартаменты, канделябр в руке разгонял тени. Пройдя темную прихожую, он – к собственному удивлению – обнаружил, что постель его пуста, а покрывала небрежно откинуты в сторону, словно кровать была оставлена в спешке.С каминной доски едва светили уже тонущие в лужицах воска фитильки люстры. Ниалл поднял повыше канделябр, чтобы получше осветить комнату, однако гостьи нигде не было видно. Равенна исчезла, словно ее фейри забрали.Тревельян поглядел на дверь прихожей. Свечение угольков окрашивало небольшую комнату адскими кровавыми красками. Вступив туда, он не сразу сообразил, что именно стало не так, что именно смутило его. И тут он просто замер на месте.Кресло. Все дело было в нем. Кресло! То самое, которым никогда не пользовались. Она находилась в нем.Ниалл глядел на нее, не в силах сойти с места. Ему хотелось схватить ее и трясти до тех пор, пока у этой девчонки не оторвется голова. Он не хотел, чтобы она сидела в нем. Кресло это – особое. Оно ждет. Но не ее. Тем более не ее. И все же он не мог сделать этого. Прогнав эту девчонку из кресла, он будет выглядеть по-дурацки. А этого Ниалл не хотел. Он – разумный, интеллигентный человек, которому редко приходится терпеть поражение. Какое бы место Она ни выбрала, это не должно волновать его, решил Ниалл.Вздохнув, она шевельнулась – так естественно, словно бы кресло было предназначено именно для нее.Нахмурившись, Тревельян опустился на свое потертое кресло, не отводя от нее глаз.Рассыпавшиеся черные волосы вдовьей вуалью прикрывали обитый кожей подлокотник. Равенна сияла зловещей красотой и в то же время казалась воплощением невинности. Все в ней соблазняло Ниалла.Он зажмурил глаза. Он не покорится. Он не сдастся этому гейсу. Суеверие и судьба… и то и другое – всего лишь результат совпадения. Ум, а не чресла, поможет ему победить в этой схватке с глупостью. А ведь он хочет победить в ней, не так ли?Тут внимание его – к счастью – привлек шелест бумаги, скользнувшей на пол. Он поглядел на руку Равенны и обнаружил лежавший под нею листок. Подумав, что она сочинила письмо Маккумхалу, Ниалл решил прочитать его, понимая, что поступок этот – не джентльменский. Однако он никогда не причислял себя к этой категории людей. На клонившись, он подобрал бумагу с ковра. И прочитал ее от начала до конца. Два раза. * * * Весть об изгнании сестры взволновала Грейс. Ночью она не могла уснуть: ей представлялась Ския, в одиночестве утиравшая слезы передником. Из темных лесов, где не бывает людей, до нее теперь доносились человеческие стенания.Однажды утром она проснулась с твердым намерением найти сестру и спасти ее. Если же это окажется невозможным, если Ския откажется вернуться, то Грейс хотя бы навестит ее и выразит ей свое сочувствие.На стенах замка зубцами выросли силуэты солдат. В безмолвном бдении они ожидали, когда король Турое начнет наступление на город, чтобы выручить своего сына, принца, которого на самом деле не было в бастионе. Грейс покрыла голову фланелевым платком, «позаимствованным» ею у одной из служанок, и под видом посудомойки вышла из замка. Бегом спустившись с холма, она затерялась в Терновом Чернолесье. * * * Ниалл положил листок на стол возле спящей Равенны. С неудовольствием он вынужден был признать, что отрывок был написан неплохо. Мастерство и воображение, а также способность увлечь читателя в сказочный мир были налицо. Ниаллу хотелось прочесть продолжение, хотя он понимал, что его еще не существует. Перед ним была только часть повествования, но даже и эта малость свидетельствовала об интеллекте и чувствительности, каких он не хотел бы видеть в этой девчонке.Тревельян заставил себя поглядеть на нее. То, что Равенна оказалась в кресле, лишило его равновесия, но теперь раздражение уже утихло. Давным-давно он покупал это кресло для своей жены, еще не зная, кто ею станет. Гейс Тревельянов заключал в себе по меньшей мере иронию, если не что-то другое.Во сне розовые губы Равенны приоткрылись, а под густыми черными ресницами сомкнутых глаз лежала тень. Она показалась ему бледной, ранимой, нуждающейся в защите. Эти чувства раздражали Тревельяна. Бледная и ранимая, уснувшая в его кресле!.. Он взял Равенну за подбородок и приподнял ее голову.Черные ресницы дрогнули, глаза открылись. Равенна посмотрела ему в глаза. Ниалл был доволен, заметив страх в этой фиолетовой глубине. Что бы там он ни думал об этой девчонке, в интеллекте ей отказать было нельзя.– Тебе не следовало вставать с постели, – недовольным тоном произнес он.– Я не просто встала с постели, я шла к двери. – Равенна отодвинулась от его руки, раздражение появилось на ее лице.Ниалл смерил взглядом расстояние между постелью и массивными резными дверями.– И тебе потребовалось вздремнуть? По-моему, ты слишком быстро устала.Равенна выпрямилась в кресле, откинув назад волосы, и украдкой потянулась к листку. Обнаружив его на месте, она расслабилась.– Что ты делала целый вечер? – Ниалл с удовольствием заметил, что вопрос неприятен ей.– Я… я читала. Мне показалось, что вы не будете против. У вас столько книг, – смутилась она.– А что это там нацарапала?Ниалл непринужденно потянулся к листку. Равенна выскочила из кресла.– Это нельзя читать! Это мое! – она выхватила бумагу из его руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53