– Тревельян крепко держал ее, невзирая на все попытки освободиться.– Никогда больше не говорите мне таких ужасных слов! – выкрикнула Равенна, пытаясь справиться со слезами. Болезненным потрясением являлось уже то, что всю ее жизнь направлял Тревельян, а она даже не знала об этом, но еще хуже было понимать, что граф видит в ней не более чем шлюху, нуждающуюся в направлении.– Ужасных? Ужасных? – он был готов смеяться. – Нет, в словах не бывает ничего ужасного. Вот смерть Симуса – это действительно ужасно.Тревельян не сдерживал более гнева; его мрачное, яростное лицо было жутким в этом удушающем полумраке. Ей хотелось бежать от него под теплый и уютный кров своего дома, но теперь от Тревельяна некуда скрыться. Гневные объятия были прочнее железных оков. Этим вечером он отобрал у нее все – даже дом. Их с Граньей коттедж более не принадлежал им. Дом всегда принадлежал Тревельяну. Мир ее рухнул.Со стоном признав поражение, она сдалась и в отчаянии прошептала:– Но я пришла сюда только для того, чтобы узнать о моем отце. Поверьте мне, я не имею ни малейшего отношения к сегодняшнему преступлению. Обещаю, что если вы расскажете мне все, что вам известно, я оставлю замок и никогда не побеспокою вас еще раз.– Гриффин рассказал мне о человеке, который умер в Антриме двадцать лет назад.– Кто был этот человек?Лицо его сделалось жестким.– Кто? Я скажу тебе это. Но не здесь. О нет, только не здесь.Равенна кивнула, догадка окатила ее ледяной водой.– Я не буду…– Не будешь? Ради него, не ради меня. – Смех Ниалла ранил ее. – Конечно, даже мысль о том, что этот старик может войти в твою юную сладкую плоть, кажется тебе отвратительной.– Отвратительно то, что вы говорите, – с вызовом бросила Равенна.Зловещим тоном Тревельян произнес:– Отвратительно или нет, но пора. Тебя все толкали ко мне. Могу сказать им всем: я тебя поймал. Ты слышала? Я тебя поймал.Равенна в панике глядела на графа, не желая смириться со значением его слов.– Я не приз, которого вы наконец добились, – прошептала она.– Нет? – Губы Тревельяна искривились в циничной улыбке. – Ну а кто же ты тогда? Принцесса? Благородная леди, к которой мне надлежит обращаться, преклонив колено? Ты – мыльный пузырь. Мой мыльный пузырь. Твое образование – или, точнее, мое – просветило тебя, но недостаточно хорошо. Похоже, ты не способна понять, что родилась вне брака – без родителей и денег. Да ты бы, наверное, умерла, если бы не мои милосердие и забота.– Милосердие и забота, – повторила она. – Так называется подобное обращение?Искорка вины сверкнула в глазах Тревельяна. Охрипшим внезапно голосом он продолжил:– Не будь меня, ты бы копала на поле картошку, если не хуже. Я – твой спаситель и всегда был им. А ты все никак не поймешь этого.– Я прекрасно все понимаю, милорд. И не испытываю никаких иллюзий. Да и как я могу забыться, когда вы всегда стремились самым жестоким образом напомнить мне о моем низменном происхождении? – Непрошенные слезы хлынули на ее глаза. – Не стоит опасаться того, что вы однажды приняли меня за леди, подобного не было никогда… Однако я и не ваша рабыня. Вы не можете делать со мной все, что придет вам в голову. Если вы – мой спаситель, то кого мне просить спасти меня от вас?– Но кто остановит меня, Равенна? Твой жалкий рыцарь бежал. И теперь тебе не на кого надеяться. Стало быть, пора.– Последний раз говорю вам: я ничего не хочу от вас.– Приятно услышать, наконец, слова, которые должны были предназначаться Маккумхалу.Со стоном она попыталась оттолкнуться обоими кулаками от его груди. Взяв Равенну за талию словно вазу, Ниалл вновь прижал ее к каменной стене.– Не делайте этого, – в голосе ее звучала тоска. – Не надо отнимать у меня все, называя это спасением, потому что вы опасаетесь гейса и хотите доказать, что его не существует.Жаркое дыхание графа касалось ее виска.– Я не боюсь гейса. Все это лишь слова. – Тревельян прикоснулся к лицу Равенны. – В этом мире я боюсь лишь одного – неизбежного.– Разве это неизбежно? – слезы душили Равенну.Ниалл не ответил ей и не отвел взгляда.Вопрос лег на ее плечи тяжестью свинца. Равенна заплакала. Ни одна женщина еще не хотела избавиться от мужчины больше, чем она в тот миг, и ни одна так не жаждала его одновременно. С каждым новым оскорблением она все больше и больше жаждала его одобрения. Измученная желанием и отчаянием, она ощущала, что имеет лишь две возможности: бежать от Ниалла с разбитым сердцем, или же самой вручить его графу, чтобы тот разбил этот дар прямо сейчас.Любое решение покалечило бы ее душу.Молча Тревельян ожидал новых протестов, нового сопротивления. И, не дождавшись, неторопливо, смакуя каждое прикосновение, приподнял ее подбородок и впился в ее полуоткрытый рот жадными губами.Равенна закрыла глаза, отдавая Ниаллу в полное владение свой рот и проклиная его всем сердцем. Несчетное число раз она говорила себе, что ненавидит графа, но ненависть эта подвела ее. И теперь, вместо силы, девушка ощущала слабость. Но в объятиях его было нечто такое, чему невозможно было сопротивляться… нечто, не имеющее физической природы. Ниалл целовал ее с таким гневом и страстью, которых она еще не знала. Она тосковала по его любви, по тому доброму, что скрывалось под этой жестокостью.Равенна не хотела верить, что существуют какие-то силы, которые способны заставить ее ощутить такое, чего она совсем не хотела; однако, когда Тревельян взял ее лицо в ладони и целовал, целовал ее губы, когда спина девушки уперлась в грубый камень стены, когда рот ее алкал его уст, отрицать что-либо было бессмысленно. Сдаваться было немыслимо, но Равенна тем не менее капитулировала. Ибо ложь этих уст была такой сладкой, и страсть одолевала ее. Его рот, и губы, и каждое прикосновение проникали в самую ее душу, которая уже шептала:– Наконец. Наконец. Наконец я нашла тебя.Оторвавшись от рта Равенны, Тревельян повлек ее за собою по лестнице. Губы ее кровоточили, а рот казался пустым. Ненавидя себя, она прикрыла губы рукой, словно чтобы удержать на них ощущение поцелуя, страстного лобзанья, которого она жаждала.Ниалл тащил ее за собой по лестнице в спальню, и Равенна почему-то не сопротивлялась. Каким-то образом он опутал девушку паутиной, лишившей ее всякой способности к самозащите. Все ловушки были известны заранее: Тревельян, как старший, владел искусством соблазнения, она же, по невинности своей, даже не способна была полностью осознать, что ей грозит, и была слишком околдована им, чтобы воспротивиться. Но остановить Ниалла уже было невозможно. Казалось, сама судьба толкала их в его спальню. И неизбежны были эти поцелуи: на кресле в прихожей, возле резного столба под балдахином, на атласном покрывале постели. И нельзя было обмануть себя: она хотела его поцелуев… долгих, сладостных и страстных. Более того, они казались желанной водой, оросившей пустыню ее одинокой души. В жизни ее не было никого: ни подруг, ни любовников. Дряхлая Гранья недолго еще задержится на земле. У нее не было никаких реальных перспектив для брака, и будущее казалось Равенне черной бездной, из которой не могло выйти ничего хорошего.Да, она жаждала его поцелуев – из-за ложного обещания, которым они пытались обмануть ее. Тревельян принадлежит к Верхам, а она – никто… ничтожество, даже в глазах соседей. Тревельян никогда не снизойдет до того, чтобы сделать ее леди. Люди его положения не женятся на подобных ей, и никакой гейс не изменит этого, даже если все вокруг будут молить Бога о таком браке.Рука Ниалла легла на ее затылок, он словно пил из ее губ, рождая ослепительную радость в сердце Равенны, невзирая на весь ждущий впереди мрак. Она получит его. Пусть тревога заменяла ту музыку, которую ей хотелось бы слышать. Пусть он еще не сказал ни одного слова о любви. Она понимала, что Ниалл испытывал к ней лишь плотское вожделение, но когда он расстегнул последний крючок на старом синем шерстяном платье, не произнесла и слова протеста. Равенна лишь смотрела на Ниалла с желанием и болью, измученная происходящим… тем, как полно этот волевой и могущественный человек покорился женщине из низов… его готовностью молить ее о любви.– Я девственна, – прошептала она, ощущая его поцелуи на плече; на сей раз шерстяное платье мгновенно соскользнуло на тяжелые шелковые покрывала.Тревельян помедлил, едва осознавая ее слова.– Девственна, – пробормотал он, лаская ее шею языком. – Прекрасно.– Ты слышал меня? Слышал? – Голос ее был полон едва сдерживаемой страсти. Равенна не знала, какая часть ее существа еще сопротивляется ему, однако чувства самосохранения оказалось в ней сильнее, чем думалось ей самой. Она не сомневалась в том, что ей следовало быть более благодарной этому чувству, однако она – как ни странно – ощущала одно лишь сожаление.Ниалл посадил Равенну к себе на колени и ладонью охватил прикрытую рубашкой грудь, воспламеняя ее чресла огнем желания.– Я слышал, – негромко шепнул он, – и вот-вот поверю.– Неужели ты… – слова не давались ей. Губы Ниалла уже нашли под тканью ее сосок. Застонав, Равенна сказала едва ли не пьяным голосом: – Неужели… ты… настолько зол, что… заставишь меня доказывать это.Аргумент был слабым.– Ты предназначена мне, – горячее дыхание его сделалось частым. – Девственница ты или нет – мне безразлично; все это относится к твоему телу. А мне оно не нужно.Голос Тревельяна напрягся: сбросив с ее плеча бретельки рубашки и корсета, он освободил ее полную грудь.– Мне нужна твоя душа, – прошептал он, прежде чем припасть губами к соску.Равенна в беспомощности погрузила пальцы в его волосы, мечтая о том, чтобы рассудок ведром холодной воды отрезвил их обоих. Надо бежать, надо отвергнуть это безумие, однако она знала, что не сделает этого. Ниалл привлекал ее к себе каким-то необъяснимым магнитизмом. Потребность находиться с ним влекла ее дальше с неудержимой силой. Вот оно – неизбежное.– Пожалуйста… – прошептала она, не зная, чего хочет.Сапоги Ниалла с грохотом упали на пол. Его рубашка и брюки уже лежали на ковре, а черный галстук траурной лентой свисал со столба над постелью.«Пожалуйста» – слово это звучало в голове Равенны, когда он оказался на ней, перед этим избавив ее от последнего клочка одежды. Она не могла договорить просьбу. Неужели она хочет, чтобы он отпустил ее? Нет, пусть он целует ее, запустив свой язык в самые глубины ее рта.Равенна поняла, что хочет и безопасности и экстаза. Но ни того, ни другого не будет, ибо лорд Тревельян предлагал ей всегда лишь опасность и сердечную боль.Ниалл прижимал ее к постели. А когда Равенна полностью оказалась под ним, раздвинул ногами ее мягкие бедра.Взгляды их встретились.Он лежал на ней, и в обращенных к ней глазах Равенна видела блеск вожделения. И все же она угадывала его нерешительность. Равенна погладила повязку на руке графа, ощущая желание припасть к ней губами и тем самым доказать свою капитуляцию.– Почему ты так смотришь на меня? – прошептала она.Ниалл поцеловал ее грудь. Язык его ласкал соски, и ей уже хотелось кричать… только она не знала, чего хочет: чтобы он остановился или чтобы продолжал.– Никогда не думал, что буду хотеть женщину так, как хочу тебя… – зубы его прикоснулись к ее гладкой коже, чуть прищемили нижнюю половинку ее груди. – Это ощущение… просто поедает меня заживо…Она закрыла глаза в знак согласия.– Тогда… может быть, нам не следовало бы…– Нет, – Ниалл поцеловал ее, вонзив язык между губами.Равенна содрогнулась от желания и покорности.– Этому назначено быть. Ты это знаешь. Я тоже. – Он вдруг шевельнулся как зверь, приготовившийся схватить добычу. Яростным движением он согнул ее колени к груди и с силой вошел в нее, заглушив возглас удивления и слабые протесты Равенны поцелуем.Ниалл двигался в ней, а она пыталась противиться этому, причиняя себе новую боль. Глаза его были обращены к ней, и Равенна ощутила, что он понял ее состояние. Она была девственна и при всем переполнявшем ее желании не привыкла ощущать мужчину внутри себя. Не желая того, она ударила его обеими руками, требуя, чтобы он прекратил. Но тут Ниалл шепнул ей на ухо:– Прикоснись ко мне. – Голос его был строгим и повелительным.Равенна покачала головой. Обнимать нагое мужское тело, заниматься любовью ей еще не приходилось…– Обними меня, – прошептал он.– Нет, – прошептала она, ощущая необъяснимое беспокойство.Он замедлил движения, сделавшиеся мучительными. Равенна негромко вскрикнула.– Прикоснись ко мне, или мы прямо сейчас закончим, – голос его над ней превратился в стон.С отчаянием пытаясь понять, почему это так необходимо, помедлив, она подняла руки, скользнув ими по его спине. Кожа Ниалла оказалась гладкой, мышцы крепкими. Талия его оставалась подтянутой.– Вот так… – прошептал он, когда ее руки остановились на его ягодицах. Обхватив их, прочувствовав их, она ощутила, что и сама начинает покоряться извечному ритму. Каждый поцелуй, каждый новый напор расслаблял ее все больше и больше… наконец, тело Равенны как бы расплавилось от рождавшегося в нем чувства.Испустив глубокий гортанный звук, она запрокинула назад голову. Тревельян над ней смеялся, он шептал что-то низким животным голосом. Когда, пригнувшись, он взял губами ее сосок, Равенна пережила новое, не известное еще чувство. Теперь она понимала всю его силу. Сладкая боль казалась настолько могучей, что она готова была согласиться с теми, кто губил свою душу ради нее.Тревельян снова шептал ей на ухо такие слова, которых она не хотела и одновременно ждала. Ему было мало одного тела. Он хотел ее целиком, и слушая этот шепот, она поняла, что Ниалл победил. Чресла ее распирала сладкая мука, и внимая его горячим словам, она поняла, что должна или покориться ей, или умереть. Отрицая. В агонии она вскрикнула, обхватив его спину.Слова Ниалла отправили ее в рай.Этот мужчина действительно был поэтом. * * * Тревельян поднялся с постели, оставив девушку спящей. Равенна уснула после полуночи, но покой бежал от него самого. Смерть Симуса тяжелым бременем легла на душу Ниалла. Натягивая брюки, он взглянул на темноволосую красавицу, лежавшую под тяжелым покрывалом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53