Капитан, сожалея, что не подумал об этом перед тем, как ей связали руки, выступил вперед с кожаным мешочком в руках. На вид он казался тяжелым и был затянут длинной бечевкой. Капитан был смущен. Это не входило в его обязанности, но так посоветовал ему отец, и он обрадовался этой возможности.
— Миссис Скэммелл.
Глаза обратились на него. Она ничего не сказала. Она находилась будто где-то за много миль отсюда. Он подбросил мешочек в руках:
— Порох, миссис Скэммелл. Если вы сможете спрятать его под рубашкой, он обеспечит вам быстрый конец.
— Порох! — нахмурился Верный До Гроба. — Порох? Кто приказал, капитан?
— Никто, сэр. Так принято.
— Сомневаюсь, — запротестовал Верный До Гроба Херви. — Жертвы ведьмы не умирали скорой смертью, так почему же ей такая привилегия? Нет, капитан, нет. Заберите обратно. Она должна испытать всю тяжесть закона;
Он подступил к Кэмпион, дохнув ей в лицо запахом лука.
— «Ты взрастила злобу», женщина, и «пожинаешь неравенство». Покайся! Еще не поздно! Покайся!
Она не проронила ни слова даже тогда, когда солдаты подталкивали ее к двери и один из них поразвлекался ее грудью через хлопковое платье.
— Прекратить! — вспылил капитан. Девушка, казалось, ничего не замечала.
Колокол ударил один раз, возвещая миру, что прошла четверть часа. Капитан посмотрел на прекрасное, бледное лицо:
— Нам пора идти.
Она шла будто в забытьи. Ничего не слыша, ничего не видя, она пересекла тропинку, протоптанную архиепископом в траве на дворике. За ее спиной высоко в зарешеченном окне архиепископ перекрестил ее. Он знал, что однажды и он пойдет тем же путем навстречу смерти, которую аплодисментами встретят пуритане. Он проводил ее взглядом, пока она не скрылась под аркой, потом вернулся в свою тихую комнату.
Из толпы доносились нетерпеливые требования привести ведьму. Настроенные более добродушно указывали, что еще оставалось пятнадцать минут. Солдаты расчистили широкий проход от ворот Тауэра к хворосту. Этот проход удавалось удерживать свободным при помощи пик и жестоких пинков. Нескольких торговцев пустили в проход продавать пирожки, эль и гнилые фрукты, которые всегда хорошо расходились во время казни, — ими кидали в осужденного.
На расчищенном рядом с костром пространстве помощник палача махал руками, раздувая угольную жаровню. Над пылающими углями дрожал воздух. Рядом на земле лежали два смазанных смолой факела, при помощи которых потом и зажгут хворост. Кто-то попросил у палача огоньку на фартинг. Детина в кожаной куртке устало улыбнулся. Он привык к старым шуткам. В смерти для него не было ничего нового.
У подножия холма у самых ворот Тауэра раздались радостные крики, которые, распространяясь, переросли в рев. Она идет! Ребятишек взгромоздили на плечи отцам, люди привстали на цыпочки, вытянули шеи. Священники воздавали хвалу Господу.
Скоро, скоро должна была исполниться воля Господня.
Восторженные возгласы раздались потому, что открылись ворота Тауэра. Стоявшие в толпе ближе всего видели лошадь и телегу, на которой Кэмпион проделает свое последнее короткое путешествие. Она могла бы пройти и пешком, но это бы лишило толпу возможности лицезреть ведьму, поэтому, чтобы доставить ее к месту казни, солдаты выделили телегу, на которой в Тауэре возили навоз.
Кэмпион шла к телеге. Она смотрела сквозь распахнутые ворота и ощущала присутствие огромной толпы. Шум стоял страшный. Гул, рычание, крики толпы, оравшей и завывавшей от ненависти, подогреваемой служителями Господа. По этому шуму можно было подумать, что на нее нападает разъяренное животное, и впервые за весь день она испугалась предстоящей казни.
Воображение теперь стало ее проклятьем. Она боялась. Она внутренне содрогалась, представляя, как ее лижут первые языки пламени, как жарко становится лодыжкам, как вспыхивает платье, покрывается волдырями кожа, как вырывающиеся из ее груди вопли еще сильнее распаляют ненависть толпы. Она представила себе, как у нее горят волосы, и знала, что боль будет нестерпима, намного ужаснее, чем она могла вообразить, это будет ад на земле, за которым наконец-то последует мир на небесах. Она думала, что встретит там сэра Джорджа, представляла себе, как он со своей застенчивой улыбкой приветствует ее в раю, и гадала, существует ли такое райское счастье, чтобы забыть земную грусть. Ей не хотелось забывать Тоби.
Верный До Гроба Херви шипел ей в ухо:
— Разве доставит мне радость смерть злодея? Говорит Господь: «он не должен вернуться». Это Священное Писание, женщина, Священное писание! Покайся!
Она не обращала на него внимания. Без посторонней помощи она не могла забраться в телегу, но капитан стражников сам подсадил ее туда и держал за локоть, проходя по вонючим скользким доскам. Он привязал ее за шею к высоким вертикальным шестам, которые защищали возничего от обычного груза. Капитану хотелось ей что-нибудь сказать, но он не мог придумать ничего, что в данный момент имело бы для нее хоть какое-то значение. Вместо этого он просто улыбнулся.
Преподобный Верный До Гроба Херви пропихнулся к телеге сквозь солдат. Ему посоветовали идти сзади, а не ехать на телеге из-за того, что в приговоренную будут швырять всем подряд. Он прокричал Кэмпион голосом, тонувшем в шуме толпы и хохоте солдатни:
— Покайся, женщина! Грядет твоя смерть! Покайся!
Кэмпион сидела спиной к воротам Тауэра. Она услышала стук копыт позади, но не видела появившихся в арке четырех всадников. Их сапоги, куртки и оранжевые пояса были забрызганы грязью, будто они проделали неблизкий путь. Присутствие четырех незнакомых коней заставило отшатнуться в сторону запряженную в телегу лошадь, которая и так была насторожена из-за шума, и Кэмпион приняла рывок телеги за начало дороги к эшафоту. Наконец она заговорила. Глаза были закрыты, голос звучал громко и ясно в маленьком дворе.
— «Отче наш, сущий на небесах», — она собиралась прокричать это на костре, но гомон толпы доказал, что ее не расслышат. И все же ей хотелось объявить всем, что они сжигают невинную. — «Хлеб наш насущный дай нам на сей день!»
— Прекратить!
Голос был сильным, грубым и повелительным. Она решила не останавливаться. Она слышала, как Верный До Гроба что-то твердил про богохульство, однако продолжала молиться.
— «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». — Она собиралась с духом, готовясь твердо встретить волну ненависти. Капитан все еще был рядом с ней. «И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого, ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь».
— Аминь, — передразнил ее грубый голос.
Она открыла глаза и увидела сидящего верхом всадника, который протиснулся к телеге. Весь в коже и стали, он одной рукой в перчатке удерживал своего огромного коня, а другой ухватился за торчащий на телеге шест. Более зверского лица, чем то, что смотрело на нее, ей до сих пор не доводилось видеть. Борода стального цвета обрамляла широкий жестокий рот. Один глаз, окруженный морщинами, говорившими о среднем возрасте, будто передразнивал ее, а правый скрывала кожаная повязка. В этом человеке было что-то невообразимо жуткое и дикое, будто это — животное под названием человек, которое сама война выпустила на волю. Незнакомец легко подчинил себе весь двор.
— Вот это и есть ведьма? Капитан все еще находился в телеге.
— Да, сэр.
Бородач со шрамом пошарил в сумке и протянул капитану свиток:
— Это ордер на нее.
Капитан взял его, развернул, и Кэмпион увидела болтающуюся на короткой ленте огромную красную печать. Капитан был в растерянности.
— Вы полковник Хэррис, сэр?
— Нет, я король испанский. Кто, черт возьми, я, по-вашему, такой?
Капитан отступил перед этой дикой вспышкой. Он снова посмотрел на ордер:
— Кажется, здесь все в порядке, сэр.
— Кажется? Ты, ублюдок! Кажется? Ты что, еще сомневаешься?
Полковник Хэррис положил руку в кожаной перчатке на видавшую виды рукоятку меча:
— Так в порядке, мразь ты этакая, или нет?
— Да, сэр! Да! — Капитан был в смятении от обрушившихся на него проклятий.
— Тогда отрежь ведьму от телеги и отдай мне. — Хэррис заерзал в седле. — Мэйсон!
— Да, сэр! — Один из трех спутников Хэрриса пришпорил лошадь и выехал вперед.
— Проверь, на месте ли эта проклятая лодка.
Он обернулся к ошеломленному капитану, который так и не шелохнулся. Хэррис улыбнулся своей страшной улыбкой и уже тише произнес:
— Как тебя зовут, мальчик?
— Уэллингс, сэр. Капитан Роберт Уэллингс.
— Разрезай веревки, Уэллингс, или я вырежу твои чертовы внутренности. Шевелись!
Уэллингс все еще держал в руках ордер. В явном замешательстве он перекладывал его из руки в руку. Ножа у него не было, поэтому, засуетившись, он наполовину вытащил меч. Хэррис взорвался:
— Ублюдок! Она что, заколдовала тебя, что ли? Раздался скрежет, потом последовало столь стремительное движение, что Уэллингс заморгал, и в руках у Хэрриса оказался длинный меч. Он посмотрел на Кэмпион:
— Наклонись вперед, ведьма. Я сказал, наклонись!
Она напряглась и подалась вперед, натянув веревку, которая привязывала ее к телеге. Она услышала свист меча, закрыла глаза и поняла, что лезвие прошло возле самого ее затылка. Кэмпион вскрикнула, почувствовала толчок, но капитан Уэллингс уже поддерживал ее. Хэррис разрубил веревку, не задев девушки, и теперь засовывал меч назад в прямые ножны.
— Что происходит? Кто вы такой?
Полковник, начальник Уэллингса, проталкивался сквозь толпу солдат. Он раскраснелся, вспотел, разозлился из-за непредвиденной задержки.
Толпа уже скандировала, требуя сожжения ведьмы.
Хэррис протянул руку Уэллингсу.
— Ордер.
— Да, сэр.
Полковник Хэррис обратил единственный глаз на вновь пришедшего.
— А вы еще, черт возьми, кто такой? Краснолицый полковник представился:
— Прайор.
Хэррис обвел взглядом солдат.
— Это ордер, согласно которому папистская ведьма должна предстать перед комитетом безопасности. Вот это, — он притронулся к печати, — печать парламента, поставленная сегодня утром спикером палаты общин. Если кто-то из вас хочет оспаривать ордер, говорите сейчас.
Никому как-то не захотелось спорить с полковником Хэррисом, но Прайор отважился слабо возразить:
— Она должна быть сожжена нынче утром!
— Сгорит как-нибудь в другое утро.
— Но толпа!
Полковник Прайор махнул рукой в сторону арки, за которой нарастали скандирование и вопли. Охранявшие дорогу солдаты боролись с нетерпеливой толпой.
— Боже всемогущий. — Хэррис наклонился в седле. — Знаешь ли ты, червь, что в тысяча шестьсот двадцать девятом году я девять месяцев удерживал крепость против армий Священной Римской империи? Ты хочешь мне сказать, что не сможешь защитить Тауэр от сброда женщин и подмастерьев? — Он перевел взгляд на капитана Уэллингса. — Не маячь здесь, мразь! Снимай ее с телеги!
Солдаты, заполнившие пространство между внешними стенами Тауэра, зароптали. Когда Уэллингс помогал Кэмпион спуститься, волнение усилилось, и Хэррис приподнялся на стременах.
— Молчать! — гаркнул он, ожидая тишины. — Вы, черт возьми, не дети! Она сгорит у вас на глазах, но только не сегодня!
— А почему нет? — раздался голос из задних рядов.
— Почему нет? Потому что вы, ублюдки, — Хэррис снова рассвирепел, — ее судили за колдовство и убийство, но никто не смекнул спросить про это проклятое распятие, которое она носила. А вдруг оно из Рима или Испании? Вам хочется воевать не только с этим треклятым королем, но еще и с армией папы?
Солдаты неохотно прислушивались. Хэррис попытался задобрить их.
— Она вернется погреться, но сначала мы зададим ей несколько вопросов. Ответить мы ей поможем легкими пытками. — Он развернулся. — Закройте ворота!
Данное Хэррисом обещание применить пытки и несомненная подлинность печати палаты общин, которую передали полковнику Прайору, смягчили солдат. Они ворчали, но Хэррис пообещал, что она вернется в течение недели, а это будет для них новым праздником. Верный До Гроба Херви потребовал показать ему ордер, но когда Хэррис мрачно взглянул на него, быстренько отступил.
— Сэр, лодка на месте!
Это вернулся спутник Хэрриса.
— Тащи девчонку, Мэйсон. Хэррис легко соскочил с лошади.
— Вы двое! Берите лошадей и ждите нас у Вестминстера.
— Слушаюсь, сэр!
Вдруг все пришло в движение. Два человека Хэрриса развернули своих коней, взяли под уздцы оставшихся лошадей и поскакали к закрывающимся воротам Тауэра. В воздухе чувствовалась ярость толпы. Уэллингс снял Кэмпион с телеги, пытаясь быть как можно предупредительнее, за что полковник Хэррис над ним посмеялся:
— Тебе приглянулась ведьма, Уэллингс?
— У нее руки связаны, сэр.
— Она может прыгать или она не умеет? Боже! Эти новые солдаты и с карликом не справятся. Пошли, девочка. — Он взял ее за плечо, потянул, потом взглянул на полковника Прайора. — Эбенйзер Слайз здесь?
Полковник Прайор задумался, но Верный До Гроба поспешил с ответом:
— Он на крепостном валу.
— Хочет получше все разглядеть, да? — Хэррис засмеялся. — Я не могу ждать. Шевелись, ведьма!
Хэррис и Мэйсон провели ее мимо колокольни к скользким, вонючим речным воротам. К Воротам Предателя. В проходе, ведшем к ступеням, на волнах среди мусора покачивалась большая лодка. В ней с нетерпеливым видом ждали шестеро гребцов — эти ступени вели лишь к топору, петле или костру. Хэррис толкнул Кэмпион вниз по лестнице. Был отлив, и нижние ступени стали предательски скользкими.
— Залезай.
За ними следовал полковник Прайор, предупредивший:
— Вы не пройдете под мостом, полковник.
— Конечно, не пройду, — огрызнулся Хэррис. Под узкими арками Лондонского моста лодки могли проходить лишь в часы прилива, да и тогда это было делом опасным.
— Нас ждет экипаж у Медвежьей верфи. Вы что же, думали, я поведу ее сквозь эту проклятую толпу?
Мэйсон посадил девушку на скамью на корме. Полковник Хэррис плюхнулся рядом, заскрежетав ножнами по дну лодки, и скомандовал гребцам:
— Трогайте!
Отталкиваясь веслами, как шестами, они проследовали по мрачному сырому каменному тоннелю и проскользнули под огромной опускающейся решеткой, которая могла перегородить выход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61