— Доркас. У тебя был пособник?
Она промолчала. Кадык скользнул вниз по горлу Верного До Гроба, когда он качал головой:
— Она вынуждена молчать, братья, потому что в ней нет правды.
Он снова грустно мотнул головой, сделал шага два по комнате и остановился.
— В комнате, где мы нашли тело ее мужа, в той комнате, братья, находилась кошка. Дохлая кошка. И я считаю, что, если только всемогущий Господь не вырвет у этой несчастной признание своей вины, считаю, что дохлая кошка могла быть только пособником Доркас Скэммелл.
Он испустил вздох.
— Вы слышали! Слышали! — Он обвел пальцем адвокатов за столом. — Вы слышали, Гудвайф недоумевала, как худенькой, слабой девушке удалось одолеть вооруженного мужчину в расцвете сил. Она и не одолела, братья, нет! — Он наклонился к зрителям, дав волю своему красноречию. — Это сделал дьявол! Дьявол! Ведь он предоставил в ее распоряжение пособника! И я считаю, я искренне убежден, что именно кошка по ее команде, разодрала глотку нашему дорогому покойному брату. О, братья мои! Пути зла прихотливы! Наш брат, воззвав к Богу, убил напавшего и лишил ведьму ее поддержки, но, выиграв сражение с кошкой, он и сам расстался с жизнью.
Он сделал паузу, чтобы произвести большее впечатление, а Кэлеб Хигбед тем временем прокашлялся и заговорил своим мягким, дружелюбным голосом:
— Преподобный Херви, мы должны составить исчерпывающее заявление для Большого жюри присяжных, людей, не столь сведущих в демонологии, как вы. Не соблаговолите ли вы объяснить, что такое «пособник»?
Верный До Гроба снова зашагал и нахмурился, желая придать лекции академический вес:
— Ведьма, джентльмены, служит дьяволу, но дьявол не в состоянии всегда находиться рядом со всеми своими слугами. Он не вездесущ. Вместо себя он предоставляет каждой ведьме пособника. По традиции, это либо кошка, либо жаба. — Дойдя до конца комнаты, он повернул обратно. — Пособник, джентльмены, нашептывает на ухо ведьме указания дьявола, своего хозяина. Он может и действовать вместо нее, как в нашем случае. Но и это еще не все! — он снова развернулся. — Пособник, хотя и притворяется земным существом, не переносит земной пищи, ведь все благое от Бога. Так, к примеру, кот-пособник, съев земную мышь, будет испытывать тошноту.
Он остановился и посмотрел на присутствующих.
— Вместо этого, братья, ведьма сама обеспечивает его пищей. Дьявол наделяет ее третьей грудью, замаскированной под родинку на коже, и из этой груди она кормит пособника сокрытым в ней злым продуктом. Вот, джентльмены, — тут он резко развернулся к адвокатам, — настоящая проверка, является ли женщина ведьмой или нет. Третья грудь!
Один из соратников Хигбеда, до сих пор хранивший молчание, спросил:
— Вы специалист, брат Херви?
— Увы, сэр, да. Безрадостная область для изучения, кругом колючки, змеи, постоянно угрожает нечистая сила, но есть среди нас несколько человек — их не много, — которые трудятся в этом мерзком винограднике, чтобы надежнее защитить верующих.
Адвокат снял очки.
— Вы видели эту колдовскую отметину?
— Видел, сэр! Адвокат улыбнулся:
— А как вы, брат, отличите обычную родинку от колдовской отметины?
Херви воодушевился.
— Господь предоставил доказательство, сэр, и я вам его покажу.
Кадык у него на шее ходил вверх-вниз. Он развернулся лицом к собравшимся и двинулся к ним мимо Кэмпион.
— Третья грудь, братья, выдается над поверхностью, как вы, наверное, и сами догадались, иначе как же пособнику ухватить ее? — Его голос теперь раздавался где-то совсем близко у нее за спиной. Он сделал паузу. — Помогите мне, солдат.
Она взвизгнула, попыталась сопротивляться, но сил не было. Ногой солдат прижал ей ступню, а руками держал правое плечо. Верный До Гроба наклонился и разорвал ее вонючее платье. Во время поездки в Лондон его зашили, но теперь он вновь вспорол его, помогая себе маленьким заточенным клинком.
Верный До Гроба чувствовал, как в нем растет вожделение. Он хотел эту девушку, но считал ее недоступной. Внезапно, будто озарение, ему пришло в голову, что изучение колдовства откроет ему доступ к телам многих женщин. Сейчас эта девушка была грязной, заляпанной нечистотами, от нее дурно пахло, ребра торчали, но все равно его действия возбуждали его. Он раздвинул в стороны разорванные края.
— Вот!
Адвокаты уставились на Кэмпион.
Она дергалась, извивалась, слыша над ухом сопение солдата, который наклонился над ней, чтобы получше рассмотреть ее грудь. Не глядел лишь преподобный Пейлли, устремив взор на сложенные на столе руки.
— Вот! — Преподобный Верный До Гроба Херви провел левой рукой по коже и задержал указательный палец возле родинки над пупком.
— Выпуклость, джентльмены!
Клерки бросили писать и тоже глазели. Два солдата протиснулись вдоль стены, чтобы получше все разглядеть. Кэмпион снова завизжала. Визг перешел в рыдания. Она рванула веревки, поранила запястья, но все равно не могла шевельнуться. Она почувствовала, как преподобный Херви положил левую ладонь ей на живот, а в правой увидела клинок, мелькнувший у нее перед глазами.
— Нет! Нет!
Его голос зашептал ей на ухо:
— Тихо, Доркас, не шевелись. Тебе не причинят зла, если будешь сидеть тихо. Тихо же!
Она испугалась. Дыхание вырывалось вместе со всхлипами. Она посмотрела на Херви, чье лицо было совсем рядом с ее левым плечом. Он осклабился. Правая рука с ножом опустилась. Он оторвал от нее взгляд и уставился на родинку. Живот ощутил холодное острие ножа. Кэмпион услышала, как Верный До Гроба засопел, делая вид, что как бы вонзает нож. Она не чувствовала никакого давления, лишь прикосновение холодного, острого кончика металла.
Вдруг он отскочил от нее, подняв в воздух нож.
— Видите? Никакой боли! Вы видели, джентльмены, видели! Видели нож у колдовской отметины, видели, как я его вонзал! И что же? Вскрикнула ли она? Сопротивлялась ли? Нет! А это, джентльмены, и есть верный способ отличить колдовскую отметину от природной родинки. В первом случае боли не будет, во втором будет! Дьявол освобождает грудь от боли, ведь в нее могут вонзиться кошачьи зубы или когти жабы! Вот так! — Он спрятал клинок в чехол.
Кэмпион сидела понурив голову, слезы капали на обнаженную грудь. Херви приблизился к ней, встал сзади, и его сухие холодные пальцы, скользнув по плечам, схватились за груди. Руки массировали груди, не давая Кэмпион шевельнуться, а он все хватал и давил, растирал и мял, одновременно вещая над ее волосами:
— Видите, джентльмены! Отметина дьявола!
Он откинул волосы назад и начал закручивать, она рванулась всем телом, но зря. Он разворачивал ее, все время оставаясь за спиной, пока она не оказалась лицом к скамьям зрителей. Он взял пальцами ее правый сосок.
— Видите, братья? Сосок, женский сосок, который Бог создал для того, чтобы кормить младенцев. А вот здесь, — рука снова скользнула к ее животу, — отметина дьявола!
Он убрал правую руку, а левая продолжала ласкать грудь. Зрители пялились. В основном это были мужчины, друзья адвокатов или офицеров из гарнизона Тауэра, и пришли они именно ради этого. На суде ведьму не раздевали, а вот на трибунале — да, чтобы собрать факты для Большого жюри присяжных. Они глазели. В задних рядах встали. Верный До Гроба снова положил ей на грудь свои холодные сухие руки и провел ладонями вниз по телу по обе стороны от родинки. Теперь его руки принялись исследовать тазовые кости.
— Хорошенько смотрите, братья! Тело ведьмы!
Его руки оказались у нее на плечах, потом он еще раз наклонил стул и развернул ее лицом к адвокатам. Херви отошел.
Ее запятнали, осквернили, сломали. Она не могла даже прикрыть свою наготу. Она испытывала отвращение к мужчинам, ее заляпали жуткой грязью, которая погребла под собой ощущение чистоты, испытанное тогда летом на берегу ручья. Она зарыдала.
— Нельзя ли ее прикрыть? — потребовал сильный, негодующий голос преподобного Пейлли.
Нашли кусок ткани — кусок мешковины, которую зимой подкладывали под дверь, чтобы не сквозило. Ее позор терзал ее. Ее осквернили.
Верный До Гроба все глазел на нее: голова опущена, Верхняя часть туловища покрыта мешком. Он медленно поднял указующий перст:
— Ведьма выявлена?
Им не хотелось ее отпускать. Кэлеб Хигбед с надеждой посмотрел на Верного До Гроба.
— А других проверок нет?
— Есть, сэр. — Херви снова принялся ходить. — Женщину, подозреваемую в колдовстве, можно бросить в пруд, связав по рукам и ногам. Если она утонет, джентльмены, она невинна. Если поплывет, значит, ее поддерживает дьявол.
Хигбед хмыкнул:
— Тогда любая дохлая собака во рву вокруг Тауэра — ангел ада.
Казалось, секунду он раздумывал, не отвести ли Кэмпион ко рву или к реке, но, очевидно, решил, что это непрактично.
— А другие проверки? Херви кивнул:
— Есть еще одна.
— Продолжайте, прошу вас, брат Херви.
Верный До Гроба Херви сунул руку в карман и извлек Библию в черном переплете.
— «Отче наш», джентльмены. Он полистал страницы.
— Достоверно известно, что ни одна ведьма не в состоянии прочитать молитву. В этих словах такая мощь, такая святость, что дьявол не позволяет своему отродью произнести их! О! Она, возможно, и начнет читать, но где-то обязательно поперхнется или вскрикнет, потому что грязь внутри нее восстанет против чистоты слов.
Не такую проверку имели в виду адвокаты, они бы предпочли еще какое-нибудь раздевание, но все же решили испробовать и такой способ. Один из них, обеспокоенный простотой задания, пробормотал, а что, собственно, будет, если испытуемая успешно с ним справится, но Кэлеб Хигбед дал знак преподобному Верному До Гроба подойти ближе к Кэмпион.
— Мы должны быть уверены, брат Херви, должны удостовериться! Это законный трибунал, и мы должны быть справедливы к обвиняемой!
Библия, открытая на шестой главе Евангелия от Матфея, была положена ей на колени. Крепко переплетенные страницы стали тут же перелистываться, закрывая текст, но Кэмпион не было нужды читать. Она и так знала слова. Она все еще всхлипывала, но уже успокаивалась, когда преподобный Верный До Гроба встал за ее спиной.
— Видите, джентльмены? Она даже начать не может! Она онемела!
— «…Отче наш! — раздался внезапно сильный голос Кэмпион и заставил его замолчать. Этот голос был преисполнен внутренней силы, в нем звучала решимость дать отпор мучителям. Про себя она быстро помолилась, чтобы голос ее обрел силу, и вот теперь он звонко и ясно разливался по каменной комнате. — Сущий на небесах, да святится имя Твое. Да приидет Царствие Твое. Да будет воля Твоя и на земле, как на небе.
В эти слова она вкладывала всю душу, наполняя их смыслом, умом, любовью. Глаза ее были закрыты, но голова поднята, и слова были обращены не к этому трибуналу, а к любящему Христу, среди врагов которого тоже были священники и адвокаты.
— «Хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». — Ни один адвокат не пошевельнулся, даже клерки неотрывно смотрели, гадая, удастся ли ей закончить. Голос ее звучал громко: — «И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого». — Стоявший за спиной Верный До Гроба Херви воткнул нож между узоров на спинке стула, пронзив острием кожу над ребрами, и слегка повернул его. Она вскрикнула от внезапной боли и открыла глаза.
— Вот видите! — Верный До Гроба засовывал нож в карман. — Она не может выговорить этих слов! Не может! Видите, как она ерзает? Видите агонию врага внутри нее?
Он взял Библию у нее с колен.
— Она ведьма.
— Нет!
Верный До Гроба пятился, указывая на нее пальцем.
— Ведьма!
— «Отче наш сущий на небесах, да святится имя Твое. Да приидет Царствие Твое; Да будет воля Твоя и на земле как на небе. — Она с вызовом выкрикивала слова, но Верный До Гроба подошел к ней, ударил раз, другой, а потом третий.
— Богохульство! — возопил Верный До Гроба. Зрители, оживившись, рычали на нее, аплодировали Верному До Гроба. Лицо у Кэмпион болело. Сзади угрожающе шумели, и Кэлеб Хигбед, опасаясь, как бы это театральное слушание не вышло из-под контроля, стукнул правой рукой по столу.
— Тише! Тише!
Он подождал, пока уляжется волнение.
— Думаю, того, что мы услышали, вполне достаточно. Верно?
Адвокаты закивали. Кэлеб Хигбед перетасовал лежавшие перед ним бумаги.
— Близится время обеда, все мы проголодались. — Он добродушно хмыкнул. — Я должен поблагодарить преподобного Верного До Гроба Херви и конечно же преподобного Пейлли.
Оба священнослужителя отвесили ему неглубокие поклоны. Кэлеб Хигбед посмотрел на Кэмпион.
— Любопытное выдалось утро. Наши изыскания, наше заявление мы представим Большому жюри присяжных, и оно уж будет решать, предстанете ли вы перед судом. Он кивнул ей, потом солдатам:
— Можете увести, и спасибо за помощь!
Ее бросили снова в ту же зловонную камеру. Дверь захлопнулась, погрузив Кэмпион в нескончаемую зимнюю ночь. Она сидела на соломе и почти радовалась, что снова одна, а потом принялась тереть грудь мешковиной и терла до тех пор, пока кожа не заныла, а соски не начало саднить. Впрочем, отделаться от ощущения позорной грязи было невозможно. Она прислонилась головой к холодному мокрому камню и зарыдала. Она была обречена.
Эбенизер Слайз наблюдал за унижением сестры. Он сидел в конце самого последнего ряда, зная, что отсюда она его не увидит. Она вообще была не в том состоянии, чтобы кого-нибудь разглядывать, и он усмехнулся, вспомнив прежнюю Доркас. Ребенком, когда над ней издевались Мэттью и Марта Слайз, она всегда верила, что жизнь переменится к лучшему. Эбенизер же ненавидел ее жизнерадостный, живой характер. Ненавидел ее за то, что она могла бегать, прыгать через скакалку, смеяться, а он был пленником искалеченного, хромого тела. Теперь он стал свидетелем того, как душу сестры лишили жизни.
Он подождал, когда комната опустеет, и вышел вслед за адвокатами на крохотный газон перед часовней Тауэра. Кэлеб Хигбед увидел его и подошел, извинившись перед собеседниками.
— Вы удовлетворены, мистер Слайз?
— И благодарен вам, сэр. — Эбенизер не собирался обижать Кэлеба Хигбеда, процветающего, влиятельного адвоката.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61