Может, встретит там свою избранницу. Ну, а если нет, если его любовь выдержит испытание разлукой, тогда наследство девушки, если она его получит, окажется более чем приемлемым вознаграждением.
Но главное, у леди Маргарет появилось новое увлечение. Девушка ей понравилась. Для нее это была чистая грифельная доска, белая страница, на которой леди Маргарет могла писать все, что заблагорассудится. Она будет обучать Кэмпион, развивать ее ум и вкус, научит ценить красоту, она превратит молоденькую пуританочку в элегантную леди. Сэр Джордж, конечно же, примется брюзжать, но ведь сэр Джордж ее в глаза не видел. Достаточно бросить один взгляд на эту красавицу, чтобы ее муж стал покорным как ягненок. В этом леди Маргарет не сомневалась.
— Подойди сюда, дитя. Как тебя называть?
— Тоби называет меня Кэмпион.
— Он мне так и говорил. Причудливое имя. Но оно тебе подходит. Очень даже подходит. Иди сюда, Кэмпион.
Она указала на свой рабочий столик. Среди красок, кистей, перепачканной бумаги стоял крохотный портрет. Миниатюры были очередным увлечением леди Маргарет. Она писала по памяти портрет сэра Джорджа, потому что слуги разбегались врассыпную, когда она начинала охотиться за натурщиками. Кэмпион ничего этого не знала. Она увидела картину, на которой проступало нечто, напоминающее печального вида яйцо с перекошенными глазами и ртом на боку, а на лысине виднелось что-то, напоминающее кучку птичьего помета. Когда мать спросила у Тоби его мнение, он так и сказал: птичий помет. Хотя по замыслу предполагалось изобразить благородный седеющий висок мужа.
— Что скажешь, Кэмпион?
— Замечательно. Очень красиво.
— Так значит, врать ты тоже научилась? Кэмпион заразительно засмеялась:
— По-моему, очень красиво. Леди Маргарет была довольна.
— Думаю, у нас будут прекрасные отношения. Мы тебя отшлифуем, дитя, а потом спровадим к Тоби в Оксфорд. Пошли.
Она властно повела за собой Кэмпион по длинной галерее мимо проказливых божеств, отдававших дань восхищения стройной Диане.
— По-моему, Тоби очень умно поступил, что прикончил ради тебя человека. Джордж ради меня никогда не убивал. Как только он вернется, я от него этого потребую. Я буду ждать, пока вся дорога от Лэзена до Шефтсбери не будет усыпана трупами поклонников. Идем, дитя, не теряй времени. И расправь плечи, ты же в Лэзене, а не в Уэрлаттоне. Спать ты будешь вон в той комнате, рядом с моей спальней. Это комната Кэролайн, младшей сестры Тоби. Ей уже шестнадцать и пора бы замуж. Что у тебя на ногах? Стук как у ломовой лошади. Боже милостивый, дитя, и это у вас называется туфлями? Немедленно сними, я велю их сжечь. А почему ты смеешься? Ты что решила, что ты здесь для того, чтобы развлекаться?
Именно так. Ведь ей все же удалось добраться до Лэзена, и теперь Кэмпион снова была счастлива.
Сэр Гренвилл Кони еще не забыл, с каким ужасом он выслушал известие о смерти верного Гримметта. Мертв! А девчонка сбежала, ее освободил кто-то, вероятно, тот, кто убил слугу сэра Гренвилла. Услышав новость, адвокат взвыл от ярости, а через несколько часов в его обширном животе начались боли. Боль была похожа на огромную змею, которая поднималась и опускалась кольцами внутри него, раздирая его отравленными клыками. И диета из козьего молока и голубятины, предписанная доктором Чэндлером, ни капельки ее не облегчала.
На этом плохие известия не кончились. Его вызвали с заседания в палате общин. Там шли бесконечные дебаты о том, вносить ли поправки в существующий порядок обращения с захваченной у роялистов собственностью. Сэр Гренвилл знал, что никаких изменений внесено не будет — уж он об этом позаботится, но важно было создать у разговорчивых дурачков впечатление, будто их самодовольная болтовня, имеет какой-то вес в государственных комитетах. У дверей Вестминстер-Холла его ждал секретарь.
— Сэр Гренвилл!
— В чем дело?
— Вот. От Коттдженса.
Сэр Гренвилл выхватил письмо. Секретарь его уже распечатал, прочитал и счел необходимым немедленно доставить в Вестминстер. Сэр Гренвилл прочитал его раз, другой, потом будто зарычал, Рычание сменилось руганью.
— Скотина. Вонючая еврейская скотина! Джулиус Коттдженс был купцом на амстердамской бирже, занимался одеждой и изысканными пряностями; с избранными же клиентами он торговал еще одним товаром — информацией. За частным образом собранные сведения Коттдженс брал высокую плату, но на это шли, потому что в мире необыкновенных слухов он был точен и надежен. Джулиус Коттдженс был гениальным слушателем, человеком, внешне благоразумным, но наделенным неудержимым любопытством и феноменальной памятью. Однако новость, которую он только что сообщил сэру Гренвиллу Кони, не потребовала от него проявления ни одного из этих качеств. Сэр Гренвилл давно уже пользовался услугами Коттдженса, и перед голландцем была поставлена долгосрочная задача сообщать сэру Гренвиллу любые сведения о Мордехае Лопесе, какими бы банальными они ни казались. Два года ничего не было, а теперь вот. Лопес вернулся в Амстердам. Еврей вновь зажил в своем старом шикарном доме, а его корабль «Уондерер» стоял у причала в Амстердаме. Из Венеции он привез десять сундуков имущества, сообщал Коттдженс, и не было никаких признаков, что в ближайшее время он собирается двигаться дальше. С «Уондерера» сняли мачты и поставили на капитальный ремонт.
Сэр Гренвилл Кони отвел секретаря в тихий уголок у старой башни Джуэл. «Почему? Почему? Ну, почему эта еврейская скотина заявилась именно сейчас?» Сэр Гренвилл повернулся спиной к нищему, который волочил по траве свои искалеченные ноги. Он якобы был ранен, сражаясь за парламент.
Боже милостивый! Только этого сейчас сэру Гренвиллу и не хватало. Сначала девчонка исчезает в озаренной пожаром лондонской ночи, Гримметт, верный Гримметт убит, а теперь еще и это! Вдобавок ко всему этот жирный индюк Скэммелл не успел даже уложить сучку в постель прежде, чем она смылась. Хорошо хоть свидетельство о браке не пострадало в уцелевшем кирпичном доме Скэммелла, а оно сохраняло силу, пока не было доказано обратное. Единственное удовольствие, которое сэр Гренвилл получил от всего происшествия, — это вид скорчившегося Скэммелла, когда его как следует отчитывали.
А теперь еще и это! Лопес приехал на север, в Амстердам. Сэр Гренвилл пнул нищего, который потянул адвоката за камзол, потом пнул его еще раз.
— Он все знает, Джон! Он все знает! Секретарь пожал плечами.
— Вы так думаете, сэр Гренвилл?
— Конечно! Иначе какого же черта он объявился? Девчонка, должно быть, успела ему сообщить. Проклятие! Печать у нее, Джон. Печать у нее!
Он шагал взад и вперед по траве, но при последних словах остановился и осуждающе ткнул пальцем в секретаря, будто виноват был именно Джон Морз.
Секретарь говорил все так же мягко.
— Нам это неизвестно, сэр.
— Нам неизвестно, будет ли второе пришествие! Конечно, он знает! Иначе, зачем он приперся? — Сэр Гренвилл зажмурил свои выпученные глаза. — Черт побери! Черт побери! Черт побери! Она все время была у нее! Все время! Она провела меня! Черт побери!
Он зарычал, потом будто застыл.
Когда сэр Гренвилл снова зашевелился, он уже вполне овладел собой. Морз привык к таким метаморфозам. Гнев прошел, настало время спокойно принимать решения.
— Кто из наших людей может узнать девчонку? Морз задумался:
— Я сам, сэр. Гребцы.
Сэр Гренвилл щелкнул пальцами:
— Гребцы. Кто из них лучший?
— Тейлор, сэр Гренвилл.
— Отправь Тейлора в Амстердам. И с ним двух наших охранников. Если заметят, как девчонка пробирается в дом к еврею, пусть хватают ее. Каждому по сотне фунтов, если сумеют.
Секретарь поднял брови, но ничего не сказал. На миг сэр Гренвилл затих.
— Ее нужно найти, Джон. Нужно. Кто у нас в Уэрлаттоне?
— Дэвис, сэр.
Сэр Гренвилл отослал одного из стражников в Уэрлаттон, чтобы проследить, достаточно ли усердно Скэммелл перерывает дом в поисках печати.
— Пошли записку Дэвису. Или он не умеет читать?
— Не умеет, сэр Гренвилл.
— Черт. Пошли посыльного. Двадцать фунтов тому, кто обнаружит девчонку.
— В Уэрлаттоне, сэр? Морз был удивлен.
— Не строй из себя большего дурака, чем на самом деле. Кроме Уэрлаттона, она ничего не знает. Где ей еще обзавестись друзьями, которые могут спасти ее? — Сэр Гренвилл думал стремительно. — Лопес может послать к ней своих людей, а не ждать, пока она сама проделает весь путь. Я хочу, чтобы ее нашли. Я заплачу двадцать фунтов тому, кто ее увидит, понятно? Пусть слуги Скэммелла тоже ищут, только найди ее! Найди!
Сэр Гренвилл понимал, что это нелепо, но ничего другого не приходило в голову. Он всегда знал, что этот час настанет, час сбора печатей, и не собирался проигрывать неизбежное сражение.
Печатей было четыре: Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Важно было собрать вместе любые три из них. Какие именно не имело — значения. Три печати давали право контроля над Договором, и победа доставалась тому, кто первым предъявит их.
Обо всем этом он думал, возвращаясь в палату общин. Впрочем, он думал об этом все годы с тех пор, как был заключен Договор, и старался, чтобы никакие пертурбации, связанные с печатями, не застали его врасплох.
Ясно было, по крайней мере, одно: Лопесу никогда не наложить лапу на печать святого Марка. Она была у Кони, и он бдительно стерег ее. Святой Марк был в безопасности.
С другой стороны, сэр Гренвилл знал, что ему никогда не завладеть печатью святого Луки. Она была у Лопеса, и еврей охранял ее как зеницу ока.
Таким образом, оставались две печати. Печать святого Матфея — в этом он уже не сомневался — была в руках Доркас Слайз. Если она попадет к Лопесу, тот может почти наверняка торжествовать победу. От этой мысли становилось больно.
Сложность была в печати святого Иоанна. Когда-то она принадлежала Кристоферу Эретайну, создателю Договора, человеку, которого сэр Гренвилл ненавидел так сильно, как никого другого. Проклятый Кит Эретайн, поэт-неудачник, острослов, солдат и владелец святого Иоанна. Судя по всему, Эретайн уже умер. Сэр Гренвилл с восторгом сплясал бы на гниющих останках своего врага. Но точных доказательств все же не было. Приходилось полагаться на слова капитана, который, вернувшись из Америки, из поселения под названием Мериленд, поклялся на Библии сэру Гренвиллу, что видел надгробие на могиле Эретайна. Значит, Эретайна больше нет. Но где тогда его печать?
Эта мысль донимала сэра Гренвилла, когда его громоздкое тело протискивалось вдоль скамей палаты общин. Где печать святого Иоанна? Не может ли она всплыть в неподходящий момент, чтобы отнять у него контроль над Договором?
Он сел и принялся разглядывать пылинки, танцевавшие в солнечном луче над стулом спикера. Вдруг он вспомнил Эбенизера Слайза, и это немного утешило адвоката. Сэр Гренвилл раскрыл Эбенизеру почти все подробности Договора, кроме суммы дохода, и наблюдал, как алчность берет свое в злобном мозгу калеки. Мозг злобный, но хваткий, думал сэр Гренвилл. Да, Эбенизер умен, амбициозен и абсолютно беспринципен. Из него бы получился превосходный адвокат. Однако сэр Гренвилл уготовил своему подопечному другое поприще, которое позволит сочетать набожность со склонностью к жестокости.
Эбенизер не должен подкачать, когда потребуется его помощь для овладения Договором.
Сэр Гренвилл рассеянно внимал очередному болвану, предлагавшему поделить захваченную у роялистов землю между бедняками ближайших приходов. Между бедняками! Ну и что они с ней станут делать? Удобрять собственными испражнениями и наполнять жалобными причитаниями! Как положено, сэр Гренвилл зааплодировал, когда член палаты вернулся на свое место.
Сэр Гренвилл не позволит себе думать о поражении. Исчезновение девчонки — это неудача, страшная, но не смертельная. Он отыщет беглянку при помощи Эбенизера. Он еще может победить, и ни один проклятый еврей, ни один мертвый поэт, ни одна вонючая, пустоголовая сучка не помешают ему. Сэр Гренвилл заворочался на своей скамье. Он все равно победит.
Глава 13
Иногда Кэмпион вспоминала ручей, возле которого впервые встретила Тоби и не раз сидела после смерти отца. В те дни ей хотелось брести вдоль него подальше от Уэрлаттона. Так оно и получилось. Смерть Мэттью Слайза бросила ее в громадный мрачный поток, который несся меж едва различимых берегов, ее поездка в Лондон закружила ее в коварных беснующихся водоворотах. Теперь же в Лэзене течение опять вынесло ее в тихую, залитую солнцем заводь. Она так часто, так усердно молилась о счастье. И, похоже, ее мольбы были услышаны.
Осень и зима 1643 года были для Кэмпион счастливым временем, омрачавшимся лишь отсутствием Тоби и неразгаданной тайной печати.
Тоби стал теперь тем, кем мечтал, — солдатом короля Карла. Видное положение отца обеспечило ему немедленное производство в капитаны, но в первых письмах домой он весело признавался в своем полном невежестве. Ему предстояло набраться опыта, и он твердо решил быть достойным звания кавалера. Так пуритане прозвали солдат короля, желая их смертельно оскорбить. В Испании «caballeros» были заклятыми врагами истинного протестантизма, и английская транскрипция — кавалер — должна была запятнать роялистов римско-католической грязью. Но кавалеры, как и круглоголовые, охотно приняли оскорбительное прозвище, выдуманное врагом, и гордились им.
Кэмпион скучала без Тоби, но его веселые, нежные письма поддерживали надежду на будущее, о котором они так самозабвенно мечтали в Лондоне. В то же время печать святого Матфея, которую она постоянно носила на шее, напоминала об угрозе, нависшей над их планами.
Леди Маргарет хотела действовать немедленно. Нужно без страха взяться за сэра Гренвилла и заставить его раскрыть тайну. Однако вернувшийся, наконец, домой сэр Джордж Лэзендер был настроен скептически.
— Сэр Гренвилл не такой человек, которого можно заставить! Его голыми руками не возьмешь. Заставить, тоже мне!
Леди Маргарет сдвинула брови:
— Так что же нам делать?
— Ничего, конечно же. Сделать ничего нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61