Внизу живота шевельнулось и начало расти желание. От крепких, гибких, мускулистых мужских тел трудно было отвести взгляд. Особенно когда они извивались от макушки до пяток в откровенно чувственных судорогах танца. Взгляд Андрии задержался на Люке. Его красивое тело было почти таким же бронзовым от загара, как и у всех остальных.
Господи! Воспоминания нахлынули с неистовой силой. Она вспомнила нежное таинство их близости, когда она ласково прикасалась кончиками пальцев к его коже. И как тело ее все никак не могло насытиться его ласками, и как твердели соски под его поцелуями, и как нетерпеливо дрожащие бедра ждали, когда рука любимого скользнет по ее животу вниз, к лону, чтобы радостно раскрыться навстречу. Андрия зажмурилась и закусила губы, чтобы удержать готовый вырваться крик неразделенной любви. Так волчица воет на луну, изливая свою тоску по утраченному возлюбленному.
Все внезапно утратило реальность. Страсть, спавшая глубоким сном под тонким слоем привнесенной цивилизации, вырвалась на свободу и теперь правила бал. Женщины, волнообразно вращая бедрами и соблазнительно покачивая ягодицами, направились по ковру из цветов к мужчинам. Они танцевали перед стоящими в ряд мужчинами, выбирая себе партнера, ни разу не сбившись с чувственного ритма танца. Затем мужчины закружились вокруг танцовщиц и выстроились в линию за их спинами. Потом опять наступила очередь женщин.
Но на этот раз движения танцующих были медленными и имели вполне определенную цель. Одна из девушек встала перед своим избранником и шагнула назад, на ковер из цветов. На губах ее играла откровенная улыбка, когда она медленно сбросила с себя травяную юбку и гирлянду из цветов, прикрывающую грудь. Обнаженная, она шагнула вперед и надела на шею юноши только что снятую гирлянду. Молча, взявшись за руки, они шагнули за круг света и затерялись в темноте.
Снова и снова повторялся танец, и с каждым разом ряды танцующих редели. Андрия с трудом осознала, что стоит прямо перед Люком и на ней нет одежды. Его лицо плыло перед ней, словно во сне. Она много раз видела этот сон, и сейчас он опять ей снится. Андрия, охваченная вожделением, шагнула вперед и надела свой венок на шею Люка.
Люк, теряя голову от овладевшего им желания, был бессилен устоять против ее прелести. Как в тумане, он взял Андрию за руку, и они вышли из светового круга, а вслед им смотрел Дэвид Калакауа, несчастный и удрученный.
Они любили друг друга под раскидистыми кронами деревьев на ложе из мха, таком же мягком, как и густая трава на той укромной лужайке, где она отдала ему свою невинность.
Андрия обхватила ладонями лицо любимого и начала нежно целовать его. Потом чуть отстранилась и вгляделась внимательнее.
– Глупо отрицать мою вечную любовь к тебе, любимый!..
– И мою любовь к тебе, родная. Клянусь Господом! Все эти годы я изо всех сил старался забыть тебя и не сумел. – Он горестно покачал головой. – Я чувствую себя последним подлецом, изо дня в день обманывая Лейлани.
Он почувствовал, как она напряглась под ним.
– Да… Твоя жена… Что она за женщина? – Скрыть нотку ревности ей не удалось.
Люк посмотрел ей в глаза и увидел в них два крохотных голубовато-прозрачных отражения луны, что плыла в ночном небе над их головами.
– Она просто замечательная! Вас нужно познакомить. Господи, как это все ужасно!
– Ты, верно, любишь Лейлани, ведь иначе ты бы на ней не женился?
Лицо Люка исказилось от душевной боли.
– Я и люблю ее… – Он нерешительно помолчал. – Но я никогда не любил ее так, как люблю тебя – всем моим сердцем, всей моей душой, каждой частичкой моего тела. Андрия, ты лихорадишь мне кровь… Нет, дай мне сказать до конца. Андрия, ни тебя, ни меня нельзя обвинить в том, что мы предали Лейлани. Это все равно что клясть чуму или холеру за то, что они отняли мужа у жены. Это все ложь, это от лукавого.
Андрия отчаянно замотала головой, и по щекам ее потекли слезы.
– Люк, я все-все понимаю. О ненаглядный мой, любовь моя, люби меня сейчас, пожалуйста, люби меня еще раз!
Он с нежностью вошел в нее, и они долго лежали неподвижно, сжимая друг друга в объятиях.
– Когда мы вот так вместе, это такое счастье! – прошептала Андрия. – Поистине единая плоть.
Наслаждение разлилось полноводной и спокойной рекой, проникая в каждый потайной уголок ее тела и наполняя его неведомой дотоле нежностью.
– И что мы будем делать? – спросила Андрия, когда они с Люком медленно возвращались во дворец.
Они сознательно отстали от остальных. Дэвид Калакауа ушел с берега вскоре после того, как Андрия и Люк исчезли за деревьями.
– Сделаем по-честному. Утром я вернусь вместе с отцом в его дом. Пробуду там до тех пор, пока на плантациях все наладится, потом вернусь к Лейлани и скажу ей про нас.
Андрия сжала ему руку.
– Бедная Лейлани! У меня сердце сжимается от боли за нее. Потерять тебя, кого она так беззаветно любит. – Девушка вздрогнула. – Как же она будет меня ненавидеть, и ее нельзя осуждать за это.
– А ты ненавидела Лейлани, когда узнала, что я женат?
– В первый момент. Пока не узнала, что на самом деле произошло. Но это совсем другое, Люк. Ты принадлежишь ей по праву. Ведь она твоя жена.
– Я никогда по-настоящему не принадлежал никому, кроме тебя, моя любимая, – вздохнул он в ответ.
– И тем не менее мне невыносима даже мысль о той боли, которую я причиню ей.
Люк остановился и, взяв девушку за плечи, повернул ее к себе лицом.
– Здесь ничего нельзя поделать, Андрия. Нас с тобой связывает слишком много потерянных не по нашей вине лет. И с этого момента мы с тобой до конца наших дней никогда – слышишь, никогда! – не расстанемся.
Они целомудренно поцеловались и продолжили путь.
На следующее утро Люк вместе с отцом и Киано вернулись на плантации. За исключением небольшого северного участка, плантации уцелели. Калеб беспрестанно хвастался своей стеной, устоявшей перед напором лавы.
Люк и Киано остались еще на несколько дней, чтобы помочь все привести в порядок и уговорить работников вернуться на плантации. Андрия по просьбе короля и королевы осталась в Каилуа-Кона, чтобы присутствовать на ежегодной встрече представителей христианских миссий.
Накануне отъезда Люка и Киано на северо-восточное побережье отец и сын, потягивая виски, засиделись на веранде далеко за полночь.
– Значит, возвращаешься на Ланаи и будешь вести основные дела там? – спросил Калеб.
– Нет, – покачал головой Люк. – Я собираюсь вернуться сюда и… – Он замолчал.
– Остаться с Андрией, – договорил за него отец.
Люк тоскливо вздохнул и взъерошил пятерней шевелюру.
– Все дело в этом, отец. Я люблю ее, она меня тоже любит, вот и все.
– Я говорил тебе об этом еще в день твоего появления здесь.
– Да, я помню, но тогда я просто не хотел в это верить. А потом, когда я ее увидел, когда прикоснулся к ней… Когда мы… У меня не хватит слов, чтобы описать, что мы испытываем друг к другу.
– Да будет так, – поднял свой бокал Калеб. – За тебя и Андрию!
Они торжественно выпили.
– И за моих внуков! – хитро ухмыльнулся Калеб. – Вы же не заставите старика ждать слишком долго?
Люк рассмеялся и, наклонившись вперед, положил руку отцу на колено.
– Мы приложим все мыслимые и немыслимые усилия. Знаешь, отец, ты сейчас стал мне по-настоящему близок, в первый раз за всю мою жизнь.
Калеб от избытка чувств похлопал сына по руке и отвернулся, чтобы тот не заметил, как повлажнели его глаза.
– Аминь… сынок.
Неделю спустя Люк сошел на берег Ланаи. Шотландец уже ждал его на пристани. Макинтайр сжал Люка в объятиях и, сияя как медный грош, радостно хлопнул его по спине.
– С возвращением, партнер! Мы уж заждались, честное слово! Как там в столице, на Гавайях? Присмотрел землю под кофейные плантации?
– Нет, Мауна-Лоа потребовал слишком большого внимания к себе. Слышал, конечно, про извержение?
– Слышал? О да, уж что-что, а слышали мы его прекрасно! Грохотало так, будто мир разлетался на куски.
Люк рассказал ему обо всем, что случилось на Гавайях. Правда, не совсем все – Лейлани заслуживала уважения, и об их с Андрией отношениях ему хотелось сказать ей первой.
Забросив пожитки в повозку, Люк и Макинтайр двинулись домой, где их с нетерпением ждала Лейлани.
– Слушай, какого черта у тебя все время рот до ушей? – не выдержав, с любопытством спросил Люк.
Шотландец еще сильнее заулыбался и заговорщически подмигнул:
– Дома кое-кого ждет большой сюрприз.
– Какой еще сюрприз? – У Люка отчего-то сжалось сердце. Как будто чья-то ледяная рука проникла ему в грудь, шевеля холодными, скрюченными пальцами. Пальцы были безжалостны, как смерть.
– Скоро узнаешь. А ну пошли, мои хорошие! – И Макинтайр весело хлестнул лошадь вожжами.
Лейлани выскочила из дома ему навстречу. Она бежала по гравиевой дорожке, и лицо ее сияло неподдельным счастьем. Он впервые видел ее такой сияющей. И такой прекрасной! «Чересчур прекрасной», – отчего-то подумал Люк.
Она чуть не задушила его в объятиях. Переполненная любовью и счастьем, Лейлани не почувствовала, что Люк непривычно сдержан.
– Дорогой, я так по тебе скучала! Если бы ты сегодня не вернулся, честное слово, я высохла бы от тоски по тебе!
Люк натянуто улыбнулся:
– По тебе не скажешь, что все эти дни ты сохла от тоски. Скорее наоборот, ты малость располнела.
В ее радостном смехе и заговорщической улыбке Макинтайра Люку почудилось недоброе предзнаменование.
– Так в чем шутка? – решительно спросил он.
– Шутка… Мак, ты только послушай его! Боже мой, какой же ты глупенький и чудесный! Конечно, я располнела. И неужели не догадываешься, отчего? – Лейлани отступила на шаг и обняла свой слегка округлившийся живот.
Люк, потеряв дар речи, в изумлении уставился на жену.
– Дорогой, у нас будет ребенок. У тебя и у меня. Я знаю, что это будет мальчик. Я так тебя люблю! – Лейлани снова кинулась к Люку и обняла его так крепко, что он чуть не задохнулся.
Макинтайр снова с веселым хохотом хлопнул его по спине.
– Поздравляю, партнер! Будешь теперь папочкой. Подумать только! Как-то утром ее ни с того ни с сего стошнило, ну я возьми и отвези ее к доку Болдуину. Я-то сразу скумекал, в чем тут дело, ну, док все и подтвердил.
– Ребенок… – невыразительным голосом проговорил Люк.
– Да, мой любимый и единственный, у нас будет ребенок! Наш ребенок! Я так рада, что ты наконец снова дома. Ты не поверишь, о чем я тут только не передумала! И что корабль перевернется. И что богиня Пеле тебя сожжет. И… – Не выдержав, она рассмеялась. – И что ты нашел другую женщину и остался с ней! Давай скажи, какая же я глупая гусыня!
– Ты глупая гусыня, – безжизненным голосом выговорил Люк и заставил свои губы растянуться в улыбке.
Обнявшись, они пошли по дорожке к дому.
Сердце Люка превратилось в кусок свинца.
Поздно ночью, когда Лейлани уже спала, он присел к письменному столу и обмакнул в чернильницу остро заточенное гусиное перо.
«Моя дорогая и любимая Андрия!
Как мне начать? Что мне сказать тебе? И где отыскать нужные слова? Я не знаю слов, чтобы рассказать о моей вечной любви к тебе. И я не знаю слов, чтобы описать ту боль, которая поедом ест мое сердце из-за того, что я должен сейчас сказать. Моя любимая Андрия, дело в том, что я…»

Часть третья
Глава 1
«Мой дорогой Люк!
Я только что узнала, что все свои земли ты продал Доулу и возвращаешься с семьей назад, в Соединенные Штаты. Всем сердцем я желаю тебе огромного счастья и благополучия. Нам тебя будет не хватать. Как говорит Дэвид, ты стал настоящим островитянином и достоин называться нуи канака.
Твой отец продолжает всех удивлять своим неисчерпаемым упорством и энергией. Он очень обеспокоен яростной кампанией против многоженства, которая разрастается в Соединенных Штатах и которая уже дает себя знать здесь, на Гавайях. Черити сообщила мне по секрету, что она всерьез подумывает о том, чтобы отказаться от брака с ним и вернуться в Калифорнию.
В конце концов Дэвид Калакауа, кажется, близок к тому, что мечта всей его жизни – стать королем – наконец осуществится. Как ты знаешь, со смертью Камехамехи Четвертого закончилась королевская линия этого рода, так что наследник престола был избран всенародным голосованием. И Дэвид, и вдовствующая королева Эмма уступили либеральному и нравящемуся многим своими проамериканскими настроениями принцу Вильяму Чарльзу Луналило. Однако надежды Дэвида не были развеяны в прах. Он не уставал говорить, что у Луналило слабое здоровье, и, как показали дальнейшие события, оказался прав в своих мрачных прогнозах. Избранный король правил чуть меньше года, и его преждевременную смерть связывают с непосильным бременем государственных забот.
Борьба за трон между Дэвидом и его тетей, вдовствующей королевой, вылилась в ожесточенное и дикое соперничество, когда дело доходило до настоящих драк между их сторонниками. В ход шло все: запугивание, шантаж, оскорбления и пьяное буйство. Сейчас, похоже, чаша весов склоняется в пользу Дэвида. Если он преуспеет, то надеюсь, победа не вскружит ему голову. Он всегда отличался необузданной жаждой власти и полным пренебрежением к средствам ее достижения. Я не уверена, что он будет милосердным монархом. Нет, это не совсем так. Я думаю, что он может быть милосердным деспотом. Но как будет на самом деле, покажет только время.
Люк, пожалуйста, передай мои самые лучшие пожелания твоей жене Лейлани и двум вашим чудным дочуркам. Они теперь, наверное, уже настоящие юные леди. Когда я их последний раз видела, два года назад, они были очаровательны.
Еще раз желаю тебе счастья. Да хранит тебя Бог и до свидания, дорогой друг.
Андрия».
В последний момент Андрия успела смахнуть слезу и не дала ей упасть на листок.
В дверь спальни осторожно постучали.
– Войдите, – откликнулась девушка.
На пороге появилась принцесса Лилиуокалани, вышедшая замуж за губернатора Оаху Джона Доминиса. Андрия приехала к супругам на выходные в их большой белокаменный дом.
– Чем ты так взволнована, Лили? – поинтересовалась Андрия.
Лили действительно едва не прыгала от радости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41