Когда вечером де Ридфор и де Бриссон встретились во дворце Гюи Лузиньянского, барон улучив момент, проворчал что-то насчет того, что несмотря на все свои успехи и несомненный ум, де Труа вызывает у него большие подозрения.
— Не нравится он мне, мессир!
— Не нравится, — хмыкнул де Ридфор, — мне так вообще кажется, что вместо того, чтобы держать его в советниках, его надо бы поскорее повесить.
Барону понравилась и шутка де Ридфора и сам факт, что он шутит. Значит не притворяется ожившим, а на самом деле овладел собою.
— Да, дружище, надо бы повесить, да пока нельзя.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. КОРОЛЕВСКИЕ ДАРЫ
Дворец Гюи Лузиньянского был самым веселым местом в Палестине. Не обладая чрезвычайными государственными дарованиями, новый король был достаточно сообразителен для того, чтобы трезво оценить свое положение. Помимо родовых поместий графов Лузиньянских, ему во всей стране подчинялся один лишь только этот трехэтажный, нескладно, в несколько приемов возведенный дворец. Королевский трон, на который он был возведен игрою политических сил, был лишь фундаментом, на котором еще предстояло возвести здание своего величия. Очень способствуют росту влияния монарха войны, поэтому его величество известие о возможном нападении Саладина встретил с радостными предвкушениями в душе. А двор его был веселым потому, что отстраненный от реального управления государством, он решил сделаться покровителем искусств. Все знаменитые, и не очень, труверы и трубадуры, занесенные ветрами судьбы в Святую землю, немедленно доставлялись пред королевские очи. В старых сирийских банях, возле Золотых ворот король поселил плясунов и акробатов, кормил их за свой счет, за что они должны были по первому требованию закатывать представления на площади перед знаменитой верандой, с которой не состоялось оглашение указа Бодуэна IV об упразднении ордена тамплиеров.
Гюи, подражая своему, уже чрезвычайно к этому времени знаменитому родственнику Ричарду I, сам стал сочинять. Поскольку он как-никак был королем, — льстецов вокруг хватало. Гюи, пытавшийся сначала сохранять объективное отношение к своим первоначальным опытам, позволил себя уговорить и принял участие в одном из турниров. К каждому состязанию, дабы уменьшить количество проигравших, а следовательно обиженных, готовилось множество самых различных наградных венков. Гюи единогласно был присужден венок за недостижимое благородство и великолепие его канцоны.
Помимо роли развлекательной, бесконечный карнавал, поселившийся во дворце, исполнял еще и роль своеобразной ширмы, под прикрытием которой Его величество мог легко, с особой приятностью, удовлетворять поползновения своего мужского темперамента. Сибилла спокойно восседала на троне, когда король во время игры в прятки, решал нужным схорониться в одном закоулке с какой-нибудь миловидной танцовщицей. Откуда ей было знать, что водящий не просто не может найти удачно спрятавшегося короля, а ждет когда Гюи закончит подвергать партнершу своей торопливой любви и хохоча, выскочит из укрытия сам.
Тем не менее, Сибилла забеременела. Ей ужасно нравилось ее новое положение, тем более, что растущий живот ничуть не мешал ее растущей страсти к шумным развлечениям. В мужнины переживания она не вникала, и считала, что королевская власть бывает только такой, какой она досталась ей. О своем полумонастырском прошлом она не вспоминала, не старалась не вспоминать, а именно начисто забыла его. И, если кто-то неделикатно напоминал ей о нем, она не сердилась — до такой степени не чувствовала своей связи с тем временем.
Видя ее полнейшее равнодушие к практической стороне королевской роли, никто не набивался к ней в фавориты, особенно из людей, одержимых сильными страстями или какой-то целью. Толклись вокруг люди в высшей степени ничтожные и безобидные, озабоченные только сохранением своего места за обеденным столом королевы и на ступеньках у ее трона во время очередного представления. К тому ж известно, что настоящее влияние на венценосную особу может иметь только тот человек, который делит с ней постель. Сибилле было слишком рано думать об этой стороне монаршей жизни. Это было понятно всем окружающим, она жила в атмосфере безобидного любовного блеяния и куртуазного сюсюканья. Когда королеве доложили, что некая госпожа Жильсон хочет с нею увидеться наедине, именно, наедине, она решила, что это очередная бедняжка с разбитым несчастной любовью сердцем, нуждающаяся в королевской ласке. Сибилла считала себя доброй женщиной и старалась не отказывать в поддержке тем, кто обращался за ней к своей королеве. Свой будуар она считала идеальным местом для подобных бесед. В его убранстве были использованы предметы в основном восточной роскоши, но было их так много, и нагромождены они были таким варварским образом, что впечатление создавалось почти гнетущее. Те из ее окружения, кто обладал хоть каким-то вкусом, вынуждены были держать свои мнения при себе, ибо единственное чего королева не терпела категорически, это нападок на свои представления о прекрасном. Войдя в будуар госпожа Жильсон остолбенела, ничего подобного она не видела даже в лавках мусульманских купцов Александрии и Антиохии. Сибилла заметила реакцию гостьи и, конечно, истолковала ее выгодным для себя образом. Молодец, эта госпожа Жильсон, она оценила усилия употребленные королевой для того, чтобы превратить убогую залу с неоштукатуренными каменными стенами в подобие восточной сказки.
Сибилла прониклась острой симпатией к этой женщине. Опытная интриганка правильно оценила ситуацию и поняла, что ни в коем случае нельзя проговориться, что она на самом деле думает по этому поводу.
— Что же вы остановились, идите сюда, — ласково позвала королева. Она сидела на критской кушетке, стена у нее за спиной была убрана огромной занавесью с вышитыми на ней золотыми лотосами, посреди нее красовалось распятие выточенное из цельного куска эбенового дерева.
— Я поражена изяществом убранства, — заявила госпожа Жильсон, и тут же стала самым близким Сибилле человеком. Королева заставила ее сесть рядом с собой и спросила, поощрительно улыбаясь.
— Что вас привело ко мне? Рассказывайте смело, ваша королева сделает для вас все, что сможет. В углу будуара сидели две девицы, делая вид, что занимаются рукоделием.
— Ваше величество, предмет о котором пойдет речь, несколько пикантного свойства. Мне кажется невинным ушкам ваших юных воспитанниц рано слушать те слова, без которых мне не изложить моей истории.
Сибилла понимающе подмигнула гостье и велела вышивальщицам пойти прогуляться по саду. Те подчинились с величайшим неудовольствием.
— Итак? — Сибилла повернулась к гостье.
— Возможно я немного расстрою вас, Ваше величество, но поверьте, что мною движет только одно желание — успеть в вашей пользе.
— Говорите, сударыня, говорите.
— Давно ли вы видели своего брата Бодуэна?
Королева поняла, что разговор будет неприятным и очарование добродушия с нее слетело. Она разом превратилась в опасливую беременную тетку.
— Я люблю своего брата, но в последнее время… что с ним, он заболел?
— Он жив и здоров, Ваше величество. И очень быстро растет.
— Быстро растет? — королева нахмурилась, — в его возрасте так и положено.
— Пожалуй, но сейчас, я бы хотела поговорить о другом.
— Все вы вокруг да около, все чуть-чуть да ничего. Начинайте же!
— Действительно, чего уж там петлять. Вашего брата нет там, где ему следует находиться.
— А где ему следует находиться?
— В замке Паронт, так, по крайней мере, решил государь.
— И где же мой брат, бежал?
— Мне кажется, что его выкрали.
— Кто-о?!
— Разве у вас нет врагов?
— Нет, — совершенно искренне заявила Сибилла.
Она не понимала, как это у нее, такой доброй и славной, могут быть какие-то враги.
— А как вы относитесь к своей сестрице?
— К Изабелле? Она несчастна. Говорят она собирается замуж за маркиза Конрада.
— А для чего, как вы думаете? Ведь она любит совсем другого человека. Причем любит настолько сильно, что убила его.
Сибилла выглядела расстроенной и даже сердитой.
— Изабелла всегда была такой, она всегда хотела… Когда мы были девочками, она требовала, чтобы ее учили ездить верхом. И била меня.
— Как вы думаете, сестра ваша считает что вы по праву занимаете трон?
Сибилла ответила не сразу. Она не любила думать на эту тему, все мысли направленные в эту сторону возвращались напуганными или обиженными. Она решила, что для размышлений на эту тему у нее имеется муж, пусть он думает про все неприятное. Но тут вторгается эта… Жильсон. Если бы ей чуть меньше нравилась манера королевы украшать свое гнездышко, ее давно следовало выставить вон. Гостья поняла настроение собеседницы.
— Чтобы не мучить вас больше неприятными вопросами, Ваше величество, я сама вам все сразу расскажу. Ваша порывистая и экстравагантная сестрица выкрала вашего с ней общего брата и держит его при себе в замке маркиза Конрада. Замысел ее прост. Выйдя замуж за маркиза, она составит с ним пару, претензии которой на иерусалимский трон будут более чем основательными. По крайней мере, точно известно, что константинопольский император поддержит их обязательно.
— Гюи мне говорил что-то об этом. Но зачем им Бодуэн?
— Принц им нужен на тот случай, если идея свержения вас и вашего супруга не вызовет все-таки должной поддержки, возникнет ситуация спорная, чреватая распрей, и тогда возникнет идея воцарения Бодуэна V. Тем более, что по законам большинства христианских государств, именно он имеет наибольшие права на престол.
— Но он ребенок!
— Вы правы, Ваше величество. Будет предложено на время его взросления назначить ему опекунов, а о том кого бы он хотел видеть в этом качестве спросят у самого принца. Изабелла окружила мальчишку в замке Монферрата роскошью и лаской, неужели вы думаете, что он это забудет и выберет в опекуны кого-то другого.
— Что же делать? — испуганно спросила Сибилла, оглядываясь, словно все эти ужасные события уже произошли и вот-вот в будуар войдут люди, чтобы отобрать у нее корону.
— Что делать? Ответ прост, Ваше величество, надо помешать им осуществить задуманное. Нужно найти верных людей, которые бы взялись за это дело.
— Где же их взять?
Госпожа Жильсон улыбнулась.
— Один такой человек сидит перед вами.
— И вы… то есть согласны?
— Да, согласна. Более того, считаю своей обязанностью сделать все, чтобы Изабелла не добралась до трона. Ибо это будет хуже самого страшного мора и смерча. Вы видите перед собою верную союзницу и помощницу.
К концу своей речи госпожа Жильсон сбилась на самый откровенный пафос, даже Сибилла почувствовала это.
— Вы… вам наверное денег надо. Для этого дела.
Госпожа Жильсон горько усмехнулась.
— Вы все-таки приняли меня за авантюристку, за вымогательницу.
— Нет, нет! — королева замахала руками.
— Может быть для вас послужит доказательством чистоты моих намерений то, что я не прошу никаких денег.
— Но тогда… тогда зачем вы пришли? Просто, что бы известить?
— Чтобы предупредить вас о возникшей опасности. Принц все же похищен, не так ли? Кроме того, кое-какая помощь от вашего величества мне все же нужна.
Королева сделала плавный жест — говорите, мол.
— Чтобы расстроить их замыслы, мне, как минимум, нужно проникнуть в замок маркиза Конрада. Он охраняется в высшей степени строго, как логово всяких заговорщиков. Только один ключ может отомкнуть замок на этих дверях.
— Что за ключ?
— Королевская печать.
— Королевская печать? Но Гюи вряд ли вам сможет ее отдать, он так ею дорожит…
Госпожа Жильсон с трудом удержалась от смеха.
— Нет, Ваше величество, мне не нужна сама печать, мне необходимо письмо к маркизу, запечатанное ею.
— Но маркиз сейчас при дворе.
— Тем лучше, значит никто в замке не посмеет вскрыть письмо и не догадается что письмо фальшивое. Королева задумалась.
— Что смущает вас, Ваше величество?
— Теперь я кажется начинаю… Послушайте сударыня, а как вы собираетесь расстраивать эти самые замыслы. Яд?
Госпожа Жильсон даже поперхнулась от неожиданности. Что это, случайность? Или из-под маски простоватой клуши на мгновение выглянуло истинное лицо королевы Сибиллы?
— Что вы, Ваше величество, я надеюсь убедить принцессу отказаться от своего замысла при помощи… доводов. Они у меня есть.
— Если доводов, то хорошо, — легко согласилась королева, — да хранит вас святая Маргарита.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. ОКРОВАВЛЕННЫЙ ПРИЗРАК
Шестьдесят кресел были расставлены подковою, концы которой были обращены к возвышению, на котором восседал король Иерусалима. По правую от него руку ряд кресел начинался с кресла великого магистра ордена тамплиеров, слева первым восседал патриарх. Рядом с де Ридфором располагались магистры ордена Калатравы и Компостеллы, далее Конрад Монферратский и наследники графа Триполитанского. Патриарху следовал великий провизор ордена иоаннитов. В округлой части «подковы» сидели наиболее влиятельные из баронов.
— Господа! — Гюи говорил негромко, но голос его усиливаемый акустикой зала доходил до каждого из присутствующих, — предчувствие заставившее меня собрать вас в этом зале, к несчастью оказалось пророческим. Позавчера к нам прибыл посланец султана Саладина и передал вот это копье.
Слуга вложил в протянутую руку короля тонкое черное древко и тот повертел им в воздухе.
— На языке сарацин это считается объявлением войны. Никакие условия могущие предотвратить столкновение, не выдвинуты. Стало быть — война до полной победы.
Граф де Ридфор поднялся со своего места, поднял на кулаке край своего белого плаща с нашитым на него красным крестом и выкрикнул боевой клич первокрестоносцев.
— Гроб Господень, защити нас!
Все присутствующие тоже повскакивали и нестройно, но громогласно повторили.
— Гроб Господень, защити нас!
И так трижды.
Высокое воодушевление горело в глазах возбужденных бородачей, трудно было представить себе силу способную им противостоять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78