Маркиз с размаху пнул вертел с перепелами, птицы разлетелись в разные стороны как живые.
— Разрази меня гром, это слишком даже для моей несчастной головы. Что же, теперь все женщины Палестины направляются к замку Рено Шатильонского?!
Госпожа Жильсон опустила голову.
— У меня дурные предчувствия, сударь.
— У вас только предчувствия, а у меня уже дела дурные. Я с двумя сотнями людей прохлаждаюсь на берегу Иордана, когда багдадские арабы грабят мои владения на берегу Асфальтового озера, когда в столице сотня влиятельных людей день и ночь думает о том, как бы меня поскорее прирезать или вздернуть. Ах, да что там говорить!
— Не знаю, успокоит ли вас мое соображение, но все же скажу. По моему мнению, принцесса Изабелла помчалась в замок Шант отнюдь не за тем, чтобы пасть к ногам Рено, или ему на грудь.
— Надеюсь, — нервно усмехнулся Конрад, — ну а от меня, что вам нужно?
— Отпустите меня, сударь. Не слишком это рыцарское дело становиться на пути влюбленной женщины.
Конрад прошелся вокруг разгромленного костра.
— Честно сказать, я и сам не знаю, для чего вы мне здесь.
Лицо госпожи Жильсон осветилось.
— Так я могу ехать?
— Я даже дам вам провожатых.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ВСТРЕЧА ВЛЮБЛЕННЫХ
— Кто это? — спросил Рено.
— Похоже, что сам Саладин, — ответил Филомен, всматриваясь в бурлящую перед стенами замка толпу всадников.
— Очень любезно с его стороны, он верно прибыл затем, чтобы извиниться за вызывающее поведение своего племянника, — пошутил граф, но никто из стоящих рядом не поддержал его расположения шутить.
Со всех разом слетел многодневный хмель, когда они поняли, что именно их ожидает. У Саладина было по крайней мере впятеро больше сил, да к тому же, к нему могли в любой момент подойти подкрепления.
Назорейским рыцарям помощи ждать было неоткуда, они слишком хорошо это знали.
В замке поднялась суета, грозившая в любой момент перейти в панику. О том, чтобы сопротивляться, не могло быть и речи. Если бы султану пришло в голову атаковать укрепления замка сходу, он не встретил бы никакого организованного сопротивления. Рено попытался навести порядок, но ни уговоры, ни угрозы, ни выбитые зубы — ничто не могло привести в воинственное состояние духа его похмельное войско. Оказывается вешать беззащитных поселян и нападать на караваны — это одно, а встретиться в честном бою с сарацинской гвардией, — это совсем другое. Единственное чего удалось добиться Рено Шатильонскому от своих людей, это чтобы они не кинулись спасаться бегством из замка. Он сумел втолковать им, что это наиболее верный путь в могилу, ибо люди Саладина легко обнаружат их и переловят, потому что лошади у них порезвее. В конце концов, кое-кого удалось даже загнать на стены, чтобы стоя на них, они демонстрировали врагу, что замок все же как-то охраняется.
Два десятка человек он лично погнал к пролому, имевшемуся в задней части замка, оставляя беззащитным весь нижний уровень укреплений. Пока люди Саладина не разузнали о нем, его следовало хоть как-то заделать.
— Вы что же, все-таки намерены драться! — тревожно спросил отец Савари.
— Нет, я намерен торговаться и для этого укрепляю прилавок.
— Как вы можете шутить в таком положении?!
Рено, в ответ на эти причитания, пообещал госпитальеру, что если тот не перестанет к нему приставать с нелепыми разговорами, то он прикажет пролом в стене заткнуть его жирным телом. Отец Савари понял, что граф выражается отнюдь не фигурально и ретировался. Собрал пятерых своих слуг и велел им быть наготове. Очень может статься, что им придется покинуть этот сумасшедший замок внезапно. Слуги бурно выразили свое согласие с планами своего хозяина и обещали в деле бегства проявить максимум смелости и решительности.
Саладин встал лагерем в виду стен замка Шант. Стало понятно, что в ближайшие дни он не бросится в атаку, решив, очевидно, получше изучить обстановку. Это известие, вкупе с железными кулаками графа, несколько успокоило обстановку в замке. Когда человеку, готовившемуся умирать немедленно, сообщают, что смерть откладывается, у него появляется способность рассуждать, иногда даже здраво.
Дозорный, стоявший на башне, крикнул, что от сарацинского лагеря отделились три всадника и направляются к восточным воротам. Видимо парламентарии, это можно было предвидеть. Саладин не начнет штурма, пока будет опасаться за жизнь любимой сестры и дражайшего племянника.
Переговоры состоялись прямо во дворе, у самых ворот. Рено сам настоял на этом, он хотел, чтобы все слышали какие он выдвигает условия. Он заявил посланцам султана, что готов не защищать замок Шант, не держать в плену принцессу Замиру и благородного Али, взамен требуя одного, чтобы его людям была дана возможность покинуть замок живыми.
Присутствующие шумно выразили свое согласие с условиями вождя.
Посланец султана настаивал на другом варианте решения проблемы. Он предлагал прямо сейчас вернуть пленников, после чего предаться в руки султана для справедливого суда. Всем известно благородство и великодушие Саладина, и те, кто не запятнал свои руки кровью, а совесть лжесвидетельством, могут вне всякого сомнения рассчитывать на снисхождение.
— Не много ли нам предлагает султан Саладин в обмен на сестру и племянника? — ехидно спросил Рено.
Толпа, окружившая место переговоров, поддержала своего вождя криками не только громкими, но и воинственными. Они знали, что им следует бояться именно справедливого суда.
— Вы слышите? — обратился Рено к послу, — это наш общий ответ вашему господину. Если он все-таки решится на нас напасть, то мы сначала вывесим на стенах его родственников, а потом уж будем драться. Ничего другого нам не остается.
Лицо посла, высокого сухощавого старика, посерело, он не мог вернуться к Саладину с таким ответом.
— По местам! — скомандовал в этот момент Рено и крикливая масса полубандитов, из которых состоял гарнизон Шанта, неожиданно беспрекословно подчинилась команде. Это слаженное, множественное движение произвело большое впечатление на посла. Он сказал, по возвращении Саладину, что боеспособность людей Рено, пожалуй, очень велика. Это не просто разбойничья ватага, как можно было ожидать.
В то время, когда на площади перед воротами происходили публичные переговоры и никто особенно не следил за тем, что творится вокруг замка, в пролом, который было велено заделать и который никто не спешил заделывать, прокрались снаружи два человека. «Строители» в это время горланили вместе с остальными на площади. Этими двумя таинственными гостями были принцесса Изабелла, одетая в костюм де Комменжа, и верный Данже. Желание увидеть все своими глазами — имеются в виду взаимоотношения Рено с сестрой султана, — было намного сильнее страха, приличий и даже доводов здравого смысла. Она понимала, что осажденный разъяренными сарацинами замок не лучшее место для выяснения отношений с неверным любовником, но понимала она это умом. Сердце же заставляло ее делать то, что она делала.
Это неукротимое стремление можно было бы выставить как пример исключительного женского характера, способного безоглядно вырваться за пределы, очерченные куртуазным кодексом. Можно было бы, но дело в том, что этот поступок оказался не единственным подобным в этот день. Всего через каких-нибудь полчаса после Изабеллы, к тому же самому пролому явилась госпожа Жильсон. Проникнуть в замок незаметно ей не удалось. Работники, заделывавшие пролом, уже вернулись на место и она попала прямо в их руки. Явление холеной дамы среди пыли, грязи в осажденном замке, затерянном на краю христианского мира, произвело на них сильное впечатление. Дама требовала, чтобы ее отвели к графу. Полуголые верзилы, возившиеся с необожженными кирпичами, не нашли, что тут можно возразить. Тем более, что госпожа Жильсон, когда считала нужным, могла говорить убедительно.
— Вы?! — удивленно воскликнул Рено, думавший, что он утратил способность удивляться.
— Я, граф.
— Клянусь стигматами св. Береники, не ожидал вас здесь увидеть!
— Я польщена, что вы не забыли мое имя, — сказала Береника Жильсон.
— Смею ли спросить, что вас привело сюда?
— Перестаньте паясничать, я рискуя многим, примчалась сюда, чтобы спасти вас.
— От кого, может быть от Саладина?
— Есть мне кажется человек, который желает вашей смерти.
Рено расхохотался во всю силу своих легких.
— Взойдите на стену, сударыня, и вы увидите тысячу таких людей.
— Прекратите, граф, прекратите, — в голосе Береники Жильсон задрожали неподдельные слезы.
— Надеюсь вы не станете рыдать прямо здесь?!
— Вы ничего не понимаете! — крикнула шпионка, теряя самообладание, — меня послали затем, чтобы отравить вас.
— Вот так здорово, вы предупреждаете меня против себя. А может быть просто жара, дорога, и вам приснилось что-то?
— Рено, — жалобно сказала госпожа Жильсон, и его передернуло от этой неуместной нежности.
— Извините, сударыня, вам следует сначала разобраться со своими чувствами, у меня, увольте, нет времени помогать вам в этом. У меня, сударыня, крепость, осада.
Рено решительно покинул незваную гостью, бросив мажордому.
— Филомен, придумайте что-нибудь.
— Что тут можно придумать, мессир? — искренне развел руками тот.
— В башню, в башню, там теперь у нас будет женский монастырь.
Саладин долго и неспешно совещался с братом и другими военачальниками. Все держались одного мнения. Такой человек как Рено пойдет на все. Его поведение уже доказало, что свою жизнь он не ставит и в грош, он сто раз мог покинуть замок, но с упорством умалишенного сидел здесь, поджидая султана с войском. Станет ли он беспокоиться об участи принцессы Замиры?!
— Так вы советуете мне принять его условия?
— Да, — отвечали приближенные, — случай отомстить будет.
Внутренне Саладин был согласен с этим мнением. Причем мести заслуживает не только этот безумный разбойник, но и все преступное королевство, а может быть и весь христианский мир.
— Утром, — повернулся султан к Арсланбеку, уже один раз возглавлявшему посольство в Шант, — ты поедешь туда и скажешь, что я согласен. Они, могут убираться.
Изабелла с помощью Данже отыскала в одном из внутренних, захламленных дворов замка убежище в виде небольшого чулана. Никто не обратил на странную пару никакого внимания, всем было не до того. Оставив госпожу в относительной безопасности, Данже отправился на разведку. Пообтирался возле башни, поболтал с конюхами, взобрался даже на стены и окинул подслеповатым взглядом сарацинский лагерь, над которым даже в утренний час курилось несколько бледных дымков. Вскоре Изабелла имела подробные сведения обо всем, что творилось к замке. Она рассчитывала «поговорить» с Рено этой ночью, а до этого она надеялась собственными глазами увидеть каковы все же отношения графа с его пленницей.
Весь день прошел в напряженном и тоскливом ожидании. Никто из защитников крепости не сомневался, что на рассвете будет штурм. К вечеру начали разжигать повсюду костры, никто не собирался ложиться спать. Рено закатил очередную пирушку и подобраться к нему было невозможно, хотя следить за его действиями не составляло труда. В эту ночь он не пожелал навестить свою новую возлюбленную.
С наступлением настоящей темноты, Изабелла выбралась из своего убежища и начала бродить меж кострами, выбрасывавшими в небо целые фонтаны искр. Ей передалась атмосфера истерического ожидания. Слишком многое должно было решиться завтра. Из отрывков разговоров, которые улавливали ее уши, у нее сложилось весьма причудливое представление о том, почему Саладин столь суров в своих требованиях. Не столько потому, что Рено пленил его сестру, сколько потому, что не спешил ее возвращать, так считали почти все.
На эту тему беседовали два бургундца, следившие за одним из костров.
— Да зачем она ему нужна? — спросил один возясь с мозговою костью, стараясь добыть из нее немного ума.
— Неужели ты не понимаешь? — искренне удивился второй.
— Нет, клянусь ключами св. Петра.
И тут последовало незамысловатое, откровенное объяснение, заставившее волосы Изабеллы встать дыбом. Она стояла в двух шагах за спинами беседующих, отсвет костра время от времени выхватывал из темноты ее лицо, которое в этот момент вполне могло бы подойти ангелу гнева. Мужчины вообще очень легко и беззаботно рассказывают гадости о женщинах, у воюющих мужчин мнение о женском поле особенно пренебрежительное. Изабелла находилась в таком состоянии, что ей явно было не под силу отделить зерна истины от плевелов обычной болтовни. Она стоически беззвучно вынесла все грязные измышления глупого солдафона на предмет постельных взаимоотношений графа с пленницей. Он выдумывал настолько баснословно, что даже собеседник счел нужным, справедливости ради, возразить.
— Что-то я не видел, чтобы граф наведывался в башню по ночам.
— Наверное ты не видел и того, как граф посещает нужник, но не станешь же из-за этого утверждать, что он питается святым духом.
Неизвестно поверил ли этому в высшей степени аргументированному заявлению прожорливый бургундец, но Изабелла поверила ему сразу и до конца. Остаток ночи она решила провести возле пресловутой башни, дабы пресечь очередной поход предателя Рено за сарацинскими ласками.
Принцесса была вооружена. На поясе у нее болтались ножны с великолепно заточенной мизеркордией. Устроившись на камне неподалеку от входа, она грела в ладони удобную рукоять.
Данже молча стоял в темноте у нее за правым плечом, он даже и не пытался что-то советовать. Он хорошо чувствовал состояние принцессы.
Лезть к ней сейчас с какими-то словами было просто опасно.
Не только Изабелла напряженно бодрствовала в ночи. Не спал и отец Савари. В нем боролось стремление поскорее унести из обреченного замка свои старые ноги, с желанием отличиться перед своим орденским начальством. Уж он то прекрасно понимал, что в сложившемся положении войны не миновать. Вернет Рено Замиру ее брату или нет, это уже не имеет значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78