Пару дней
она рыдала, как бы оплакивая ушедшее лето, потом окаменела, как казалось, н
адолго, но вдруг опять сошлись темные брови и полились горькие слезы и та
к пока не пробился как-то месяц сквозь тучи, не пахнул свежим холодным воз
духом из широко открытого смеющегося рта, и заискрилось все вокруг, возв
еселилось, так, что даже солнце, щурясь от смеха, забыло о своей работе, и с к
аждым днем становилось холоднее, чем прошедшей ночью, но вот солнце, насм
еявшись, схватило платочек тучки отереть глаза, а слезы так и полились, и п
ригорюнилось, глаза открыло Ц перину уж раскинули от края до края, милое
дело Ц покувыркаться с молодцем-месяцем. А как отдохнули, так опять нача
ли на небе в прятки играть и бросили землю в морозное забвение.
А земля покрывалась панцирем снежного наста, таким, что лапой не прошибе
шь, да не одним слоем, а тремя, сколько раз погода от мокрети на жгучий моро
з менялась. И замер Лес, и опустел Лес, куда все и делись! Кто под снег залег,
да там и сгинул, кто от бескормицы да от холода в несколько дней согнал вес
ь накопленный за лето жирок, ссохся в клубок и покатил его ветер, растирая
в пыль о шкурку наста, кто поумнее да посильнее Ц двинулись к теплу, не вс
е, но дошли, спаслись.
Волк с сыном упорно бежали на восход. Лишь когда три дня подряд им не попал
ось не то что добычи, но даже следа добычи, Волк осознал, что в природе прои
сходит что-то странное. Лобастик давно поскуливал, часто останавливаясь
и облизывая пораненные о наст лапы, деревья потрескивали, но этот треск ш
ел не от застывших в неподвижном воздухе ветвей, а откуда-то изнутри, и кр
оме этого треска вокруг не было ни одного звука, ни одного живого звука.
Ц Нам нужна добыча, Ц прошептал Волк.
Ц Хорошо бы, Ц ответил Лобастик.
К середине следующего дня они напали на свежий след лося, уходивший на те
пло.
Ц Живем, парень! Ц вскричал Волк. Ц Он один Ц большая редкость. Рога уже
должен быть скинуть, так что берегись только копыт.
Через час преследования они наткнулись на широкую вмятину в снегу, рядом
с которой виднелись много следов копыт.
Ц Отлеживался. Устал. Видишь, как тяжело вставал, Ц прокомментировал Во
лк, Ц теперь недалеко.
Ц Матерый, Ц продолжал Волк, когда они впервые увидели преследуемого л
ося, Ц говорил я тебе, что устал, голову совсем опустил. А так, когда в силе,
да с рогами, да стаей Ц красавцы, не сунешься. Давай за мной, не забегай. Пом
нишь, как сделали косулю? Вот и хорошо. Я его сам завалю. Нам хватит, чтобы пе
реждать непогоду.
Все шло, как в тот раз. Волк, постоянно слыша за спиной возбужденный хрип с
ына, легко догнал лося, проваливавшегося почти на каждом шаге даже на так
ом насте. Он поравнялся с ним, уже остановившимся, и метнулся к горлу. И в то
т момент, когда его зубы привычно разрезали артерию на шее, слева, лось рез
ко дернулся и откуда-то сзади раздался страшный треск, расколовший тиши
ну леса. Волк отлетел в сторону и развернулся. Лось, обагряя снег реками кр
ови, завалился на передние ноги, а потом, не сгибая задних, упал набок. У сам
ых его задних ног, как раз в одном прыжке от Волка, лежал Лобастик. Последн
ий конвульсивный удар копыта пришелся точно в его широкий, такой любимый
Волком лоб. Его глаза навеки закрылись еще до того, как из горла лося пере
стала биться кровь.
Ц За что?!
Этот вой одинокого волка был громче наполненного страстью крика самца, п
обедившего в битве за волчицу, и громче сдобренного кровью рыка стаи, заг
навшей оленя, как для желающих слышать сдавленный плач вдовы заглушает ф
анфары побед легионов.

Часть шестая

Волк по-прежнему бежал, повинуясь неведомой путев
одной звезде, на восход. Он бежал уже третий день, не встречая людей и лишь
изредка пересекая слабо укатанные дороги, бежал напрямик, часто глубоко
проваливаясь в снег и раня лапы о кромку наста, бежал до тех пор, пока мышц
ы не начинали каменеть и, скручиваясь, кричать об усталости, тогда он заби
рался в первое попавшееся укрытие и засыпал. Но и во сне ему не было покоя,
все мелькали перед глазами копыта лося и слышался треск раздробленного
черепа. Он вскакивал и опять несся вперед, не думая о еде, лишь иногда хват
ая разгоряченной пастью снег. К концу третьего дня, когда тени от елей рас
плылись и слились в сумерки, на широкой тропе, вившейся в густом лесу и кот
орой равно пользовались и животные, и люди, Волк попался. Резкий короткий
скрежет распрямляющейся пружины, глухой удар железа о кость, пронзитель
ный непроизвольный вскрик, перешедший в долгий утихающий стон.
Волк отполз чуть назад, чтобы не давить всей массой тела на защемленную п
ереднюю лапу, потом сместился немного в сторону, располагаясь точно вдол
ь капкана, и замер в ожидании, когда опадет взметнувшаяся боль.
Теперь он все ясно понял: и то, что недавно по тропе проходили люди, трое му
жчин на лыжах, и то, что капкан был поставлен неумело, если бы он был чуть вн
имательнее и осторожней, он заметил бы его без труда, даже, скорее, учуял, п
отому что капкан был протерт абы как и смазка, желтоватыми комками налип
шая в местах соединения металлических частей, источала тридцатилетнюю
прогорклость.
Ц Вот и все, Ц с грустью подумал Волк, Ц конец, глупый конец. Такой же глу
пый, как у Лобастика. Только чуть подлиннее. Интересно, как все повторяетс
я. Такой же лес, такая же зима, такой же капкан. Все как рассказывал отец о ег
о матери. Она сделала то, что положено. И в этом был смысл. По крайней мере, е
й так казалось. Она надеялась встретить Стаю, она еще могла нарожать волч
ат, она знала, что сын загонит ей добычу. А что положено делать Последнему?
Который не встретит Стаю, которому никто не нарожает детей и которому ни
кто не загонит добычу. Все бессмысленно, Ц и Волк устало закрыл глаза.

* * *

Дед проснулся, как и обычно, от первого луча солнца,
ударившего из-за дальней сопки. Много лет назад, когда скоротечный рак в т
ри месяца засушил его старуху, он сделал этот своеобразный будильник: см
енил старую, с частыми перекрестиями раму на новую с одним цельным стекл
ом, повесил на подвижных кронштейнах в углу избы, долго вымеряя разворот
и наклон, большое зеркало и передвинул кровать так, чтобы первые отблеск
и солнца попадали точно на подушку. Так он и жил по солнцу, с каждым годом в
се больше возвращаясь к простоте стародавней сельской жизни. После того
, как он ушел на пенсию после сорока лет работы главным егерем местного за
поведника, он перестал бывать и в ближайшем городе, лишь изредка навещал
старых друзей, доживавших свой век на таких же, как и его, хуторах, затеряв
шихся в густых северных лесах. Из достижений цивилизации был у него толь
ко спутниковый телефон, привезенный и насильно подаренный внучкой Ц Ма
рией, как чувствовала, что не пройдет и полгода, как в столичной квартире р
аздастся звонок и непривычно слабый голос прохрипит: «Приезжай, внуча, п
ожалуйста, что-то меня совсем скрутило». И приехала, бросив учебу и работу
, и выходила, и задержалась: «Все равно в институте академический отпуск н
а год. Поживу я тут у тебя до осени. Хорошо здесь, покойно».
Дед улыбнулся, как ребенок, уворачиваясь от солнечного зайчика. Каждое т
акое утро, начинавшееся с яркого солнечного лучика, добавляло Деду настр
оения и сил. Он с каким-то смущением вспоминал жалостливый призыв к внучк
е: «Надо же так растечься!» Ц и старался мелкими знаками внимания и забот
ы загладить свою кажущуюся вину. Вот и сегодня он тихо встал, запустил диз
ель автономной электростанции, растопил голландку, остывшую за ночь, вск
ипятил на электрической плите чайник, сварил овсянку и два яйца и только
после этого пошел будить Марию.
После легкого завтрака они по сложившейся традиции отправились на лыжн
ую прогулку, которая с каждым днем становилась все длиннее Ц по дедовск
им силам. Было не очень холодно и снег мерно скрипел под лыжами, легкий вет
ерок сдувал маленькие снежинки с елей и они искрились на солнце, медленн
о опадая на землю.
Ц Ну-ка, внуча, посмотри, что это там впереди, на тропе.
Ц Ой, дед, давай сюда, Ц закричала Мария, склонившись над попавшим в капк
ан Волком, чуть припорошенным снегом и провалившимся в ласковое забытье
окоченения. Мария скинула варежки, потрогала нос Волка, приподняла веки,
радостно воскликнула: «Живой!»
Ц Ну что делают, сволочи, Ц Дед недовольно качал головой, рассматривая к
апкан, Ц говорил я тебе, что какие-то чужие в наших краях объявились, швал
ь городская, а ты не верила. Давай, подсоби.
Дед вытащил из-за спины из-за пояса небольшой топорик, без которого никог
да не ходил в лес Ц всякое в жизни бывает! Ц вставил между полукружьями
капкана, с усилием разжал.
Ц Перехвати. Дожимай до земли, сейчас легче пойдет. Да осторожнее, руку не
наколи.
Они освободили лапу Волка, тот от боли из-за смещения на мгновение пришел
в себя, приоткрыл глаза, увидел склонившееся над ним обеспокоенное лицо
Марии, напомнившее ему что-то очень далекое и полузабытое, но хорошее, и, у
спокоенный, опять провалился в пропасть.
Ц Здоров, бродяга, Ц ласково сказал Дед, Ц как же нам тебя до хаты-то дот
ащить? Давай, Мария, так. Беги домой, прихвати санки, ну ты знаешь, в сарае, и д
уй обратно. А я здесь посторожу. Веревки не забудь, Ц крикнул он уже вслед
удаляющейся девушке.
Ц Вот ведь зверюга, Ц говорил Дед двумя часами позже, сидя на лавке в дом
е и тяжело отдуваясь, Ц в самой силе, лет шесть-семь, наверно. В былые врем
ена сказал бы, что волк, а сейчас не знаю, что и думать, Ц продолжал он, набл
юдая, как Мария, пристроив Волка на толстом стеганном коврике у голландк
и, осторожно прощупывает его поврежденную лапу. Ц Ну что там? Ц не выдер
жал он.
Ц Похоже, перелома нет, может быть трещина и мышцы распухли, но на разрывы
не похоже, так, очень сильный удар.
Ц Возьми в сенях пару узких дощечек, так, чтобы по всей длине лапы, захват
ывая сустав, да перебинтуй потуже. Оклемается!
Ц А он не пообморозился? Ц спросила Мария.
Ц Интересный вопрос, Ц протянул Дед, Ц никогда как-то не задумывался. С
ам уши, нос, да и руки обмораживал, было дело, но со зверьем как-то всегда др
угие проблемы были. Хм, действительно интересно. Ты его осмотри повнимат
ельнее, не только больную лапу, может, и вправду что не так.
Ц Волчок! Ц раздался вскоре радостный крик Марии, которая вдруг бросил
ась обнимать зверя, чуть не целуя его. Ц Дед, Дед, это он, я же тебе рассказы
вала. Ну тот, Последний, который еще из зоопарка пропал, года четыре назад.
Вот и шрам у него на задней правой лапе, вот подойди, пощупай, так не видно, с
тарый уже, затянулся, и шерсть вокруг наросла, я же сама и зашивала, он тогд
а забрался за стол в кабинете, стал выбираться, ну бутылка с раствором со с
тола и упала, разбилась, а он испугался, рванулся и лапку порезал. А как выр
ос-то, раздался! Красавец мой! Ну вылитый отец. Тот тоже был хорош, особенно
когда вечерами кругами по вольеру носился, думал, никто не видит. Но я как-
то увидела, потом специально иногда задерживалась, посмотреть Ц красив
о! А этого я сама из соски выкормила, с самого первого дня, он мне теперь что
сыночек. Волчок, я тебя опять выхожу, ты не волнуйся, но только уже никуда н
е отпущу, будешь при мне да Деде, здесь тебе хорошо будет, никто тебя не оби
дит, и лес рядом.

* * *

Волк выздоравливал тяжело и долго. В былые годы он б
ы, наверно, и внимания большого не обратил на травму Ц ну болит, поболит-п
оболит и перестанет, первый раз что ли, а мышцы побитые, так они на ходу тол
ько быстрее разойдутся. Но сейчас он захандрил, лежал целыми днями у печк
и, как болонка, лишь изредка, по надобности, выходя на двор. И лес, начинающи
йся почти от самого дома, роскошный, девственный, не испорченный людьми, н
е привлекал его, даже промелькнувший как-то раз на опушке заяц лишь на мгн
овение задержал его взор, Волк развернулся и, понурив голову, побрел обра
тно в дом, поскреб когтями дверь, подождал, расслышав шаркающие шаги Деда,
когда тот впустит его, и отправился прямиком на свой коврик. Каждой утро Д
ед с Марией, отправляясь на лыжную прогулку, звали его с собой, но он закры
вал глаза, будто спит, и они оставляли его. Мария постоянно осматривала ег
о, сгибала и разгибала поврежденную лапу, с которой давно уже сняли шину, т
рогала нос, зарывалась рукой в шерсть, прослушивая сердце, и недоуменно о
тходила: «Ничего не понимаю!» Дед спокойно наблюдал за этой суетой: «Само
образуется!» Ц и изредка подзывал Волка к себе, клал его тяжелую голову к
себе на колени и начинал не спеша перебирать пальцами шерсть у него за ух
ом. Волку это было приятно, от этого он начинал злиться на себя, отдергивал
голову и хмуро возвращался на свое место. «Гордый», Ц посмеивался Дед.
Но как-то раз, в начале марта, выйдя из избы, Волк вдруг уловил неожиданно с
вежий запах травы, сохранившейся под снегом и обнажившейся в проталине н
а ярком, по-весеннему теплеющем солнце. И вот зажурчала капель у дома, и си
нички тут как тут слетелись на выброшенные Марией крошки, и деловитый по
ползень, скользя вниз головой по яблоне, начал выстукивать песню возрожд
ающейся жизни. Волк с изумлением оглянулся вокруг, поднял голову и резко
взвыл, но это был радостный весенний вой, им в былые времена самцы призыва
ли самок и возвещали последнюю совместную охоту Стаи. Как будто пелена с
пала с его глаз, он задорно рванул в лес, держась накатанной лыжни, и, обежа
л всю округу, приветствуя всех жителей леса Ц и белок, начавших несконча
емый хоровод на елях, и отощавших, в поблекших пижамах барсуков, боязливо
высовывавшихся из своих нор, и лосей, уныло сдирающих кору с осин, и снегир
ей, с веселым щебетом поклевывавших сморщенную рябину. «Я вернулся, но се
годня я сыт и потому добр! С весной вас всех! Много корма вам и хорошей добы
чи», Ц кричал он на ходу и обитатели леса свиристели, цокали, хрюкали и мы
чали в ответ, благодарно и дружелюбно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27