– А как же с ребятами? Им бы тоже неплохо все вспомнить.
– Думаю, о них уже позаботились, – загадочно улыбнулся Алексей. – Тебе надо отдохнуть. Сейчас я переключу прибор, и ты уснешь. Через пару часов мы увидимся снова.
Он тронул кристалл на приборе, и Кэрри тотчас провалилась в мягкий и пушистый сон. Сон был ее свободой и облегчением.
Алексей подождал, пока она заснет крепче, и осторожно снял с ее головы датчики. Она не проснулась. На листке бумаги он написал:

«Прости меня, Кэрри. Мы никогда больше не увидимся. Но то, что ты мне дала, бесценно.
Твой Алексей».

Он положил записку под пустую банку из-под пива и тихо вышел из комнаты. Крутая игра закручивалась вокруг пси-эмиттера. Кэрри действительно дала важную информацию, и он торопился переслать отчет обо всем консулу Протосса. Мощный мотор «Харлея» взревел на улице, но Кэрри этого не услышала.

Земля.
Европейский сектор. Исследовательский центр «Башня»

Это была ночь рождения. Считанные часы оставались до рождения младенцев. Почти весь научный персонал собрался в инкубаторе. Ждали. Генри Симпсон ходил важный и то и дело поглядывал на монитор, где отражались процессы белкового синтеза.
– Ну, Иван, скоро вылупятся твои первенцы!
– Еще часа полтора.
– Не важно. Главное, мы это сделали.
– Совсем как люди. Маленькие человечки, – сказала Сандра Харлоу, старший ассистент Симпсона.
– Да, мутации небольшие – десять – пятнадцать процентов. Удивительные существа, и совершенно непостижимо, как это произошло.
– У меня возникли кое-какие соображения на этот счет. Я подготовлю сообщение, – сказал Иван Стуков.
– Давай, подготовь, – согласился Симпсон. – У меня тоже есть соображения. У все остальных, надеюсь, тоже. Поэтому готовьте свои наброски к среде. Устроим небольшую конференцию.
– Посмотрим, кто еще вылупится и как поведут себя эти малыши, – скептически заметил пожилой профессор из Эссенского университета Хайнц Тендер.
– Генри, я все-таки не пойму, к чему весь этот театр абсурда? У нас тут человечки, пусть даже уродцы, а люди за стеной думают, что мы клонируем зоргов! Достаточно выйти и объяснить им это, – возмутился Иван.
– Иван у нас как всегда! Что ты объяснишь этой толпе, этому сброду? Да они порвут тебя на кусочки, они уже к этому приготовились! АГА всех их давно зазомбировала. Ты слышал их призывы?
Уже второй день под окнами «Башни» раздавались требования уничтожить центр вместе с вылупившимися гадами.
– Мы могли бы все объяснить людям… – стоял на своем Иван.
– Это не люди – толпа. А объясняться с толпой – дело политиков. Они заварили эту кашу, пусть они и расхлебывают. Наше дело – уведомить Плавича, дело Плавича – довести до руководства НАТО, тех – до президента… В общем, пусть пашет бюрократическая машина. А у нас тут свои делишки и свои детишки! – безапелляционно заявил Симпсон.
– Ой, кажется, начинается! – воскликнула Сандра.
– Да рано еще.
– Сами смотрите.
Генри подошел к монитору. Один из человечков заворочался и стал выталкиваться в более светлую сторону, где, как предполагал, был выход.
– Да, похоже на то. Ну-ка, давайте все по местам, бабки-повитухи!
Тут и второй братец пришел в движение и заворочался в искусственной утробе.
– Сейчас, подождите, малыши, – приговаривала Сандра, колдуя над пультом управления инкубатора.
Но малыши, похоже, ждать больше не хотели. Путаясь в пуповине и разных трубках, они упрямо ползли к прозрачному люку.
Иван подошел к витальным камерам и открыл люки.
– Отключаю раствор, – сообщил Генри. Воды, заполняющие камеры, ушли. На дне смешно брыкались два человеческих детеныша.
– Давайте доставать их, ребята.
Иван и Сандра подхватили новорожденных и достали из камер. Тут же отсоединили пуповину и трубки. Малыши, вдохнув воздуха, запищали.
– Совсем как люди, – сказала Сандра.
– Они и есть люди, только с небольшими отклонениями. Вот у этого средний палец слишком длинный и острый, и все. Больше ничего пока не вижу. – Иван внимательно осматривал младенца.
– А у твоего вообще все в норме. – Симпсон кивнул на малыша, которого держала Сандра.
– Мальчики! Как мы их назовем?
– Это уж пусть Иван думает. Он у нас родитель, – улыбнулся Генри.
– Да, такого еще не бывало. Удивительно, на что порой бывает способна природа, – философски заметил Хайнц.
Все чувствовали некоторую неловкость. Это, наверное, оттого, что событие, которого все они с таким нетерпением ждали, свершилось слишком уж буднично и прозаично. И еще никто на Земле не осознал его значимость. А между тем вокруг этих двух маленьких мальчиков закручивались в борьбе такие силы, что не только малышам, но даже их взрослым и ученым нянькам было невдомек, чем все это в конечном счете может закончиться. Малыши же, совершенно человеческие, попискивали и забавно дрыгали ручками и ножками.

Земля.
Африканский сектор. Весттаун

Конахену стало лучше. Он открыл глаза и увидел, что лежит в белой больничной палате в чистой постели. К нему тянулись трубки и провода от капельниц и приборов. Его правая рука была почти полностью покрыта гелевым сорбентом, заменяющим кожу.
«Здорово же я обгорел, – подумал генерал. – Интересно, куда меня запихали?» Одно было несомненно: сегодня ему значительно лучше. Если еще вчера сознание то меркло, то возвращалось, то сегодня оно вернулось полностью. Боли он пока тоже не чувствовал. Наверное, ввели сильное обезболивающее.
Он потрогал левой рукой Эрлиер. Медальон был на месте. Все это время, пока он был без сознания, его посещали какие-то странные то ли сны, то ли видения. Ему казалось, что он разделился. Один Конахен лежал безжизненным телом, когда его везли в Весттаун, другой же Конахен жил автономной жизнью: видел странные картинки в Эрлиере и даже отправил письмо электронной почтой. Это было настолько невероятно., что генерал сам отказывался в это поверить. Но ясно помнил, кому, какое и зачем послал письмо. После того как рядом с ним взорвалась бомба, его словно осенило. Он ясно увидел, у кого находится пси-эмиттер. У того парнишки с завода в Сарапуле. И как это он раньше не догадался? Все просто. Парень нашел в трюме пси-эмиттер и спрятал его. Генерал увидел эту картинку и все понял. Оставалось найти парнишку. С помощью глобальной Сети он сделал это. Написал Сергею Кудрявцеву письмо и попросил о встрече в Мостаре. Почему именно там? Так решила его душа или тот сгусток психической энергии, что поселился в нем после путешествия на Тар и который теперь почувствовал себя свободным. Генерал не знал, как это объяснить. Но то, что предпринял его альтер эго, второй Конахен, посчитал правильным. Раз в Мостаре собираются клонировать зоргов, значит, он должен быть там. Он сам заварил эту кашу, поднял людей и должен быть вместе с ними. Там встретится с Сергеем и решит, что делать дальше. В том, что Сергей появится в Мостаре, Конахен не сомневался.
Так говорила его душа, а ей, как показали прошедшие дни, можно верить. Все было сделано правильно. Теперь надо было встать на ноги. Конахен дотянулся до кнопки дежурного вызова. Где-то в коридоре прозвучал звонок, но в дверях появилась не дежурная медсестра, а негр в форме местной полиции.
– Доброе утро, сэр! Мы так волновались за вас, – произнес негр голосом лейтенанта Трипа. Конахен рассмеялся:
– Что это с тобой, парень? Ты – негр?
– Вы тоже, сэр. Камуфляж, сэр. Новейшее достижение медицины – смена кожного пигмента.
Генерал вытащил руки из-под простыни. Так и есть, черные. А он думал, что обгорел при бомбардировке.
– Это так и останется?
– Если не делать повторных инъекций, пройдет через пару суток.
– Ну тогда ладно. Хороши же мы будем, если останемся черными.
– Нам надо скрываться, сэр.
– Нет, сынок, пора двигать в Мостар. Как там дела?
– Антигалактисты осадили базу. Про клонирование, естественно, ничего не слышно. Войска НАТО перекрыли границы БиГ, никого туда не пускают. Да и доктор говорит, что вам нельзя двигаться, – выпалил Трип.
– Плевать на доктора, мне уже лучше. Где мы находимся?
– В Весттауне, западное побережье Африки. В частной клинике доктора Вернона, друга доктора Бонго. Белено вам передать, что операция у вас прошла успешно и никаких осложнений на мозге не предвидится.
– Вот видишь, тем более пора двигать. Хаксли где?
– Отдыхает. Мы дежурим по очереди.
– Он тоже черный? – спросил генерал.
– Как смоль, сэр.
– Ну вы даете! – улыбнулся Конахен.
И как ни отговаривали его врачи, генерал все же настоял, чтобы к вечеру того же дня его погрузили на океанский эк-раноплан, направляющийся в хорватский Дубровник.

Земля.
Американский сектор. Санфорд, Флорида

Кэрри сидела, комкая в руках оставленную записку. Ей было больно. Ее предали. Это чувство унижения она часто испытывала в ответ на любую несправедливость и обиду. И поводов для этого с самого детства накопилось предостаточно…
Колония на Альбукерте, где она выросла, была не тем местом, куда устремлялись богатые туристы. Сюда переселялись те, кто не мог найти работу на Земле или в процветающих колониях. Таких людей с обжитых мест выталкивали вежливо, но настойчиво. И, отчаявшись найти какой-либо выход из положения, они летели на Альбукерт. Жизнь на поверхности планеты была невозможна, и колонистов ждали жилища, похороненные глубоко в недрах этой богатой полезными ископаемыми планеты. Подземные выработки, будто прорытые червями ходы, пронизывали внутренности этой планеты. Мир духоты и вечной ночи.
«Шахты Альбукерта – каждый станет богаче!» – крикливый лозунг встречал переселенцев на космодроме.
На поверхности ледяная пустыня (минус 120 по Цельсию и ниже). И переселенцы, с испугом обозрев каменные глыбы, покрытые шапками метанового льда и снега, спешили в лифт, уносящий их в недра этой негостеприимной планеты.
Кэрри родилась на Альбукерте и до десяти лет ни разу не бывала на поверхности. Ее детство прошло в маленьком шахтерском городке, обитатели которого были заняты добычей редкоземельных металлов. И она прекрасно знала, что, вопреки зазывным плакатам, здесь никто богаче не становился. Если человек попадал в шахты Альбукерта, он уже никогда больше не возвращался в МИР. Она всегда завороженно и с каким-то особенным чувством невообразимого счастья произносила это слово – МИР. Это было нечто прекрасное и возвышенное. Там было голубое небо, сияло солнце, текли реки и плескались теплые моря, в которых можно было купаться. Но все это было лишь в сетевизоре и на картинках. Они были мудрыми – дети Альбукерта – и знали, что их родителям уже никогда не выбраться на поверхность.
Под сводами огромной пещеры, где расположился их городок Хитчтаун, названный так в честь президента, при котором был открыт Альбукерт, сияло искусственное плазменное солнце. Оно светило всегда – и днем, и ночью. Все жили по часам и, когда приходило время спать, плотно закрывали жалюзи на окнах в квартирах, оборудованных в пещерах бывших штолен и горных выработок. Да и «домов» с вырубленными в скалах квартирами насчитывалось здесь не больше десятка. Между этими домами-скалами вилась железная дорога, перевозящая руду к лифту, да несколько пешеходных дорожек. Но несмотря на яркий свет искусственного солнца, который, согласно заключению экспертов, был полностью идентичен натуральному, растения в Хитчтауне не росли. Те несколько жалких уродцев, высаженных возле центральной башни, где на разных этажах располагалось горное управление, мэрия и несколько магазинов, назвать деревьями язык не поворачивался. В счет они не шли. Но люди скучали по зелени и, у кого еще находились на это силы, выращивали растения у себя дома. Благо «квартиры» можно было практически неограниченно углублять внутрь горных выработок. Но вся проблема состояла в плодородной почве. Ее на Альбукерте, планете, начисто лишенной органической жизни, не было. Почву доставляли с других планет Федерации, и обходилась она на вес золота. Вот и в семье родителей Кэрри – Моргана и Элизабет Рэнд – было лишь два цветочка. Это была роза и еще какое-то пышное вьющееся растение, названия которого Кэрри не помнила. В школе дети богатых хвастались, что у них дома много цветов и даже пальмы. Кэрри не слишком верила им, но убедиться, так это или нет, не могла. В богатые дома ее не пускали. Поэтому единственной ее гордостью была роза, за которой они с мамой ухаживали очень бережно.
Все в ее жизни изменил случай. Однажды отец решил расширить их квартиру-пещеру, сделать ее чуть просторнее. Для этого надо было пробить тонкую переборку в породе и выйти в следующую полость. И в воскресенье в свободное от работы время отец притащил домой пару роботов и все необходимое оборудование. Это было ужасно: шум, треск и пыль столбом. Мама пыталась что-то кричать, но ничего не было слышно, она разевала рот беззвучно, как рыба. Отец Кэрри, человек спокойный и покладистый, только улыбался. Наконец к вечеру все было кончено. Дыра пробита, и к их гостиной присоединилась довольно просторная пещера. Прихватив фонарики, они двинулись осматривать свои новые владения.
– Подведем термальные воды, освещение, и все будет отлично. Смотрите, как стало просторно! – радостно улыбался Морган Рэнд.
Десять лет они теснились в двухкомнатной пещере. Кэрри подрастала, и отец таким образом захотел обеспечить ее своей комнатой.
И хотя каждый из них гнал мысль, что им навсегда придется остаться на Альбукерте, – денег, что зарабатывал отец, едва хватало на жизнь. В подземной колонии все было очень дорого. И возможность вырваться в более благодатные миры с каждым годом представлялась все более призрачной.
– Ну, лисенок, приберемся тут, и будет у тебя своя комната. – Отец очень гордился, что мог хоть что-то сделать для дочери. За аренду роботов, строительные материалы, проекты и согласования он заплатил немало.
Кэрри, десятилетняя тогда девочка, шла вдоль шершавых стен своей новой комнаты и вела по ним пальцем. Детская получилась просторная: пятнадцать метров в длину и девять в ширину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83