Интересно, размышляла Кэрлис, каково это – поужинать с привлекательным мужчиной, который не является мужем или сослуживцем. Интересно, как она сама себя поведет: справится ли с ситуацией, которая ее и страшит, и привлекает. Интересно, вправду ли она такая здравомыслящая, как себе кажется. В конце концов, она уже не Кэрлис-неудачница. Она вице-президент крупной фирмы, у нее великолепные апартаменты в престижном районе Нью-Йорка, богатый и влиятельный муж; а однажды, без видимых угрызений совести, она переспала с чужим мужчиной. Интересно, совпадают ли созданный ею образ и реальная женщина.
В обеденное время ресторан «Ле Сирк» представляет собою парад знаменитостей: от Арианны Стассинополус до Джереми Япкина. Вечерами это вполне консервативное заведение, где обслуживают богатых бизнесменов и утомленных политиков, как правило, с женами. Никто из тех, кому надо что-нибудь скрыть, не появится вечером в «Ле Сирк».
– Глаза у тебя, словно изумруды, – прошептал Джордж, когда метрдотель усадил их. Он взял ее за руку и долго не отпускал. Джейд, насколько ему было известно, ужинала с Мэри Лу и Стивом. У них было какое-то дело, о котором она предпочитала не распространяться, и засидятся они, вероятно, надолго.
– Спасибо, – отняв, наконец, руку, Кэрлис огляделась и, хоть и не чувствовала за собой никакой вины, с облегчением отметила, что знакомых не видно.
– Кирк, наверное, спятил – разве можно надолго оставлять тебя одну, – Джордж проследил за ее взглядом и внимательно посмотрел на нее.
– Телятина, наверное, пойдет, – чтобы избежать его пристального взгляда, она погрузилась в изучение меню. – Или, может, лучше «паста примавера». Кажется, это местное изобретение.
Сделав заказ, Кэрлис, слегка волнуясь, заговорила о делах. Дав ей возможность освоиться, он улыбался и слушал историю о том, какой невозможный Лэнсинг и какой невозможный Серджио. В свою очередь, он развлекал ее рассказами о привередливых клиентах, и к концу ужина Кэрлис совершенно успокоилась, чувствуя себя, как и всегда с Джорджем, легко и свободно. Покидая ресторан, она забыла о своих волнениях, думая лишь о том, как хорошо на ней сидит костюм из «Адольфо» и как приятно быть с мужчиной, на которого все обращают внимание.
– Жаль, что нам раньше не пришло это в голову – поужинать вместе, – сказала Кэрлис, когда они прощались на углу Парк-авеню и Шестьдесят пятой. – Я и забыла, как с тобой хорошо.
– А я боялся пригласить тебя.
– Боялся? – Кэрлис трудно было себе представить, что кто-то ее боится.
– Боялся, что ты откажешься, – Джордж всегда давал женщинам возможность понять, какую власть они имеют над ним.
– Чего же тебе бояться меня?
Стояла теплая весенняя ночь, редкие в этот час машины величественно проплывали по Парк-авеню, а воздух был напоен запахами нарциссов. Манхэттен, весь в цвету и блеске, лишний раз доказывал, что это самое волнующее, самое замечательное место в мире.
– Считаешь, нечего?
– Ну, разумеется, – сказала она. – Ты ведь знаешь, что со мной можно говорить о чем угодно.
– На самом деле?
– Конечно.
– Тогда я скажу то, о чем думал с самого утра. Мне хочется, – продолжал он тихо, так тихо, что ей пришлось наклониться к нему, – остаться с тобой наедине.
– Нет, – с улыбкой ответила она, стараясь, чтобы отказ не обидел его. – Нет, нет. Я ведь не просто так говорила с тобой в прошлый раз в баре. Давай будем просто друзьями. Пусть не будет ничего, о чем бы мы после жалели.
– Будет только то, чего ты сама захочешь, – сказал Джордж. – А сейчас давай я покажу тебе кооперативный дом, который недавно построил в Шерри Незерленд. Там еще никто не живет.
Кэрлис внимательно посмотрела на него, не зная, можно ли ему верить.
– Обещаю, – сказал Джордж. – Я к тебе даже и не прикоснусь, если ты сама не захочешь.
– Ну что ж, – произнесла она. – Только запомни, я действительно не хочу, чтобы ты ко мне прикасался.
– Ладно, – сказал он, улыбаясь, – договорились. Она тоже улыбнулась и, испытывая все же некоторое смущение, пошла вслед за ним в сторону Пятой авеню.
Это была шикарная квартира, предназначенная для бизнесмена из Лондона. Повсюду стояли массивные кресла, еще покрытые замшевыми покрывалами. На кофейном столике из черного мрамора лежала стопка газет. Темно-синие оконные шторы, укрывающие жилье от внешнего мира, сверкающая глянцем кухня, столь же блестящая ванная, спальня, где была кровать, два ночных столика и кожаное кресло, – от всего исходил какой-то мужской дух, и все выглядело уверенно и солидно.
– Ничего лишнего, – с восхищением сказала Кэрлис, расхаживая по квартире и дотрагиваясь до замшевых покрывал. Я в безопасности, повторяла она себе. Она верила Джорджу и его обещаниям. И все же садиться не хотелось. Она продолжала расхаживать, стараясь избегать его взгляда.
– Я тоже думала о том, чтобы избавиться от ненужных вещей, – говорила она. – Но все никак не получается. Я просто боюсь выбрасывать любимые платья. Может, когда-нибудь они снова войдут в моду. У меня рука не поднимается выбросить старые письма и фотографии, и я все еще держу блюдца, чашки от которых давно разбились. – Она все никак не могла замолчать, хоть и понимала, что говорит слишком много. – Наверное, я слишком сентиментальна.
– Вот и оставайся такой, – сказал он, подходя к ней. – Такой ты мне и нужна. – Он потянулся и притронулся к ее волосам, а она отшатнулась так резко, что едва удержалась на ногах.
– Нет! Ты же обещал! – Она была напугана. Ей хотелось убежать, но ноги отказывали.
Джордж поддержал ее. Его руки обвились вокруг нее.
– Да, обещал, – пробормотал он. – Я не прикоснусь к тебе, если не хочешь. – Но, произнося эти слова, он гладил ее по волосам и прижимался губами к щеке.
– Не надо, – прошептала Кэрлис.
Он притянул ее к себе, чувствуя все ее гибкое тело, податливую грудь, узкую талию, мягкий изгиб бедер. Он начал целовать ее – сначала медленно и нежно, потом все более настойчиво и властно раздвигая языком губы.
– Нет, – повторила она, стараясь оттолкнуть его, делая последнюю попытку погасить свое желание.
– Ты уверена? – прошептал он, продолжая гладить ее. – Ты в самом деле уверена?
– Нет, – едва выговорила она. – То есть я хочу сказать, да.
– Так я и думал, – Джордж, покрывая поцелуями ее шею, грудь, повел ее в спальню, и Кэрлис подчинилась ему.
– Да? – спросил он, расстегивая на ней блузу и лаская грудь, целуя соски.
– Да? – снова спросил он. – Скажи мне, Кэрлис. Да? Ты хочешь меня?
– Да, – еле слышно произнесла она. – Да.
– Да – что? – он отстранился от нее на мгновение, на страшное, долгое мгновение.
– Да, – она сама не понимала, что говорит, и хотела только одного – чтобы он продолжал, не останавливался, не уходил. – Пожалуйста.
Он снова обнял ее, снял блузку, начал ласкать шею, плечи, грудь, постепенно двигаясь вниз. Добравшись до заветного, он вновь отстранился на один мучительный миг.
– Ты хочешь того же, чего и я?
– Да, – прошептала она. Только бы он не останавливался.
– И так же сильно, как я? – Он не спускал с нее глаз.
– Не так же. Больше, – она положила руку ему на голову, придавила ее, направляя к нужному месту, закрыла глаза, полностью отдаваясь его прикосновениям. – Пожалуйста.
Когда он уже входил в нее, Кэрлис открыла глаза и увидела у себя на пальце сверкающее обручальное кольцо. Кэрлис сняла его и положила на ночной столик. Отдаться акту грешной любви она была готова, вступать в спор с символами супружества – нет.
Широко раскрыв глаза, Кэрлис чувствовала, как Джордж входит в нее все глубже, глубже. Ей хотелось запомнить каждое движение – она плотно зажмурила глаза и впилась ему в губы, словно полностью растворясь в нем, вдыхая запах его кожи. Когда терпеть более не было сил, она коротко вскрикнула, но сама не слышала ни звука.
– Ш-ш, – мягко проговорил Джордж, прикрывая рукой ее рот.
– Разве я что-нибудь сказала? – спросила она удивленно.
– Нет, – нежно ответил он, – но ты была прекрасна. Просто прекрасна.
Приняв душ и одевшись, Кэрлис вышла на улицу и с удивлением обнаружила, что ничего не переменилось. Угрюмый таксист-еврей отвез ее домой и, даже не поблагодарив, взял чаевые. Лестер, привратник, пожелал ей доброй ночи, и Чарли, лифтер, – тоже. Никто ничего не заметил. Открывая дверь, она вдруг поняла, что непостоянный режим ее работы, поздние ужины с заказчиками, людные совещания, поездки в Вашингтон и Бостон, из которых она часто возвращалась домой за полночь, составляли отличное прикрытие для тайных встреч.
Войдя в дом, она обнаружила, что все осталось на прежнем месте – и коллекция голубого фарфора, и пляжный халат на спинке кровати, и косметика в ванной. А чего, собственно, она ожидала? Что вещи восстанут и поднимут против нее бунт?
Она почистила зубы, вымылась, надела ночную рубашку и легла в постель, ощущая приятную истому во всем теле. Она чувствовала необыкновенный прилив жизненных и душевных сил. Глядите, вот она, ей можно только позавидовать: у нее есть интересная работа, любимый муж и любовник, который не может без нее жить.
На сей раз Кэрлис не сказала себе: это в последний раз.
Джордж тоже сразу отправился домой. Джейд была уже там. Она сидела на кровати в ночной рубашке, одновременно смотря ночные новости, потягивая чай и листая «Вог».
– Мы с Уиллом засиделись на работе, – сказал Джордж, все еще ощущая на теле прикосновения Кэрлис.
– А у меня для тебя новости, – сказала Джейд, давая понять, как ждала его. Она никогда не умела скрывать своих чувств. – Помнишь, я не смогла пойти на вечеринку, которую ты устраивал для Матти Робинсона? Ну так вот, мы со Стивом только что подписали договор с Мэри Лу. Савенн открывает здесь, в Нью-Йорке, первую галантерею Стефана Хичкока. И мы хотим, чтобы оформил ее ты! – Она замолчала, ожидая потока благодарностей. Но Джордж не произнес ни слова. – То есть если тебя это интересует.
– А почему ты, собственно, передумала? – осторожно спросил Джордж, не желая показывать ей свои чувства. – Ведь ты же не хотела работать со мной.
– Это было давно, и тогда я не была уверена в нашем будущем, – честно призналась Джейд. – Я не знала, как у нас все сложится. А теперь все переменилось, мы живем вместе.
Джейд хотела его, но Джордж отстранился. Он был польщен и обрадован предложением, но ему казалось, что Джейд играет роль госпожи Благодетельницы. Может, все это его фантазии, но он подумал, что она хочет, чтобы свою благодарность он доказал в постели.
– Ничего? – спросил он немного виновато. Он боялся оказаться не в форме. Он говорил себе, что это из-за Кэрлис, забывая, что раньше все было наоборот: после одной женщины у него еще лучше получалось с другой.
– Что-то я паршиво себя чувствую. Наверное, простудился.
– Ничего страшного, – успокоила его Джейд. Она всегда так говорила. Хоть бы раз разозлилась, подумал Джордж.
Глава VIII
То, что началось между Кэрлис и Джорджем, соответствовало представлениям Кэрлис о романах. Роман, считала Кэрлис, не имеет ничего общего с реальной жизнью, это время вне времени, одолженное время, украденное время, ирреальное время. Роман – это роскошь, которую не всякая женщина может себе позволить. И поначалу у нее с Джорджем все складывалось именно так. Пара часов в конце рабочего дня, когда они наслаждались друг другом на смятых простынях в безликих гостиничных номерах; часы, украденные у обеда; беглые поцелуи; разговоры по телефону шепотом; шикарное белье и ледяное шампанское из высоких бокалов.
– У тебя кожа нежная, как бархат, – говорил Джордж, целуя и лаская ее. Когда-то Кирк говорил то же самое. Но когда это было? Теперь он толкует о прибылях, вкладах, акциях, о своем «Самоуче». Однажды Кэрлис не выдержала:
– Ты можешь говорить о чем-нибудь другом? – прервала она его.
– А о чем мне говорить? – раздраженно откликнулся Кирк. В конце концов, ведь все это для нее! В компанию вложены ее деньги. И обогащает он тоже ее, во всяком случае, и ее тоже. – Разве есть что-нибудь важнее этого?
Если сказать ему, что жена завела любовника, может, и выяснится, что есть вещи поважнее, но, разумеется, Кэрлис промолчала, не дав воли женскому тщеславию.
Когда Джордж дарил ей белые и желтые фризии, Кэрлис ставила их себе в кабинет и держала в вазе до тех пор, пока все лепестки не облетали, а запах не выветривался. Ей так и не удалось вспомнить, когда Кирк приносил ей цветы в последний раз.
Как-то она вскользь заметила, что любит малину. Джордж запомнил это, и в следующий раз, когда они были в ресторане, он заказал ее и, обмакивая в шампанском, отправлял ей ягоду за ягодой в рот. Кирку, разумеется, ничего подобного и в голову прийти не могло.
Однажды Джордж удивил ее: прямо в постель им принесли обед из «Лютеции». Кирк ненавидел есть в постели. Он говорил, что это неудобно, и жаловался, что повсюду валяются крошки.
Вначале Кэрлис удивлялась, что не испытывает угрызений совести. То, что она виделась с Джорджем реже, чем хотела бы, делало ожидание более нетерпеливым, а любовные объятия более страстными, но все равно возникало ощущение, что, отказывая себе, она таким образом сохраняет свой дом. Как можно чувствовать вину, спрашивала она себя, когда не получаешь и малой доли того, чего хочешь?
Она говорила себе, что роман ее – всего лишь забава; что секс в эпоху сексуальной свободы это только здоровое выражение случайной симпатии к мужчине. Моногамия, говорила она себе, с удовольствием повторяя само слово, хороша для тех, у кого нет соблазнов.
В первые две недели романа она даже считала, что ведет себя чуть ли не правильно, ибо Джордж даже содействовал семейному счастью. Она теперь чаще посматривала в зеркало, и отражение ей не всегда нравилось. Имея любовника, она подумала, что напрасно воспринимает мужа как что-то привычное и постоянное. Допустим, Кирк утратил вкус к романтике, но с равным основанием в том же можно было обвинить и ее.
У нее вошло в привычку надевать дома просторный купальный халат. В нем было удобно, но соблазнительности он ей не прибавлял. Кэрлис отправилась к Саксу и купила муаровую рубашку и роскошную пижаму голубого цвета с алой окантовкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64