https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkala/kruglye/
И какая славная эта Дорис Хартли. И семья у них, должно быть, замечательная. Джейд восприняла это как доброе предзнаменование. Яблоко от яблони недалеко падает, говорила она себе.
Дороти Маллен плакала, повторяя, что это от счастья.
Отец Джейд так и не появился на свадебном обеде, а ведь она его приглашала, и он поклялся, что придет. Джейд была очень расстроена. Не говорил ли он, что ни в коем случае не пропустит свадьбы своей любимицы. И хотя она знала, что верить ему нельзя, все равно ждала, потому что хотела, чтобы в такой день и отец и мать были с ней. В туалете Джейд разрыдалась, и мать утешала ее.
– Может быть, это и к лучшему, – говорила Дороти, зная, что стоит ей оказаться рядом с Арнольдом, как непременно начнется скандал. – Мы бы наверняка повздорили и испортили тебе свадьбу.
Да она и так испорчена, грустно подумала Джейд. Она была признательна матери за утешение и старалась вызвать в себе ненависть к отцу, но безуспешно. Как бы он ни поступал по отношению к ней, она никогда от него не отвернется.
Тем же летом они перебрались в Нью-Йорк. Для Джейд это было подобно путешествию в рай; для Барри – пересадка по пути назад, в Форт Уэйн. Барри поступил в Колумбийский университет, на управленческое отделение, и хотя семья была богата, Херб Хартли предпочитал не портить сына и высылал ему весьма скромные суммы денег. Хербу Хартли нужен был не плейбой, а настоящий преемник дела. Джейд надо было работать, чтобы содержать семью. Она мечтала о месте художественного редактора в «Воге». Анкеты и эскизы были оставлены и в «Воге», и в других журналах моды Нью-Йорка? Никто, однако, не откликнулся, за исключением заведующего художественным отделом журнала «Стайл». Он посоветовал ей записаться на курсы, которые сам вел в колледже Парсонс. А потом, может быть, ее возьмут и в штат.
Однако работа – и зарплата – так или иначе были нужны, и единственное, чего Джейд хотела, чтобы она хоть как-то была связана с миром моды. В конце концов, она получила место у Савенна, в большом магазине спортивной одежды на Сорок второй улице. В обеденные часы она бегала по городу, стараясь продать свои эскизы. Ей хотелось устроить себе сеть заказов, это был идеальный вариант в случае рождения ребенка.
Чтобы сводить концы с концами, Барри нанялся на почасовую работу в галерее «Холмарк» на углу Пятой и Пятьдесят шестой.
В результате всего этого им хватило денег, чтобы снять квартиру на Морнинг-Сайд Хайтс. Квартира выходила окнами на кирпичную стену и на угол блошиного рынка. Джейд купила стулья с видом Элизабет Тейлор, покупающей бриллианты.
– Наша первая хижина, – засмеялась она. На ночь им приходилось отодвигать обеденный стол, чтобы откинуть складывающуюся кровать.
– Дай срок, и все переменится, – говорил Барри, ненавидевший и квартиру, и город. – Обещаю. Ты моя жена. Ты заслуживаешь всего самого лучшего.
– У меня уже есть все самое лучшее, – говорила она, наслаждаясь самим воздухом Нью-Йорка и совершенно не желая обращать внимания на временные неудобства. – У меня есть ты.
Барри был как раз таким мужем, какого хотела иметь Джейд – точная противоположность ее ветреному отцу. Для Барри она была всем, и он постоянно давал ей это почувствовать. Ему нравилось помогать ей на кухне. Она мыла посуду, он вытирал, рассказывая между делом, как прошел день. Каждый месяц, двадцать первого числа – в день их свадьбы, он приносил подарок: торт с надписью «Я люблю тебя», огромный букет цветов, флакон туалетной воды; он дарил кучу книг в мягкой обложке, которые, он знал, ей понравятся; роскошные заграничные журналы мод, вроде «Куин» или «Донны». При любой возможности он заезжал за ней в «Савенн», чтобы подбросить до дому.
– Но мы же муж и жена, – говорил он в ответ на ее слова, что она вполне может добраться на метро. – Мы должны быть всегда вместе.
Он окружил Джейд таким вниманием, говорил ей такие слова, что она чувствовала себя бесконечно любимой.
Девушки на работе смеялись: «Ты поймешь, что медовый месяц кончился, когда он разрешит тебе ездить домой на метро».
Но медовый месяц не кончался. Пока они не уехали из Нью-Йорка, Барри заезжал за ней на работу почти каждый день. Маленький «фольксваген», припаркованный у служебного входа на Сорок второй улице, стал символом вечной любви и счастья в браке.
Как-то в полдень, в самый разгар рождественских распродаж, Джейд вызвала к себе в кабинет ее начальница Эффи Гордон.
– Тебе известно, что на твоем этаже ты продала товара больше всех? – Начиная с головы, увенчанной шапкой мышиного цвета волос, до самых ног, обутых в крепкие, предназначенные для долгой ходьбы, кроссовки, Эффи Гордон представляла собой живое воплощение энергии трудолюбия. При этом у нее были самые добрые на свете карие глаза и милая улыбка, от которой на подбородке появлялась ямочка.
– Нет, – покачала головой Джейд. – Я никогда не веду таких подсчетов.
Джейд все еще мечтала, что ее рисунки появятся на обложках «Вога» и на страницах «Нью-Йорк таймс», в рекламных объявлениях, в больших магазинах мануфактуры. В свободное время она, набив портфель образцами своего творчества, моталась по городу, переходя из кабинета в кабинет: от художественных редакторов модных журналов – в агентства, специализирующиеся на рекламе одежды, из художественных отделов больших мануфактурных магазинов – к дизайнерам на Седьмой авеню.
Словом, толкалась ко всем, кто мог заинтересоваться эскизами модной одежды. Пока она получила лишь два заказа и заработала восемьдесят долларов. Она знала, конечно, что пробиться на этот рынок будет трудно; но что так трудно, даже вообразить не могла.
– Ну, так за тебя подсчитали, – продолжала Эффи. – Торгуешь ты бойко и тем самым поднимаешь мне настроение. Ценю. – Эффи сунула кипятильник в стакан воды. – Ты не думала о том, чтобы заняться розничной продажей? Я имею в виду профессионально заняться.
Джейд снова покачала головой. Познакомившись с Барри, она оставила мысли о карьере. Два-три интересных заказа, чтобы заработать лишнюю сотню, – вот и все, что она могла сделать.
– Я почему спросила? – Эффи высыпала в стакан пакетик кофе без кофеина. – Дело в том, что в январе открываются подготовительные курсы по менеджменту. Если хочешь, я могла бы тебя порекомендовать.
– Как ты думаешь, стоит? – спросила она Барри в тот же вечер.
Работать в «Савенне» было интересно, и предложение Эффи выглядело соблазнительно, хоть и не вполне согласовывалось с представлениями о собственном будущем, которые сложились у Джейд после замужества. Барри всегда твердил, что у нее артистическая натура, и она видела себя через призму голубой мечты. Дом у них будет небольшой, уютный, старинный, построенный в викторианском стиле. Она будет рисовать свои эскизы на мольберте, установленном в углу просторной кухни, где пахнет корицей и свежевыпеченным яблочным пирогом. Содержать семью будет Барри, а она станет немного подрабатывать рисунками, чтобы можно было покупать изящные платья и не слишком дорогие американские старинные вещи. А главное, конечно, – здесь будут расти дети: вот они начинают ходить, вот они уже выбегают через застекленную дверь на большую тенистую лужайку. В общем, мысль об управленческой работе не приходила ей в голову, и в то же время было в ней нечто привлекательное – ведь на дворе стояла зима 1969 года, когда все только и говорили о женщинах, их правах, талантах, возможностях. Разумеется, Джейд не причисляла себя к безумным либертенкам, сжигающим на публике лифчики, но и кухней замыкаться не хотела. Искусство – вот третий путь. Ты ни то и не другое, ты – художник.
– Неплохая идея, – сказал Барри, гордый тем, что Эффи выбрала его жену. – Тебе будет светить хорошая работа, но кто сказал, что это на всю жизнь? Будешь работать, пока не появится малыш, а потом уйдешь.
В ту ночь, как, впрочем, и каждую ночь, они любили друг друга. Барри, казалось, не мог ею насытиться, а она им. Менеджмент – не менеджмент, поставки – не поставки, а она обожала своего мужа, мечтала о ребенке и ждала настоящего начала жизни.
По окончании управленческих курсов Джейд направили в отдел «Моды будущего», где ей предстояло работать под началом Мэри Лу Тайлер.
– Мэри Лу! – говорили другие выпускники, закатывая глаза. – Бедняга Джейд.
– Никто еще не удерживался рядом с Мэри Лу Тайлер больше двух недель, – предупредила Эффи. – Она поедом ест своих помощников.
– Да наплюй ты. Не век же тебе там работать, и жить нам здесь тоже не век, – говорил ей Барри за обедом, выслушав рассказ о страшной Мэри Лу Тайлер. Они заказали цыплят, рис и салат. – Дай срок, вернемся домой, появятся деньги. Будем есть бифштекс и ростбиф, и тебе не придется работать.
– Хоть бы поскорее, – вздохнула Джейд, поглощая трехсотого, наверное, с приезда сюда, цыпленка. – Мы едим столько цыплят, что у меня, пожалуй, скоро вырастут крылья и клюв.
– Упаси Бог, – сказал он. – Как же я тебя буду тогда целовать?
Ночью, когда они любили друг друга, Джейд думала: отчего она до сих пор не беременна, ведь с Барри они были женаты уже больше года?
Глава VII
– Это не отдел, а полное дерьмо, – такими словами Мэри Лу Тайлер встретила Джейд. Мэри Лу сидела в своем душном кабинете, просматривая кипы заказов. Говоря с Джейд, она не поднимала на нее глаз. Собственно, лишь через две недели после появления Джейд она удосужилась спросить, как ее зовут. Помощницы сменялись так часто, что Мэри Лу обращалась к ним не иначе как «Эй, ты». К чему запоминать имена, которые никогда больше не понадобятся? – Я хочу, чтобы здесь был порядок: подбери-ка свитера, безрукавки, блузы, жакеты, брюки, платья по цвету и по размеру.
Отдел занимал чуть ли не весь торговый зал на пятом этаже, прямо напротив лифтов. Тут работы было на целое утро, но Мэри Лу это, кажется, не волновало.
– Затем, – сказала она, по-прежнему шелестя бланками заказов, – отправишься на Тридцать восьмую в «Плюм Пудинг». Там разыщешь Хью Фишбека и скажешь ему: пусть подавится этим, – Мэри Лу указала на четыре здоровенных картонных ящика с блузами. – На них черные пуговицы, а ведь я ему ясно сказала, что мне нужны красные, в форме сердечка.
Когда разделаешься с этим мудаком, – напористо продолжала Мэри Лу, все еще не глядя на новую сотрудницу, – заскочи к Элгину Лонгу. Там встретимся. На праздники хорошо шел его вельвет, и я хочу, чтобы к весне он подослал партию той же модели, только из сатина. Похоже, он знает толк в своем деле, – Мэри Лу снизошла до похвалы. – Да, вот еще. Ты видела последний номер «Вога»? «Новая звезда», – процитировала она. Джейд кивнула, что вряд ли было замечено. Она припомнила два шикарных разворота, рекламирующих одежду от Элгина Лонга в эдвардианском стиле.
Мэри Лу все еще тасовала бланки заказов, попивая при этом чай, дымя сигаретой и разглядывая макет рекламы. На Джейд она по-прежнему не поднимала глаз.
– Когда покончим с Элгином, – между прочим, он славный малый, оттого все ему и стараются помочь, – у нас встреча в «Рейни Дейз» – надо заняться плащами. Сын хозяина, слава Богу, запускает в производство новую модель – «Рейн дроп».
Мэри Лу, скосив глаза, ответила на телефонный звонок и тут же снова вернулась к разговору.
– А теперь давай поторапливайся, наводи порядок в отделе. Увидимся у Элгина Лонга, в два. Да, кстати, когда выпадет свободная минута, сбегай в «Даблдей» и верни им книги, – она указала на бумажный мешок рядом со столом.
Мэри Лу говорила с такой скоростью, что Джейд едва успевала все запоминать. К полудню она едва держалась на ногах, к трем не могла вспомнить имена людей, с которыми встречалась сегодня; она забывала имена поставщиков, их адреса, фасоны, заказанные Мэри Лу; не могла вспомнить, что ела на обед, и даже собственное имя вылетело у нее из головы, а к девяти, когда они с Мэри Лу подсчитывали кассу – по понедельникам и четвергам в «Савенне» работали допоздна, и в обязанности закупщиков входила проверка кассы, – Джейд была настолько измочалена, что расплакалась прямо в машине по дороге домой.
– Давай устроим сегодня обед, – предложила Джейд мужу через два месяца после того, как начала работать с Мэри Лу. Или, точнее говоря, после того, как Мэри Лу начала работать с ней. Прошло две недели, и Мэри Лу спросила, как ее зовут. Затем в течение месяца Мэри Лу звала ее «Джейн», «Джули», «Джоан», «Джоанна». Понадобилось полтора месяца, чтобы она запомнила имя Джейд.
Мэри Лу считали злюкой, она грубила всем налево и направо, была требовательной сверх меры и вообще невозможной женщиной, тем не менее у Джейд она вызывала восхищение. Мэри Лу Тайлер успела узнать про моду столько, сколько большинство никогда и не знало, и опытом своим охотно делилась с кем угодно. «Кем угодно» оказалась Джейд, и ей удалось бесплатно прослушать целый курс о прошлом и настоящем моды. Теперь она знала, кто такие Нормант Норрелл и Чарлз Джеймс, издали умела отличить оригинал от подделки и была в курсе всех новинок лондонской молодежной моды. Она научилась разбираться и в мини, и в макси, и в микро; научилась видеть разницу между вещами новыми и добротными и вещами просто новыми, но второсортными; между стилем и просто модой, между претензией и вкусом. Но самым важным событием за эти два месяца было то, что она поняла – те слезы по пути домой были вызваны не просто усталостью.
– Я хочу пообедать вдвоем. Только ты да я. Вечером, – сказала она. – Получится?
– Конечно, – ответил Барри, который всегда был рад любому предлогу отвлечься от работы над диссертацией. – А что, есть повод?
Она ушла с работы пораньше, и первую остановку сделала у мясного магазина Лобела на Мэдисон-авеню. Мясо здесь фасовали, как у Тиффани – караты, крохотными отбивными. Следующий пункт – «Эмпайр», где продавалась лучшая в мире фасоль; далее – Шестьдесят шестая, цветочный магазин, охапка маргариток. У Дюма она купила несколько пирожных «Наполеон», столь любимых Барри, – правда, соблюдая диету, он редко лакомился ими. И наконец, бутылка красного вина за шесть долларов – продавец уверял, что по качеству оно вполне подходит к задуманному обеду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Дороти Маллен плакала, повторяя, что это от счастья.
Отец Джейд так и не появился на свадебном обеде, а ведь она его приглашала, и он поклялся, что придет. Джейд была очень расстроена. Не говорил ли он, что ни в коем случае не пропустит свадьбы своей любимицы. И хотя она знала, что верить ему нельзя, все равно ждала, потому что хотела, чтобы в такой день и отец и мать были с ней. В туалете Джейд разрыдалась, и мать утешала ее.
– Может быть, это и к лучшему, – говорила Дороти, зная, что стоит ей оказаться рядом с Арнольдом, как непременно начнется скандал. – Мы бы наверняка повздорили и испортили тебе свадьбу.
Да она и так испорчена, грустно подумала Джейд. Она была признательна матери за утешение и старалась вызвать в себе ненависть к отцу, но безуспешно. Как бы он ни поступал по отношению к ней, она никогда от него не отвернется.
Тем же летом они перебрались в Нью-Йорк. Для Джейд это было подобно путешествию в рай; для Барри – пересадка по пути назад, в Форт Уэйн. Барри поступил в Колумбийский университет, на управленческое отделение, и хотя семья была богата, Херб Хартли предпочитал не портить сына и высылал ему весьма скромные суммы денег. Хербу Хартли нужен был не плейбой, а настоящий преемник дела. Джейд надо было работать, чтобы содержать семью. Она мечтала о месте художественного редактора в «Воге». Анкеты и эскизы были оставлены и в «Воге», и в других журналах моды Нью-Йорка? Никто, однако, не откликнулся, за исключением заведующего художественным отделом журнала «Стайл». Он посоветовал ей записаться на курсы, которые сам вел в колледже Парсонс. А потом, может быть, ее возьмут и в штат.
Однако работа – и зарплата – так или иначе были нужны, и единственное, чего Джейд хотела, чтобы она хоть как-то была связана с миром моды. В конце концов, она получила место у Савенна, в большом магазине спортивной одежды на Сорок второй улице. В обеденные часы она бегала по городу, стараясь продать свои эскизы. Ей хотелось устроить себе сеть заказов, это был идеальный вариант в случае рождения ребенка.
Чтобы сводить концы с концами, Барри нанялся на почасовую работу в галерее «Холмарк» на углу Пятой и Пятьдесят шестой.
В результате всего этого им хватило денег, чтобы снять квартиру на Морнинг-Сайд Хайтс. Квартира выходила окнами на кирпичную стену и на угол блошиного рынка. Джейд купила стулья с видом Элизабет Тейлор, покупающей бриллианты.
– Наша первая хижина, – засмеялась она. На ночь им приходилось отодвигать обеденный стол, чтобы откинуть складывающуюся кровать.
– Дай срок, и все переменится, – говорил Барри, ненавидевший и квартиру, и город. – Обещаю. Ты моя жена. Ты заслуживаешь всего самого лучшего.
– У меня уже есть все самое лучшее, – говорила она, наслаждаясь самим воздухом Нью-Йорка и совершенно не желая обращать внимания на временные неудобства. – У меня есть ты.
Барри был как раз таким мужем, какого хотела иметь Джейд – точная противоположность ее ветреному отцу. Для Барри она была всем, и он постоянно давал ей это почувствовать. Ему нравилось помогать ей на кухне. Она мыла посуду, он вытирал, рассказывая между делом, как прошел день. Каждый месяц, двадцать первого числа – в день их свадьбы, он приносил подарок: торт с надписью «Я люблю тебя», огромный букет цветов, флакон туалетной воды; он дарил кучу книг в мягкой обложке, которые, он знал, ей понравятся; роскошные заграничные журналы мод, вроде «Куин» или «Донны». При любой возможности он заезжал за ней в «Савенн», чтобы подбросить до дому.
– Но мы же муж и жена, – говорил он в ответ на ее слова, что она вполне может добраться на метро. – Мы должны быть всегда вместе.
Он окружил Джейд таким вниманием, говорил ей такие слова, что она чувствовала себя бесконечно любимой.
Девушки на работе смеялись: «Ты поймешь, что медовый месяц кончился, когда он разрешит тебе ездить домой на метро».
Но медовый месяц не кончался. Пока они не уехали из Нью-Йорка, Барри заезжал за ней на работу почти каждый день. Маленький «фольксваген», припаркованный у служебного входа на Сорок второй улице, стал символом вечной любви и счастья в браке.
Как-то в полдень, в самый разгар рождественских распродаж, Джейд вызвала к себе в кабинет ее начальница Эффи Гордон.
– Тебе известно, что на твоем этаже ты продала товара больше всех? – Начиная с головы, увенчанной шапкой мышиного цвета волос, до самых ног, обутых в крепкие, предназначенные для долгой ходьбы, кроссовки, Эффи Гордон представляла собой живое воплощение энергии трудолюбия. При этом у нее были самые добрые на свете карие глаза и милая улыбка, от которой на подбородке появлялась ямочка.
– Нет, – покачала головой Джейд. – Я никогда не веду таких подсчетов.
Джейд все еще мечтала, что ее рисунки появятся на обложках «Вога» и на страницах «Нью-Йорк таймс», в рекламных объявлениях, в больших магазинах мануфактуры. В свободное время она, набив портфель образцами своего творчества, моталась по городу, переходя из кабинета в кабинет: от художественных редакторов модных журналов – в агентства, специализирующиеся на рекламе одежды, из художественных отделов больших мануфактурных магазинов – к дизайнерам на Седьмой авеню.
Словом, толкалась ко всем, кто мог заинтересоваться эскизами модной одежды. Пока она получила лишь два заказа и заработала восемьдесят долларов. Она знала, конечно, что пробиться на этот рынок будет трудно; но что так трудно, даже вообразить не могла.
– Ну, так за тебя подсчитали, – продолжала Эффи. – Торгуешь ты бойко и тем самым поднимаешь мне настроение. Ценю. – Эффи сунула кипятильник в стакан воды. – Ты не думала о том, чтобы заняться розничной продажей? Я имею в виду профессионально заняться.
Джейд снова покачала головой. Познакомившись с Барри, она оставила мысли о карьере. Два-три интересных заказа, чтобы заработать лишнюю сотню, – вот и все, что она могла сделать.
– Я почему спросила? – Эффи высыпала в стакан пакетик кофе без кофеина. – Дело в том, что в январе открываются подготовительные курсы по менеджменту. Если хочешь, я могла бы тебя порекомендовать.
– Как ты думаешь, стоит? – спросила она Барри в тот же вечер.
Работать в «Савенне» было интересно, и предложение Эффи выглядело соблазнительно, хоть и не вполне согласовывалось с представлениями о собственном будущем, которые сложились у Джейд после замужества. Барри всегда твердил, что у нее артистическая натура, и она видела себя через призму голубой мечты. Дом у них будет небольшой, уютный, старинный, построенный в викторианском стиле. Она будет рисовать свои эскизы на мольберте, установленном в углу просторной кухни, где пахнет корицей и свежевыпеченным яблочным пирогом. Содержать семью будет Барри, а она станет немного подрабатывать рисунками, чтобы можно было покупать изящные платья и не слишком дорогие американские старинные вещи. А главное, конечно, – здесь будут расти дети: вот они начинают ходить, вот они уже выбегают через застекленную дверь на большую тенистую лужайку. В общем, мысль об управленческой работе не приходила ей в голову, и в то же время было в ней нечто привлекательное – ведь на дворе стояла зима 1969 года, когда все только и говорили о женщинах, их правах, талантах, возможностях. Разумеется, Джейд не причисляла себя к безумным либертенкам, сжигающим на публике лифчики, но и кухней замыкаться не хотела. Искусство – вот третий путь. Ты ни то и не другое, ты – художник.
– Неплохая идея, – сказал Барри, гордый тем, что Эффи выбрала его жену. – Тебе будет светить хорошая работа, но кто сказал, что это на всю жизнь? Будешь работать, пока не появится малыш, а потом уйдешь.
В ту ночь, как, впрочем, и каждую ночь, они любили друг друга. Барри, казалось, не мог ею насытиться, а она им. Менеджмент – не менеджмент, поставки – не поставки, а она обожала своего мужа, мечтала о ребенке и ждала настоящего начала жизни.
По окончании управленческих курсов Джейд направили в отдел «Моды будущего», где ей предстояло работать под началом Мэри Лу Тайлер.
– Мэри Лу! – говорили другие выпускники, закатывая глаза. – Бедняга Джейд.
– Никто еще не удерживался рядом с Мэри Лу Тайлер больше двух недель, – предупредила Эффи. – Она поедом ест своих помощников.
– Да наплюй ты. Не век же тебе там работать, и жить нам здесь тоже не век, – говорил ей Барри за обедом, выслушав рассказ о страшной Мэри Лу Тайлер. Они заказали цыплят, рис и салат. – Дай срок, вернемся домой, появятся деньги. Будем есть бифштекс и ростбиф, и тебе не придется работать.
– Хоть бы поскорее, – вздохнула Джейд, поглощая трехсотого, наверное, с приезда сюда, цыпленка. – Мы едим столько цыплят, что у меня, пожалуй, скоро вырастут крылья и клюв.
– Упаси Бог, – сказал он. – Как же я тебя буду тогда целовать?
Ночью, когда они любили друг друга, Джейд думала: отчего она до сих пор не беременна, ведь с Барри они были женаты уже больше года?
Глава VII
– Это не отдел, а полное дерьмо, – такими словами Мэри Лу Тайлер встретила Джейд. Мэри Лу сидела в своем душном кабинете, просматривая кипы заказов. Говоря с Джейд, она не поднимала на нее глаз. Собственно, лишь через две недели после появления Джейд она удосужилась спросить, как ее зовут. Помощницы сменялись так часто, что Мэри Лу обращалась к ним не иначе как «Эй, ты». К чему запоминать имена, которые никогда больше не понадобятся? – Я хочу, чтобы здесь был порядок: подбери-ка свитера, безрукавки, блузы, жакеты, брюки, платья по цвету и по размеру.
Отдел занимал чуть ли не весь торговый зал на пятом этаже, прямо напротив лифтов. Тут работы было на целое утро, но Мэри Лу это, кажется, не волновало.
– Затем, – сказала она, по-прежнему шелестя бланками заказов, – отправишься на Тридцать восьмую в «Плюм Пудинг». Там разыщешь Хью Фишбека и скажешь ему: пусть подавится этим, – Мэри Лу указала на четыре здоровенных картонных ящика с блузами. – На них черные пуговицы, а ведь я ему ясно сказала, что мне нужны красные, в форме сердечка.
Когда разделаешься с этим мудаком, – напористо продолжала Мэри Лу, все еще не глядя на новую сотрудницу, – заскочи к Элгину Лонгу. Там встретимся. На праздники хорошо шел его вельвет, и я хочу, чтобы к весне он подослал партию той же модели, только из сатина. Похоже, он знает толк в своем деле, – Мэри Лу снизошла до похвалы. – Да, вот еще. Ты видела последний номер «Вога»? «Новая звезда», – процитировала она. Джейд кивнула, что вряд ли было замечено. Она припомнила два шикарных разворота, рекламирующих одежду от Элгина Лонга в эдвардианском стиле.
Мэри Лу все еще тасовала бланки заказов, попивая при этом чай, дымя сигаретой и разглядывая макет рекламы. На Джейд она по-прежнему не поднимала глаз.
– Когда покончим с Элгином, – между прочим, он славный малый, оттого все ему и стараются помочь, – у нас встреча в «Рейни Дейз» – надо заняться плащами. Сын хозяина, слава Богу, запускает в производство новую модель – «Рейн дроп».
Мэри Лу, скосив глаза, ответила на телефонный звонок и тут же снова вернулась к разговору.
– А теперь давай поторапливайся, наводи порядок в отделе. Увидимся у Элгина Лонга, в два. Да, кстати, когда выпадет свободная минута, сбегай в «Даблдей» и верни им книги, – она указала на бумажный мешок рядом со столом.
Мэри Лу говорила с такой скоростью, что Джейд едва успевала все запоминать. К полудню она едва держалась на ногах, к трем не могла вспомнить имена людей, с которыми встречалась сегодня; она забывала имена поставщиков, их адреса, фасоны, заказанные Мэри Лу; не могла вспомнить, что ела на обед, и даже собственное имя вылетело у нее из головы, а к девяти, когда они с Мэри Лу подсчитывали кассу – по понедельникам и четвергам в «Савенне» работали допоздна, и в обязанности закупщиков входила проверка кассы, – Джейд была настолько измочалена, что расплакалась прямо в машине по дороге домой.
– Давай устроим сегодня обед, – предложила Джейд мужу через два месяца после того, как начала работать с Мэри Лу. Или, точнее говоря, после того, как Мэри Лу начала работать с ней. Прошло две недели, и Мэри Лу спросила, как ее зовут. Затем в течение месяца Мэри Лу звала ее «Джейн», «Джули», «Джоан», «Джоанна». Понадобилось полтора месяца, чтобы она запомнила имя Джейд.
Мэри Лу считали злюкой, она грубила всем налево и направо, была требовательной сверх меры и вообще невозможной женщиной, тем не менее у Джейд она вызывала восхищение. Мэри Лу Тайлер успела узнать про моду столько, сколько большинство никогда и не знало, и опытом своим охотно делилась с кем угодно. «Кем угодно» оказалась Джейд, и ей удалось бесплатно прослушать целый курс о прошлом и настоящем моды. Теперь она знала, кто такие Нормант Норрелл и Чарлз Джеймс, издали умела отличить оригинал от подделки и была в курсе всех новинок лондонской молодежной моды. Она научилась разбираться и в мини, и в макси, и в микро; научилась видеть разницу между вещами новыми и добротными и вещами просто новыми, но второсортными; между стилем и просто модой, между претензией и вкусом. Но самым важным событием за эти два месяца было то, что она поняла – те слезы по пути домой были вызваны не просто усталостью.
– Я хочу пообедать вдвоем. Только ты да я. Вечером, – сказала она. – Получится?
– Конечно, – ответил Барри, который всегда был рад любому предлогу отвлечься от работы над диссертацией. – А что, есть повод?
Она ушла с работы пораньше, и первую остановку сделала у мясного магазина Лобела на Мэдисон-авеню. Мясо здесь фасовали, как у Тиффани – караты, крохотными отбивными. Следующий пункт – «Эмпайр», где продавалась лучшая в мире фасоль; далее – Шестьдесят шестая, цветочный магазин, охапка маргариток. У Дюма она купила несколько пирожных «Наполеон», столь любимых Барри, – правда, соблюдая диету, он редко лакомился ими. И наконец, бутылка красного вина за шесть долларов – продавец уверял, что по качеству оно вполне подходит к задуманному обеду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64