Он был готов ее убить. Ну а как минимум – посчитаться с ней, причинить ей такую же боль, какую она причинила ему. – Мне казалось, что мы счастливы.
– Счастливы? – не удержалась от недоверчивого восклицания Джейд. – Но ведь у вас было полно романов.
– Ничего серьезного, – сказал он, не отрицая, впрочем, самого факта. – И к тому же я стал встречаться с другими женщинами только после того, как наш брак распался.
Джейд снова пожала плечами. Она не знала, верить ему или нет. Начиная с отца и кончая мужем у Джейд было много поводов убедиться, что мужчинам верить опасно. Ей стало неуютно, и Джордж почувствовал это.
– Не знаю, с чего это я разболтался, – сказал он, покачивая головой. Как это он мог забыть, что никогда не следует говорить при одной женщине о другой. Он взял ее за руку.
– Все это произошло около года назад, – печально заметил он, все еще не в силах сменить тему. – Выгляжу я, наверное, как совершенный невропат.
– Мы все таковы, когда говорим о своих женитьбах-замужествах, – сказала она, чувствуя с облегчением, что разговор все же иссякает. Она сочувственно и понимающе улыбнулась: ведь и она в свое время терзала мужчин рассказами о своем замужестве и разводе. – Давайте считать себя подранками.
– Не знаю, как вы меня терпите, – сказал ей Джордж при четвертой встрече. Если удавалось отвлечься на момент от Ины, то он заговаривал о Бобби и о том, что суд отдал его под опеку матери и что они переехали в Денвер, где живет любовник Ины, и теперь Джорджу почти не удается видеть сына. Он совершенно не мог примириться с мыслью, что будущий муж Ины, в прошлом бейсболист, будет воспитывать его сына!
– Это она специально сделала, чтобы меня наказать, – сказал он. – Я имею в виду, в такую даль уехала с Бобби. Так она мстит мне.
– Право, не знаю, что и сказать, – проговорила Джейд смущенно. После приезда в Нью-Йорк она наслышалась столько печальных и горьких историй о мужьях и бывших женах, об отцах, у которых отняли детей, о мужчинах, которые никак не могли примириться с тем, что их семейный очаг порушился, что казалось, будто половина мужского населения города душевно пребывает в камере-одиночке. Джордж был явно еще одной жертвой. – Наверное, вы здорово скучаете по сыну.
– Я без ума от Бобби, – кивнул Джордж. – Ничего дороже у меня не было и нет. Но теперь он мне почти чужой. А я превратился в зануду, который только и знает, что канючить по поводу своего развода.
– Это уж точно, – ослепительно улыбнувшись, Джейд решила рассеять похоронную атмосферу. – Кажется, меня используют в качестве бесплатного психиатра.
– Но есть же что-то во мне, что вам нравится, – сказал Джордж, не желая переводить все на шутку.
– Пожалуй, – признала Джейд, а иначе отчего она продолжала с ним встречаться? – Только вот что именно?
Он-то знал. Это было некое сочетание химических элементов, почти таинственная внутренняя связь, чувство, будто они знают друг друга целую вечность, и даже после пятидесятилетней разлуки могут подхватить фразу на середине. Все это и еще – чисто сексуальное напряжение, даже нет, не просто напряжение – вспышка, подобная августовской грозе, освещающей ночное небо. Да, он-то знал, но ей ничего разжевывать не собирался. Пусть сама дойдет. Времени он ей был готов дать сколько угодно и веревку готов был кинуть самую длинную. Чего Джордж никогда не делал, так это не торопил женщин.
– Берегись, – сказал как-то Джордж в середине апреля, – еще немного, и я совсем потеряю голову. – Они ужинали в ресторане «Париоли Романиссимо». Он потянулся через стол, взял ее за руку и, целуя пальцы, ласкал ее взглядом, соблазнял звучанием голоса. Он не сдавался, она не уступала.
– Не надо, – сказала Джейд, инстинктивно заползая в раковину. – Я не верю мужчинам, которые теряют голову. – Это был еще один урок, который она извлекла из своего замужества – остерегаться слишком любящих мужчин. Кончается тем, что вас выбрасывают, как тряпку. Она высвободила руку, и когда Джордж отвозил ее домой, они забились каждый в свой угол на заднем сиденье такси.
– В пятницу я уезжаю по делам в Бостон, – неожиданно выпалил Джордж, когда они уже подъезжали к дому Джейд. – Может, присоединитесь? Проведем выходные в Нантаккете.
– Нантаккет? Выходные? – Нет, он ведет себя слишком агрессивно, нельзя так толкать ее в спину.
– А почему бы нет? – небрежно спросил он, гася ее возмущение добродушной улыбкой. Влюбиться в нее, подумал Джордж, это то же самое, что влюбиться в дикобраза. Надо все время быть начеку – а то весь исколешься. – Я ведь вас не в вертеп приглашаю.
– У меня обед с Мэри Лу, – холодно сказала она.
– Ну так поедем после обеда. – Дикобраз не дикобраз, он явно не желал сдаваться.
– Нет и еще раз нет! – заявила она, рассерженная тем, что ее загоняют в угол. Она уже устала сдерживать – и себя, и его. Джейд пребывала в поле высокого эмоционального Напряжения – ей и радостно было, и страшно, она боялась уступить, сделать следующий шаг. – Да почему ты, собственно, решил, что я поеду с тобой на выходные. Я ведь даже толком тебя ни разу не поцеловала.
– Ну, это дело поправимое, – сказал он и решил доказать это тут же, в такси. Странно, о том, какое наслаждение приносит секс, написаны целые книги, а целоваться мужчины разучились. Но не Джордж Курас.
Наконец, Джейд удалось его оттолкнуть. Задыхаясь, не в силах собраться с мыслями, она вылезла из такси и нырнула в спасительную тишину дома. Только-только она начала приходить в себя, только-только жизнь вошла в ровную колею. И меньше всего ей сейчас хотелось заводить роман с Джорджем. И в Нантаккет с ним она тоже ехать вовсе не собирается. Оставаться друзьями – пожалуйста. Джордж ведь не такой, как Дэн, Марти или даже Питер. Джорджа на поводке не удержишь. И чувство свое к Джорджу тоже не удержишь. Для женщин Джордж – источник повышенной опасности, точь-в-точь как ее отец. К тому же он все еще не может забыть свою жену, а уж о сыне и говорить нечего. Словом, только сойдись с Джорджем, и беды не оберешься, – а это ей нужно меньше всего. Она и так едва справилась со своими бедами и проблемами.
Глава III
Мэри Лу Таблер – чистый алмаз. В форме груши. Плечей у нее не было вообще, груди отвисли, как гамак, а зад, сказали бы у нее дома, в Миссури, как у лошади за пятьдесят долларов. Копна выкрашенных хною волос завита перманентом, с шеи на шнурке свисают очки, а вся косметика – пятно малиновой помады да черная туш для ресниц. Одевалась она явно вызывающе: мне, мол, на моду наплевать, и Джейд знала, что такая манера производит впечатление на старых клиентов. Говорила Мэри Лу, как это принято в Нью-Йорке – с пулеметной скоростью, но с сильным южным акцентом, свободно перемежая речь словами на идиш. В аристократической обстановке ресторана «Ле Гренуй», где целуют руки и висит густой запах дорогих духов, Мэри Лу выглядела явно чужой.
– Вид у тебя потрясающий! – Одним взглядом Мэри Лу оценила свитер от Перри Эллиса, юбку от Рашели, браслеты из слоновой кости чуть не до плечей. Что бы там ни было, одевалась Джейд всегда самым изысканным образом. Она покупала выставочные образцы, отыскивала на развалах военно-морское обмундирование, в Ист-Виллидж доставала всякие забавные вещицы, и, соединяя все это вместе, формировала то, что называется индивидуальным стилем. – Как это тебе удалось?
– Главным образом, благодаря разводу, – с этими словами Джейд устроилась на банкетке рядом с Мэри Лу. Она и не думала, что так рада будет встретить свою прежнюю начальницу.
– Молодчина! – Мэри Лу чувствительно хлопнула Джейд по спине. После собственного развода Мэри Лу решила, что лучшие свойства женщины выявляются вовсе не в замужестве. Заказав особым образом приготовленного окуня – Мэри Лу всегда любила хорошо поесть, – она вновь повернулась к Джейд.
– Итак, ты ищешь работу. Джейд кивнула.
– Ну так у меня есть для тебя работа, – объявила Мэри Лу и в своей обычной ужасающей манере подходить к делу издали вернулась к столь памятному для Джейд 1976 году.
Переходный для Джейд, этот год и в мире моды был переходным. Безумное увлечение макси-юбками в начале семидесятых на протяжении двух последующих лет постепенно сошло на нет, и к середине десятилетия все пришло в норму. В моду вошли классические крепдешиновые и добротные шерстяные юбки – консервативный стиль соответствовал консервативным умонастроениям. Мало кто слышал о Перри Эллисе; еще в середине шестидесятых Норма Камали превратила скромную лавку на втором этаже кирпичного здания на Мэдисон-авеню в модный сверхсовременный магазин; но теперь сюда заглядывали только редкие любители экстравагантных одеяний; потертые джинсы, потники, японские кимоно – всему этому только предстояло еще войти в моду. А сейчас вкусы колебались между строгими платьями в стиле Келвин-Холстон и просторными кожаными куртками от Клода Монтаны – эти последние несколько напоминали нацистскую униформу. Высшим шиком считался «стиль Энни Холл» – шизофреническая амальгама разнообразных деталей гардероба, извлеченных с чердака или обнаруженных в платяном шкафу у любовника: такого рода стиль точно отвечал духу времени.
– О настоящей моде все забыли, – говорила Мэри Лу, поедая вареного окуня, – и именно в этом забвении обнаружились неожиданные возможности. Помнишь Стива Хирша? – Джейд вновь кивнула. Стив был сыном Айры Хирша, президента фирмы по производству плащей, с которым Джейд приходилось часто иметь дело, когда она работала закупщиком одежды. Стив Хирш, забавный миловидный толстячок еврейского происхождения, разрабатывал фасоны платьев массового пошива; при этом он вел себя как наследный принц. В то же время Стив не был просто карикатурным человечком – он обладал незаурядным даром дизайнера. Когда Джейд появлялась в мастерской у Айры, Стив, знавший, что она хочет стать оформителем, показывал ей, бывало, свои образцы. Он всегда клялся, что ноги его не будет на Седьмой авеню – этом кладбище талантов. Он мечтал стать Художником и произносил это слово так, что Джейд угадывала большую букву. Со страхом и гордостью Стив признавался ей, что его весьма практичного отца эти мечты приводят в отчаяние.
– Теперь его зовут Стефаном Хичкоком.
– Ну и что? – Джейд слегка пожала плечами, бессознательно подражая манере Мэри Лу (хоть у Джейд был собственный стиль, она всегда считала, что настоящий эксперт по этой части – Мэри Лу). – Стефан Хичкок? Никогда не слышала.
Стив был педиком. Но и девочек не избегал. И всегда ему сопутствовал успех. Работая на предприятии отца, Стив разработал модель дешевого нейлонового плаща яркой расцветки. Отец наладил производство, и плащи под названием «Рейн дроп» ходко шли по двадцать долларов за штуку. Но Стива это мало волновало. Любому, кто готов был его выслушать, он говорил, что станет Художником. А «Рейн дроп.» – это просто счастливый лотерейный билет.
С ноября 1973 года по март 1975-го продолжалась депрессия, сопоставимая только со спадом 1929–1933 годов. Все продавалось, но никто ничего не покупал. Розничные торговцы всегда жаловались, что дела идут неважно, но на сей раз они не преувеличивали. Тем не менее 1 апреля 1975 года Стефан Хичкок появился у Мэри Лу, сияя, как блин на сковородке. На плече у него висела пластиковая сумка для одежды.
– Посмотрите, может, это вам понравится, – сказал он, расстегивая «молнию» на сумке.
На свет появилось вечернее платье, и вид его заставил Мэри Лу вспомнить, почему она в свое время решила стать закупщиком одежды. Сшито было платье из плотного светлого сатина, у него были длинные рукава и слегка приподнятые плечи. Скроенное по косой линии, оно тесно облегало фигуру, подчеркивая форму груди, талии и бедер. Спереди, по диагонали от левого плеча к правому бедру платье пересекало крупное павлинье перо, покрытое голубыми блестками и переливающееся целой гаммой цветов – золотистым, изумрудным, черным, Платье было выполнено в стиле тридцатых годов, такие носили во времена Кола Портера, когда в моде были лисьи манто и белый сатин. До совершенства довела некогда сходный образец Кэрол Ломбард.
– Потрясающе! – воскликнула Мэри Лу. – Три можете сделать?
– Разумеется, – Стив мог – и сделал.
– Платье пошло в розницу за тысячу сто долларов, – сказала Мэри Лу, продолжая свой рассказ. – В этот день, когда мы дали в «Нью-Йорк таймс» первое рекламное объявление, были проданы все три. Клиенты звонили из Чикаго и Далласа. Женщины буквально помешались на этом платье.
– Фантастика, – уж Джейд-то хорошо понимала, что платья за тысячу сто долларов не должны бы разлетаться за день.
– Дальше – больше, – сказала Мэри Лу. – На обложке «Уименс веар дэйли» появилась фотография дочери богача – торговца недвижимостью в платье с пером. Неожиданно выяснилось, что всем нужна продукция Стефана Хичкока. Его следующей работой стал темный жатый сатин – платье с серебряным бисером по обоим бокам, от подмышки до пят.
– Такого я еще никогда не видела, – продолжала Мэри Лу. – В нем даже я выглядела бы стройной. Я заказала три экземпляра, и их немедленно купили. – Рассказывая, Мэри Лу не забывала об окуне. За ним, чтобы не похудеть, – пирог с фруктами.
– Словом, Стив, – завершила свой рассказ Мэри Лу, – стал гвоздем сезона.
– Одного не пойму, – сказала Джейд. – Отчего я никогда о нем не слыхала? Если это такой замечательный талант, почему же он не добился успеха?
– А он добился успеха, – сказала Мэри Лу. – Такого успеха, что почти обанкротился.
Пока Стив продавал три платья там, три платья тут, ему хватало одного помощника и нескольких закройщиков. Но теперь, когда Мэри Лу заказала восемь и выставила их в витрине, интерес начали проявлять и другие магазины. Заказы пошли со всех концов страны. Неожиданно Стиву понадобились десятки метров ткани, огромное количество разного рода аксессуаров; теперь приходилось гнать работу к сроку и следить за поступлением денег. Художнику пришлось становиться коммерсантом. Художник внезапно оказался на территории бизнеса. И, сам того не подозревая, он совершил классическую ошибку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64