И горожане, и Птенцы сошлись во мнениях, что это не к добру, и год и в самом деле выдался неудачным для всех. Впрочем, мудрые люди лишь стучали по лбу в ответ на это утверждение и ссылались на объективные обстоятельства, однако даже самые скептично настроенные, вздохнули с облегчением, когда в следующем году огонь был разожжен, как положено.
– Мам, а драконы не заслонят солнышко? – послышался настойчивый детский голосок слева.
– Нет, не беспокойся. Они сейчас улетят и вернутся попозже… – Женщина бросила быстрый, беспокойный взгляд на меня и поспешно увела ребенка.
Один за другим крылатые силуэты, с самого рассвета расчерчивающие небо прихотливой вязью узоров, стали исчезать. Праздник созвал непривычно большое количество драконов. Часть их всадников давно покинула родное Гнездо, часть прибыла из соседних или совсем дальних Гнезд. Как правило, на Праздник собиралось десятка два ветеранов в лучшем случае; в основном из тех, кому особенно нечего делать, Остальные отделывались либо вежливыми извинениями, либо форменными отписками, мотивируя свой отказ приехать многочисленными заботами. В нынешнем же году небо прямо кишело крылатыми созданиями, а в толпе то и дело встречались знакомые, полузнакомые и почти забытые лица. Прибыл даже Рор Знаменосец и Тиэтта Маа. Тиэтту я лично не видел, зато сподобился столкнутся с нахмуренным и озабоченным Знаменосцем. Рор, не обращая внимания на взгляды любопытных, слушал какого-то серого невзрачного типа, внешне – точно не Птенца и не наставника, и вид при этом у него был такой мрачный, словно прибыл Знаменосец не на праздник, а на похороны любимого коня.
Вообще-то, если честно, в толпе сегодня обнаруживалось уж очень много необоснованно серьезных лиц. Были даже такие агрессивные или свирепые, что встречные инстинктивно раздавались в стороны. И совершенно непонятно было, зачем все эти люди явились на Праздник – портить окружающим настроение перекошенными, как от зубной боли, физиономиями? Или строить обязательные пакости? Время от времени даже на Праздниках случались неприятные инциденты, предупредить которые и были призваны сдвоенные патрули из городских стражей и нашей местной охраны.
Солнце взбиралось ввысь, наливалось ослепляющим золотом. Постепенно смолкали голоса, стихала праздная болтовня, тысячи взглядов устремлялись к одной-единственной точке. А когда на центральный помост, к оркестру стала подниматься стройная, светловолосая девушка, воцарилась просто неправдоподобная тишина. Слышно было, как журчит вода в реке и как негромко перекликаются дневные птицы, всполошенные всеобщим оживлением.
Девушка остановилась, привычно и одновременно тревожно оглядывая собравшихся внизу людей. Светлые волосы, тщательно заплетенные спереди, спадали на спину искрящимися ручейками. Платье из тяжелого, переливающегося шелка, казалось, вобрало в себя все оттенки зелени: от прозрачного, чуть белесого перелива речного льда, ясного изумрудного сияния драгоценностей и матового нежно-салатного оттенка проклюнувшегося ростка до густого насыщенного цвета зрелых трав и таинственной темноты хвойных чащоб. Солнце, встающее за спиной девушки вызолотило ее силуэт, тронув искрами корону выбившихся из прически волос, бросив россыпь бликов на ткань платья, огладив обнаженные, загорелые плечи и руки. Девушка не оглядывалась. Она и так знала, в какой точке сейчас находится светило. Правая рука чуть дрогнула, приподнимаясь, и отчего-то мне померещилось, что тысячи зрителей, затаив дыхание, инстинктивно потянулись за хрупкой ладошкой, как марионетки на невидимых нитях. Рука упала и нити ослабли. Дирижер, повинуясь знакомому жесту, взмахнул палочкой. И мир зачарованно вздохнул, прежде, чем наполнился звонким стаккато капели, переливчатой песенкой ручьев, свирелью ветров, рокотом гроз и шелестом дождей… А потом, в шквал разрозненных шумов, ворвалась поначалу едва уловимая, но постепенно становящаяся все более отчетливой музыка, превращающая какофонию звуков в стройную гармонию мелодии. И чистый, сильный, девичий голос повел ее, разрисовывая музыку словами…
Последняя звенящая нота Гимна Весны повисла в воздухе трепетной птицей, сорвалась и унеслась ввысь. В это же мгновение вспыхнул и ярко запылал огонь в чаше, исходя ароматами сгоревших благовоний и трав. И томительная, безмолвная, ошеломленная пауза во мгновение ока взорвалась валом рукоплесканий, восторженных воплей, воодушевленных криков, безудержного свиста, самозабвенного топота. Только что застывшие в оцепенении, словно завороженные, люди с энтузиазмом запрыгали, замахали руками, косынками и флажками. Заверещали довольные шумихой дети.
Я внезапно осознал, что и сам до сих пор стою, стиснув кулаки и зубы, и не в силах отвести взгляд от стройной фигурки в зеленом платье на помосте. И лишь теперь смог перевести дыхание, жадно глотая напоенный благоуханием трав дым. Кто-то уже хлопал меня по плечу, вскрикивая: «Ну, ты молодец!.. Поздравляю!.. Вот это здорово!..» Я рассеянно кивал им, размышляя о том, что зря ругался с Яно и его музыкантами, что они безусловно талантливые ребята и сумели поразить даже меня, хотя я присутствовал на репетициях раньше и не был особенно доволен даже собственным творением. И что Джеанна – самая, самая, самая!.. И что я их все ужасно люблю и…
– Поздравляю, – послышался голос, подействовавший на меня отрезвляюще, как кусок льда, скользнувший за шиворот. – Это было на самом деле замечательно…
– Спасибо, – машинально отозвался я, поворачиваясь к незаметно подошедшему Вевуру.
Если бы не голос, я бы его, наверное, даже не узнал, таким непривычно выбритым, ухоженным, тщательно и со вкусом одетым стал художник. Только глаза остались по-прежнему ироничными и проницательными. И Колючка знакомо примостился у ног художника.
Наши отношения с Вевуром резко испортились после того неприятного инцидента с Подземельем. По словам Джеанны. Вевур был страшно разозлен моим поступком и не желал больше иметь ничего общего с «легкомысленным сопляком» и «хвостоголовым молокососом». Он исправно участвовал в поисковых операциях в первых рядах и провел в лабиринте времени больше, чем все остальные, но когда все кончилось, просто ушел, не выясняя подробностей. И с того дня, если мы случайно сталкивались, то обменивались вежливо-холодными приветствиями и расходились по своим делам. Потом Вевур на зиму уехал на север, и я бы выбросил этого человека из головы вообще, если бы о нем регулярно не напоминала скучающая Джеанна. А когда он вернулся, то волей-неволей я продолжал получать кое-какие новости о его жизни от все той же Джеанны.
– Прекрасная музыка, – продолжил Вевур. – Очень характерная именно для тебя.
– Что это должно означать? – осведомился я настороженно.
– Только то, что эта мелодия одинаково хорошо прозвучит и в исполнении мощного симфонического оркестра и менестреля-одиночки со старой гитарой, – пояснил Вевур мирно. – Ты безусловно талантливый музыкант. И не поверишь, как много тебе простят за твою музыку…
– Кто это собрался меня прощать? – нахмурился я. – И за что?
Вевур усмехнулся и небрежным взмахом руки прочертил вокруг:
– Они… Ты только что выиграл у них для себя и своих друзей несколько очков. Может быть, ты заметил, как поменялось настроение собравшихся здесь? Пусть ненадолго, но…
– Не понимаю.
– Все ты понимаешь, – Вевур мельком поморщился. – Посмотри, по-твоему, все эти люди пришли сюда просто повеселиться? После всего, что скопилось в их душах? Впрочем, многие из них и впрямь хотят развеяться и вспомнить старые традиции, но не все… Что-то произойдет не сегодня – завтра. Это носится в воздухе. А тебе, музыкант, удалось отложить это «что-то» на некоторое время… – Он неожиданно засмеялся: – В Городе не так давно возникла очередная организация. Называется то ли Разные пути, то ли Другие дороги… Состоят в ней люди неглупые и интеллигентные – студенты, учителя, преподаватели, врачи. Они очень не любят драконов и полагают, что человеческий талант должен быть свободен и независим от воли этих тварей. И хотят они доказать, что люди способны на многое и без вмешательства сил, дарованных драконами. И все, что они отныне сотворят – сделано без присутствия драконов…
– И что? – с неудовольствием перебил я.
– А то, что своим гимном они выбрали песню, написанную, угадай, кем? – Он знакомо ухмыльнулся.
– Почему вы думаете, что что-то может произойти именно сейчас? – спросил я.
– А почему ты так не думаешь? Ты ведь бываешь в Городе?
– Город всегда был полон недовольными. И ничего не происходило.
– Отчего же. Иногда начинались войны.
– Война начинается не вдруг.
– Разумеется. Это подтвердит любой, кроме очевидца. Как правило, войны всегда начинаются внезапно для большинства современников конфликта. Слухи – слухами, но обнаруживают они, что оказались в центре событий только тогда, когда на них рушатся крыши горящих домов.
– Допустим. Но вряд ли новая война начнется сегодня.
– Согласен, – Вевур ухмыльнулся еще шире. – Собственно, подошел я просто поздравить тебя с успехом и пригласить заглянуть в гости, скажем, завтра вечером. Что скажешь?
Я невольно сощурился, рассматривая его безмятежную физиономию.
– В гости? С чего бы это?
– Поговорить надо. На самые животрепещущие темы, – спокойно пояснил Вевур. – Адрес не забыл?
– Вспомню, если сочту нужным.
– Приходи. Тебе наверняка будет интересно. Если, конечно, тебя все еще занимают Круг, будущее и собственная шкура…
– Кир! Вот ты где! – из толпы вынырнула Джеанна, успевшая сбросить свое волшебное платье и одеть обычный комбинезон, но не сумевшая вернуть своему сияющему лицу повседневную насмешливо-снисходительную мину. – Ты – гений, знаешь об этом? Ты лучше всех! И ты обязан подарить эту песню только мне!.. Привет, Вевур! – Она вихрем обернулась в художнику, – Ты все-таки пришел…
Они обменялись лишь приветственными взглядами и малозначительными репликами, однако примчавшиеся за Джеанной кавалеры и почитатели немедленно нахохлились, потемнели лицами, насупились и принялись сверлить в художнике отверстия недружелюбными взорами. Как мне кажется, совершенно напрасно расходуя эмоции и душевные силы. Эти двое уже все решили.
– Увы, я ухожу. Дела не дают ни мгновения отдыха, – сообщил Вевур, меняя интонацию улыбки с иронической на огорченную. – Зашел пригласить Кира на завтрашний ужин.
– Кира? – притворно возмутилась Джеанна. – А меня?
– Милая, разве тебе требуется приглашение, когда вся моя жизнь принадлежит только тебе? – отозвался, улыбнувшись, Вевур. Кавалеры звучно скрипнули зубами.
Джеанна вздернула бровь, вновь поочередно изучая меня и Вевура, потом едва заметно пожала плечами. Художник между тем вежливо раскланялся с нахмуренными воздыхателями и неспешно зашагал восвояси, растворившись в толпе через несколько секунд.
– Что это вы затеяли? – встревожено осведомилась Джеанна.
– Не знаю, – честно ответил я. – Он позвал меня в гости, и только.
– Мне казалось, что вы не разговариваете друг с другом.
– Это он со мной не разговаривал. А сейчас, может быть, решил помириться…
– С чего бы?
– Я сам спросил его об этом только что.
– И?
– Сказал, что хочет поговорить, – я пожал плечами. – Что тебя беспокоит?
– После своего северного путешествия Вевур стал другим, – негромко ответила Джеанна. Дрогнувшие уголки губ выдавали беспокойство и недоумение. – Переменился. Молчит почти все время. Словно болит у него что-то, а он не хочет говорить об этом. Но ведь я чувствую…
– Сердце у него болит, – проворчал я. – За судьбу мира.
– Не шути так! – Взгляд Джеанны ожег, как пощечина. – Ты ничего о нем не знаешь!
– Так уж ничего… – вздохнул я, – Я бы даже сказал, что знаю гораздо больше, чем он.
– Ты… – она смолкла, неприязненно взглянув куда-то мимо меня. Я обернулся и увидел, что на нас неотрывно и с боязливой тревогой глазеет девочка лет семи. Мнет в пальцах поникший букетик. Шевелит губами.
Заметив, что оказалась в центре нашего внимания, она нерешительно приблизилась, выставив перед собой несчастный, истерзанный букетик, как щит.
– Вот, – серьезно произнесла она, уставившись на меня прозрачными, серыми глазищами. – Это вам…
Я покорно взял теплые от ее рук цветы, ожидая продолжения. С таким смятением на лице не подходят, чтобы дарить букеты. Скорее, чтобы попросить о чем-то невероятном.
– Я хотела узнать… Все говорят, что вы очень хороший музыкант… – смущенно проговорила девочка. – Мне понравилась ваша песня… Она красивая. Мама говорила, что прекрасная музыка – это тоже волшебство. Я вот подумала, если вы волшебник, то не могли бы вы написать такую песню, чтобы все помирились друг с другом?..
Мы с Джеанной молча переглянулись.
Цветные, полосатые, разрисованные павильоны распахнулись, как цветы на рассвете, приглашая всех желающих. Пустые до поры до времени площадки для состязаний и представлений наполнились суетным и громогласным движением. Ожили торговые ряды. Завертелись, стрекоча, карусели. Задымили костры, наполняя воздух ароматом благовоний, разноцветным дымом и сверкающими искрами.
Праздник начался. Первый день целиком принадлежал Городу, и он спешил продемонстрировать все свои сокровища и умения, своих мастеров и красавиц. Все, чем богат и славен. Второй день полностью передан во владение драконам и Птенцам. И соответственно третий день – общий и неделимый, символизирует единство нашего мира.
Разбегались в разные стороны извилистые ярмарочные ряды – длинные, пестрые, душистые, как коробочки со специями и звонкие, как девичьи ленты, увешанные колокольчиками. Высились разноцветные и темные шатры и купола, облюбованные мастеровыми, оружейниками, знахарями, ювелирами, стряпчими или фокусниками. Все вперемешку. Иногда по вывеске и не скажешь, кто обитает в палатке – юрист или предсказатель погоды. Звонкоголосые воспитанники детской музыкальной студии в клетчатых костюмчиках выводили заливистые рулады, заглушая речитатив смурного чтеца в черной мантии из городского клуба любителей томной лирики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63