В глазах тек багровый с черным туман, а в ушах, а может быть прямо в сознании, пронзительно зазвенели тысячи колокольцев… Те самые, с соседней улицы? Или рожденные воображением? Сначала хаотично, а затем, смешиваясь со треском крошащихся камней, с дыханием замерших людей, с молчанием оцепеневшего мира вокруг, колокольцы стали выпевать переливчатую, неуловимую и сверкающую, как солнечные блики в ручье мелодию… Не мою. Где-то я слышал ее раньше…
И всесокрушающая лавина, обретя безопасное русло, прокатилась мимо, тревожа сердце холодком несостоявшейся катастрофы и обращаясь в невесомую безобидную пыль.
Напряжение, взмывшее волной к небесам и втянувшее за собой все и вся в пределах видимости, сгинуло. Опало и растворилось, заставив реальность конвульсивно содрогнуться напоследок. С отчаянным звоном посыпались все до единого стекла в домах вокруг. Со скрежетом и треском рассыпалась баррикада, Люди, не успевшие сбежать, захлебнулись кровью, хлынувшей из носа. С шорохом и писком разлетелись тучи ночных крылаток с чердаков, неуверенно удерживая направление к звездам. Вскрикнула, зажимая глаза ладонями Джеанна. Выругался, не скупясь на эпитеты, побелевший Чаро.
Даврир буквально вызверился на меня:
– Зачем ты вмешался?
– Кто-то должен был тебя остановить, – угрюмо отозвался я.
– Зачем?
– Ты же был готов убить их!
– Они заслуживают этого!
– Опомнись! Они же люди! Пусть неумные, жестокие, трусливые, но ради них не стоит нарушать закон. Драконы не убивают людей!
– Только потому, что их контролируют другие люди, – презрительно отозвался Даврир, и мне отчего-то показалось, что я снова слышу два голоса.
– Хочешь нарушить договор?
– А может быть его давно следует пересмотреть? – спросил Даврир, подступая ко мне. – Кого мы защищаем? Тех подонков, что приносят в жертву детей? Или тех, кто подстерегает одиночек за углом? Или тех, кто жжет дома с живыми людьми?
Я разозлился:
– Не собираюсь я читать тебе мораль! Хочешь набить морду этим подонкам – что ж, твое право. Тоже сколоти банду и ищи уродов по ночам. Но не смей травить людей драконом! Ты что не понимаешь, что это за сила?
– Тем лучше, – холодно отозвался он. – Пусть держатся подальше. Я вообще не пойму, почему вы так распустили их здесь? Они вытирают о вас ноги! Они воображают, будто вы такие же, как они. Но ведь у вас есть драконы!
Я на мгновение прикрыл глаза, а потом проговорил, стараясь сдерживать клокочущую ярость:
– Если бы ты убил кого-то из них, ты бы навсегда развязал руки и Городу, что плохо и драконам, что страшно. Ты понимаешь?
– А пошел ты… – Он полоснул меня угрюмым взглядом и зашагал к развалинам баррикад. Ловко пробираясь между вещами, как кошка, и так не зацепив ни одну из них, он перебрался через остатки завала и исчез.
– Что же это вы так, господа Птенцы, – негромко молвил Гдар Железняк. – Они, конечно, выродки… Но и так нельзя – дракона на людей… Ничего хорошего из того не выйдет ни для кого. – Он развернулся, мельком покосился на свое разбитое окно, а затем, сгорбившись, двинулся прочь. Его младший сын двинулся следом, изредка оглядываясь до тех пор, пока они оба не скрылись за углом. Каждый раз мне казалось, что взгляд его шершав и царапает, как наждак.
Хлюпая и стирая кровь с лица, на мостовой возился, пытаясь подняться, бывший соперник Даврира. Он нянчил покалеченную руку, боязливо озирался целым глазом, кажется, недоумевая и не понимая происходящего. Его порядком оглушило.
– Во время пожара у него погибла маленькая сестренка, – проговорил Чаро, и хотя в этот момент он смотрел на барахтающегося на земле человека, мы поняли, о ком идет речь. – Я же говорил, что дело кончится плохо… Голова трещит, – пожаловался он невпопад. – И никак не отпускает ощущение, что я только что пропустил нечто важное. У вас нет такого чувства?
Джеанна странно смотрела на меня.
Снова сказка про дракона
Жил-был на свете охотник по имени Асгар.
Жил он возле небольшого городка, но горожане редко общались с охотником, считая его человеком странным и непонятным, потому что он большую часть времени проводил в лесах, с соседями общался мало, все больше занимался какими-то своими делами. А потому слыл чудаком и угрюмцем.
Но вот прознали горожане, что Асгар, бродя по окрестным лесам, наткнулся на логово старого дракона, что по слухам уже который век обитал неподалеку от города. И вроде бы свел Асгар с этим драконом дружбу. Люди болтали, мол, ходит Асгар к дракону едва ли не каждый вечер, вроде беседуют они на разные темы…
Но какие-такие общие темы могут быть у дракона с человеком? – недоумевали горожане. – Не о чем им друг с другом разговаривать. Не иначе что-то плохое затевают. Вот накличет Асгар беду на город. Растревожит дракона. Прилетит чудовище к городу, раскрошит его на камни, да людей погубит.
Дни шли за днями, месяц за месяцем, дракон не летел, и все страшнее становилось горожанам. Видно, готовит дракон какую-то особо изощренную месть городу. А Асгар ему помогает.
И тогда решили горожане защитить свой город. Придумали они убить Асгара, чтобы не ходил тот к дракону и не мутил покой. Придумали – сделали. Подговорили десятерых храбрецов, которые подкараулили охотника по его возвращению в город, набросились на охотника, да и убили.
Возликовали горожане. Некому теперь звать дракона в гости! Некому заговоры против их покоя плести!
А между тем, в лесу, в дымном логове ждал старый дракон возращения своего друга и собеседника. Ждал, ждал, да так и не дождался. Тогда огорченный дракон решил размять крыла и самому слетать к городу, чтобы узнать, что же такое приключилось с его приятелем.
Полетел. А у драконов слух не чета человеческому. Еще издалека он услышал, что в городе праздник по поводу смерти мерзкого охотник Асгара, который хотел приманить в город дракона, да горожане успели опередить негодяя и убить его.
Изумился дракону. Рассердился. Да что там! Рассвирепел!
И обрушился на город поток огня и глотки разъяренного дракона, решившего отомстить за бессмысленную гибель своего друга. Горожане едва успевали уносить ноги прочь из города, наскоро похватав пожитки, а стены рушились буквально за их спинами. И ночи не прошло, как вместо города осталась возле леса груда опаленных развалин.
Улетел усталый и печальный дракон.
А горожане, разбежавшись по всему свету, еще долго рассказывали, что они так и знали, что дракон обязательно прилетит, и как им повезло, что они вовремя успели убить охотника Асгара. Иначе никому бы не удалось уйти живым из обреченного города и дракон погубил бы всех людей. Ах, как они предусмотрительны и прозорливы, эти горожане!
Хроники охотника за драконами. Днем раньше.
Бумбен, сопя и тяжко вздыхая, водрузил стопку бумаг на стол и присел на звучно крякнувший стул, положив переплетенные пухлые пальцы поверх бумажной пирамиды, словно припечатывая ее понадежнее. Отдышался. Робьяр ждал, зная, что теребить доктора бессмысленно, а все, что нужно он сам скажет.
– Ну что ж… – медленно произнес Бумбен, слегка щуря глаза от табачного дыма, что пластался по комнате. Вид у доктора был сонный и отсутствующий, как у плюшевого медведя. – Работа проделана большая… Поздравляю.
– Благодарю, – отрывисто отозвался Робьяр. Интонации доктора ему уже не нравились. Ничего хорошего они не сулили.
– Я внимательно все прочитал. Отдаю вам должное, это весьма интересные наблюдения. Моментами спорные, моментами убедительные, но… – Доктор неожиданно наклонился вперед, придавив обширной грудью бумажные россыпи и пронзительно глянув на Робьяра блестящими, совсем не сонными глазами: – Но вы же понимаете, что это все выстроено целиком на вашей интуиции? Я понимаю, что ваша репутация выдержит многое, всем известно, какими методами вы работаете, но все здесь, – он похлопал по бумагам раскрытой ладонью, – всего лишь теоретические построения.
– Он умен и не делает ошибок, – угрюмо огрызнулся Робьяр.
– Вот именно, Только это не ум, а извращенный дар для совершения преступных деяний… Вряд ли он сам толком сознает, что творит. В нем живут две сущности. Одна слабая и предсказуемая. Другая страшная, та которую, боюсь, даже вам не одолеть.
– Он безумен?
– Э, нет. Вот этого я не говорил. Думаю, он в своем уме. По крайней мере, та его часть, что имеет человеческий облик. Но он… в какой-то степени одержим.
– Неважно. Я знаю, где его искать. Я чую его.
– Вы ничего не докажете. Все, что вам удалось найти – это даже не косвенные улики.
– В случае с прошлогодним психом особых доказательств не потребовалось. Горожане жаждут крови. Назову имя – и его разорвут.
– Во-первых, не потакайте низменным инстинктам горожан. У нас и так полно жертв чужих страстей. Во-вторых, вы можете ошибиться…
– Нет, – с толикой сомнения вставил Робьяр.
– Можете, – мягко повторил Бумбен. – А в-третьих, этот человек родственник члена городского совета. Дальний, но все же. К тому же вряд ли он так глуп, чтобы хранить в доступных местах свои… сувениры, как тот несчастный безумец. Вам понадобится хоть что-то ненадежнее ваших вымыслов… – Доктор вздохнул печально. Уголки его большого, мягкого рта скорбно опустились. – Назвав ваши построения «вымыслом» я ни в коей мере не стараюсь принизить их. К сожалению, я вам верю. Но… – Он еще раз вздохнул, шумно, от души.
– Что ж, – медленно произнес Робьяр, затушив горькую сигарету в цветочном горшке (в пепельнице места уже не осталось). – Примерно, так я и думал. Значит, придется найти другой путь. Например еще раз поговорить… с женщиной.
…Несколько минут он молча и неподвижно стоял у погасшего уличного фонаря, прислонившись к ажурной стойке, прислушиваясь к поскрипыванию металлического цветка над головой. Ночью в цветке зажигали огонь и казалось, что вся улица усеяна разноцветными цветами, в полураскрытых бутонах которых дремлют светлячки… Красиво.
Но днем стало заметно, что фонарь стар, что краска облупилась и стекло колпака треснуло.
Обитатели улицы давно разбежались по делам. На перилах крыльца дома слева дремала огненно-рыжая, флегматичная кошка. Через дорогу от нее, положив голову на лапы, лежала дворняга, изредка сторожко приподнимая лохматые уши. Где-то звонко перекликались невидимые дети. В конце улицы неспешно брели по тротуару две молодые мамаши с колясками.
Хорошее место, с неожиданной симпатией подумал Робьяр. Хотелось бы жить здесь. Тихо, спокойно… Ухоженные домики с приветливыми глазами-окнами. Клетчатые оборчатые занавески. Аккуратные ящики, еще полные стойкими осенними цветами. Качели.
Лишь один дом выпадал из общего строя. С виду такой же, как все, чистый, недавно отремонтированный, он тем не менее отличался от соседних какой-то внутренней безжизненностью. Словно серый, мертвый зуб в ряду здоровых собратьев. С виду похож, а сердцевина гнилая.
Самовнушение? Да, скорее всего… Когда Робьяр с остальными приходил сюда в первый раз, ничего подобного он не ощущал. Или просто не обратил внимания?
… Пора.
Женщина уже как полчаса назад вернулась из магазина с корзинкой, полной продуктов. Он следил, как она идет по дорожке – еще не старая, она двигалась с явным усилием, и при этом безразлично, как кукла. Не глядя по сторонам. Если бы она слегка повернула голову, она бы заметила Робьяра, стоящего неподалеку. Он и не пытался скрываться. А она и не пыталась никого увидеть.
Может, он делает ошибку? И поговорив с ней, он совершит непоправимое? Если она тоже виновна? Ведь однажды она уже солгала, покрывая мужа…
Несколько шагов наискосок, по ступеням к обитой серым деревом двери, украшенной медной оковкой. И колокольчик над ней медный, слегка дребезжащий. Звон его рассыпался у порога тусклыми шариками, раскатился, затих… Не услышала? Нет, изнутри послышались легкие шаги и, скрипнув, дверь открылась.
Стоящая в дверном проеме женщина молча и спокойно смотрела на незнакомца перед собой. Не красавица, лицо полотняно-бледное, скучное, будто затертое… Как кухонное полотенце, пришло в голову Робьяра странное сравнение. И глаза тусклые – запыленные.
– Если вы за… к мужу, то он вернется только вечером, – произносит она. И мелькнувшая оговорка значит в ее фразе больше, чем дежурные слова. Она знает, зачем он пришел.
– Я хочу поговорить с вами.
– Зачем? Я в прошлый раз сказала все, что могла.
– Я думаю, теперь вы сможете сказать чуть больше…
Женщина несколько мгновений смотрит на него. Бледное, утомленное лицо неподвижно, но через ветхую, затертую ткань надетой маски, проступает смятение и… что-то еще. Робьяр ждал увидеть тревогу или страх, но проступающее на лице женщины чувство не имело отношение ни к тому, ни к другому. Оно слишком похоже на мучительное облегчение. Словно у больного, узревшего хирурга со скальпелем – да, впереди боль и страх, но и разрешение затянувшихся страданий.
Нет, он не ошибся, придя сюда.
– Проходите, – произносит она.
И он идет вслед за ней в небольшую гостиную, обставленную аккуратно и неотличимо от сотен иных гостиных. Только на каминной полке, празднично-яркие, столпились разноцветные бумажные звери. Много, самой разной формы и величины, от простых мышей до фантастических чудовищ, сложенные из цветной и даже газетной бумаги, они притягивали взгляд любого вошедшего.
– Так что же вы хотите мне сказать?
Несколько минут ничего не значащего разговора, который на самом деле состоит из попыток идти по тонкому, трескучему от напряжения льду. Они обмениваются репликами, встраивая тонкий мостик взаимопонимания и опасаясь понять, что никакого моста и нет вовсе. Ненужные фразы, недомолвки, осторожно брошенные намеки и нетерпеливое ожидание реакции на них… Лишь для того, чтобы, наконец, перейти к самому важному. Ради чего он явился сюда. И ради чего она ждала его визита.
– Почему вы не пришли все рассказать сами? – разом отсекая все, спрашивает он.
Она мгновение молчит, закаменев, еще не готовая так открыто признавать его и собственную победу. Затем пожимает плечами, опуская взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63