– Дракон ли? Мы, как всегда, возвращаемся к бесконечным разговорам, что первично – дракон или его владелец. Кто знает, что произошло с этим человеком, что его талант извратился настолько, что стал чудовищем? Может, это патология, а может… Я не знаю. Может, нам повезло, что в какой-то степени этот человек безумен, и мы можем назвать порожденное им чудовище аномалией. А ведь он мог это делать в трезвой уме и здравой памяти. С тем же изощренный талантом к убийству… Страшно, не так ли?.. – внушительно проговорил доктор.
– В трезвом уме и здравой памяти – это не дракон, – серьезно заметил стажер. – Это слишком рационально.
Бумбен отхлебнул из своей кружки и прищурился на сидящего напротив:
– Вот любезный господин Робьяр до сих пор утверждает, что не охотился ни за какими драконами. Что искал человека. И нашел его. То есть того, кто внешне выглядит как человек…
– Он человек и есть, – неохотно отозвался Робьяр. – Только человек способен… на такое.
– А он утверждает, что всему виной его «повелитель».
Робьяр поморщился.
– Почему его «повелитель» не нашел для себя занятие менее кровавое? Видите ли… Его «повелитель» обладал знанием «как» делать. А вот «что» делать – выбрал однажды сам человек.
– А почему? – сумрачно спросил стажер.
– Кто знает, – пожал плечами Робьяр.
– «Говорят, если люди злы и безжалостны друг к другу, то они и порождают этих темных тварей», – с явным удовольствием процитировал доктор. – Я бы еще добавил – если люди равнодушны друг к другу…
– Ну да… – недоверчиво пробормотал стажер. – Мы, значит, виноваты.
– Кто знает, – повторил слегка насмешливо Бумбен вслед за Робьяром.
Все ненадолго замолкают, пока хозяин заведения прекрасно осведомленный, что за гости пожаловали к нему, самолично приближается к их столу и предлагает фирменные поджаренные с орехами и цветками польника свиные ребрышки.
– Странно, что ни одна из газет не припомнила «темного дракона» и… – спихнуть неукротимого стажера с полюбившейся темы оказались не способны даже фантастические аппетитные, нежные, хрустящие ребрышки.
– И тебе ни к чему вспоминать, – прервал серьезно доктор, недовольно отвлекаясь от еды, и укоризненно покачал испачканным жиром пальцем. – Не волнуйся, найдется идиот, который растревожит эту нору. И еще неизвестно, что за чудища оттуда полезут.
… А пока всем газетам строго-настрого запретили поминать драконов. Что ж, у них и без того сейчас есть о чем поговорить.
«И наконец, мы спешим донести до наших читателей только что ставшие известными факты о биографии этого монстра. Оказывается, его родственник заседает в городском совете. И хотя его имя нам не позволено разглашать, нашему корреспонденту удалось узнать, что именно этот заседатель продвинул несколько непопулярных среди горожан проектов… Что ж, невольно напрашивается вывод о традициях этой семьи вредить ближним своим по мере сил…», – газетная страница казалась влажной. Хотелось вымыть руки от чужой слюны, азартно брызжущей из строчек печатного текста.
«Жена и дочь находятся под охраной муниципальной стражи, поскольку уже неоднократно случались попытки нападения на семью подозреваемого. Горожане считают недостаточным для помилования жены душителя тот факт, что женщина оказала помощь следствию и готова выступить свидетелем на суде…»
«Не смейте приходить в мой дом! – требует жена убийцы, которая по непонятной медлительности или снисходительности городских властей все еще находится на свободе!» – верещит заголовок следующей газеты.
Робьяр сворачивает ее, перекладывая подальше от себя. И как назло, она тут же попадает в поле зрения захмелевшего стажера, который явно оживляется, узрев заголовок, усиливший его собственное недоумение.
– Мне кажется, что эта женщина заслужила наказание не меньшее, чем ее муж. Она ж покрывала его…
– Она его не покрывала, – с неожиданной резкостью возразил Робьяр.
– Ну да, сейчас вы повторите эту слезливую историю о том, как она не хотела ничего видеть и слышать… Ох, простите… – смешался стажер, почувствовав, что перегнул палку. Почесал оттопыренное ухо и все-таки решился продолжить одолевавшую его в последние дни мысль: – О, конечно, она несчастная женщина. Но из-за ее молчания погибло столько людей!
– Я не оправдываю ее. Не мне кого-то судить. Она сделала свой выбор… Хотя, возможно, совсем напротив, если бы не она, то жертв было бы гораздо больше.
– То есть?
– То есть она, как могла, сражалась с чудовищем, живущем в ее муже. И возможно, лишь благодаря ее усилиям это чудовище не выбралось на охоту лишний раз…
Стажер упрямо покачал головой.
– Расскажите это родным тех людей, что так и не дошли до дома… Почему она молчала? Может и не зря они призывают судей назначить и ей такую же суровую кару, как ее мужу, И мне не жаль ее.
– Вот, может, поэтому она и молчала… – утомленно произнес Робьяр, глядя на просвет наполненный вином бокал. Густая жидкость переливалась рубиновыми всполохами. – Никому ее не жаль. Возможно, справедливо…
– Жалость – не тот предмет, к которому уместно употреблять категорию «справедливо» и «несправедливо», – заметил доктор Бумбен, также расслабленно щурясь на свою кружку. – Жалость иррациональна по определению. И чем больше людей поддаются этому чувству, тем меньше в мире разумного… и жестокого, – добавил он вполголоса.
Робьяр поставил бокал на распластанную на столе газету. И глаза невольно заскользили по выделенным особым шрифтом строчкам на первой полосе: «Охотничий сезон сыщиков завершен. Теперь город объявляет свою собственную охоту?»
«По мнению жителей города, вся семья душителя должна быть изгнана в кратчайшие сроки…», «…на нашей улице нет места гнезду ядовитых пауков!.. – говорят в один голос соседи», «…и отродье поганого монстра нужно изолировать! Никто не знает, что вырастет из гнилого семени, и во что превратится ребенок, когда станет взрослым…», «…наши дети не могут учиться спокойно, если рядом с ними в школе будет находиться отвратительная дочка этого убийцы – письмо такого содержания принесли родители школьников, где учится дочь душителя»
Робьяр вспомнил блеклую, хрупкую, как росший в тени цветок, девочку, молча и выжидательно смотревшую на него. И россыпь разноцветных бумажных зверей на каминной полке – слепых, но при этом обладающих странно живым взором. Таким же внимательным и грустным, как и у их создательницы.
Печальный синий бумажный пес все еще дремал в его бумажнике.
Потом Робьяр поднялся, отхлебнув напоследок из стакана и мельком пожалев, что вместо вина там не травяное молоко его квартирной хозяйки.
Пора в дорогу.
Люди и нелюди под сводом камней. Где-то в Городе…
– Думаю, все готово. У нас есть еще несколько недель, чтобы закончить некоторые приготовления и начать воплощение в жизнь наших замыслов. Обращаю внимание – только начать…
– Боюсь, как бы обстоятельства не поторопили вас всех, – отозвался лениво Маляр. – Вы же знаете, что творится в Городе. – Вот чует мое сердце, что скоро все пойдет вскачь…
– Мы пытаемся спустить пар, где это только возможно.
– Разумеется, и именно по этой причине допустили утечку информации о темном драконе.
– Это не наша вина.
– А отчего наши уважаемые коллеги помалкивают по этому поводу? Как ни крути, речь идет о драконе!
– Это не дракон, – угрюмо отозвался Невидимка. – Это неизвестно что. То, что вы сами породили.
– Теперь не отвертитесь, – хмыкнул Маляр.
– После возвращения вы стали слишком нетерпеливы.
– Я видел то, что уже происходит в других городах. Мне бы не хотелось увидеть это здесь. Только в десяти кратном увеличении и в сопровождении свежего запаха крови и гари… Вы не забыли, что это за город? Здесь всегда все начинается и кончается…
– Горожане – это наименьшая из наших сегодняшних проблем. Хуже то, что некоторые из наших бывших… м-м, друзей уже проведали, как далеко нам удалось зайти. Вам доводилось слышать, какие ползут слухи? Мол, зреет заговор в результате которого погибнет весь мир… Это все пока цветочки. Пока мало кто в это верит, но одна-две грамотно проведенные акции, да еще на базе тех сведений, которые проклятым крысам удалось увести у нас и…
– Если вы станете долго раскачиваться, то так оно и будет. Чего вы ждете? Мы нашу часть миссии выполнили.
– По-вашему, это так просто – взять и принять такое решение? У нас тысячи тысяч людей. У нас сотни Птенцов. И у нас несметное множество полукровок… Вы подумали, что произойдет, если все изменится?
– Это ваши проблемы. Вы наплодили себе подобных, вот и думайте, как с ними разбираться.
– Мы думаем.
– Не могу не напомнить вам, что все ваши планы ничего не стоят ровно до тех пор, пока не обнаружен Ключ. Ваш кандидат был проведен по Пути. И что у вас есть?
– То же, что и у вас. Они что-то нашли. Жаль только, что пока никто, даже они сами, не знают, что именно…
– А я вот все же не понимаю, – вмешался Маляр, нетерпеливо меривший шагами комнату и прислушивавшийся к разговору. – Не понимаю, как можно изменить весь мир одним поворотом Ключа?
– На самом деле, речь идет всего лишь о символе и потому так трудно отыскать его. Видите ли, тот гений, что однажды развел или свел чужие миры создал свою систему перехода, которую… как бы это попроще сказать, ужал до минимума и заключил в некую оболочку. Это может быть что угодно, любой предмет… Это может быть вообще не предмет, а нечто невещественное. Ключ – это символ. Наш мир позволяет заключать нереальное в реальную оболочку. Принцип перехода овеществлен в Ключе. Понимаете?
– Не совсем. Но общую идею уловил.
– Это было придумано в расчете на будущие поколения. Они хотели однажды вернуться назад, на родину. Но понимая, что сам создатель системы не вечен, да и ученики его могут не дожить до нужного времени, было принято такое решение. Чтобы однажды, даже не владеющий никакой особенной информацией, человек мог запустить условный механизм с помощью всего лишь одного действия. С помощью некоего поворота Ключа…
– Вот от таких условностей и рождается путаница.
– От таких условностей рождаются легенды, которые потом сохраняют нужное на много поколений вперед. А уж от сообразительности этих потомков зависит все остальное.
– Не могу сказать, что нам с последним повезло.
… – Вы доверяете ему? – тихо спросил Маляр.
– Невидимке? – Кольценосец поднял на собеседника воспаленные глаза. – Да, как самому себе.
– А себе вы доверяете?
– Забавно, – без тени улыбки констатировал Кольценосец, прижимая пальцы к векам. – Впрочем, ты прав. Зачастую доверять даже себе у меня нет причин… Но разве у нас есть выбор?.. А Невидимка… Однажды, много лет назад, я мечтал убить его. Он был величайшим. Думаю, ты помнишь его под именем Таргора Черного…
– Погодите… Вы хотите сказать, что это чудовище и есть…
– Вот именно.
– Но он же умер! Его сожгли…
– Я мечтал убить величайшего из драконов. Он был моим личным врагом, Он был нашим общим врагом. Он доставил нам всем, всему Кругу столько бед, что охота за ним стала самым приоритетным направлением нашей деятельности… Этот дракон, полностью подавивший своего всадника, был для нас воплощением самых кошмарных снов… И однажды я настиг его. И убил.
– Но…
– Оставшееся сейчас – это оболочка. То, что выжило в огне. Я убил вместо дракона – человека. А дракон убил моего дракона… Так что мы квиты.
– И после этого вы верите друг другу?
– Да. Мы сотворили слишком чудовищное, чтобы оставаться прежними. Пролитая кровь меняет все безвозвратно. Ни ему, ни мне не стать такими, как раньше. Убив человека, я принял на себя слишком страшную ношу и утратил право просто жить в этом мире и не хочу, чтобы другие люди шли вслед за мной. Убив дракона, Невидимка утратил право быть истинным драконом… Он утверждает, что обрел знание, ненужное другим драконам, а значит, не может позволить им идти этим путем. Теперь мы свободны от взаимных обязательств, от страстей и ненависти, и можем говорить только от своего имени. Единственный недостаток – мы ущербны и оттого неспособны самостоятельно воплотить в жизнь пункты договора, требующие партнерства и не в силах найти Ключ. Зато мы способны найти подходящего кандидата… И ведь нашли?
– Он не готов.
– Неважно. Расскажи ему все, что нужно сейчас. У него есть время привыкнуть.
– А если…
– А если события пойдут стремительнее, чем мы ожидаем, то ты найдешь его и расскажешь все.
– Как я пойму, что ему можно рассказать…
– Это очень просто, – засмеялся Кольценосец. – Если вдруг мир ослепнет, нетрудно будет обнаружить зрячих, верно?
– А что станем делать мы с ослепшим миром?
– Учиться жить в нем. Как всегда.
Первый день Праздника.
Вопреки прогнозам и опасениям народу на левом берегу собралось видимо-невидимо. Пожалуй, на сегодняшнем торжестве зрителей и участников присутствовало больше, чем когда бы то ни было. Разноцветная, наряженная, взбудораженная толпа захлестнула шумным приливом выстроенные за неделю павильоны, поставленные буквально вчера ночью шатры, пока еще тихие и безлюдные арены, куда чуть попозже выйдут состязающиеся за Кубок Солнечного вина. Кое-кто уже танцевал неподалеку от каждого из двух десятков маленьких оркестриков, как местных, так и приглашенных из других селений, но основной оркестр, устроившийся на задрапированном зеленым и красным помосте, пока молчал, дожидаясь сигнала. Как дожидались его и все собравшиеся, то и дело поглядывающие на деревянный шест, вкопанный на центральной площадке, на вершине которого поблескивала идеально прозрачный кристалл-линза. Едва солнце поднимется над горизонтом достаточно высоко, кристалл сфокусирует его лучи на одной-единственной точке чуть в стороне, заставив вспыхнуть специально приготовленный состав из сухих веточек и трав. Едва огонь будет зажжен – Праздник начнется.
Небо сегодня, к счастью, было безоблачным. Пасмурный небосклон безнадежно испортил бы торжество, как четыре года назад, когда Праздник пришлось перенести дважды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63