Ты доволен ответом?
– Я не инквизитор. Казнь людей мне не в радость.
Она улыбнулась и отвела от лица, тонкий стебель вьюна. Илессель повзрослела, но по-прежнему выглядела дерзкой и непокорной – такой, какой я встретил ее в фарасском зиккурате больше года назад:
– Ты здесь единственный человек, которого я немного знаю, – сказала она. – Ваш храм скоро превратится в зловещее место. Мидий будет сжигать горожан на кострах, а в минуты отдыха резвиться со своими наложницами.
– Наложницами?
– Да. Ты же видел двух смуглых красоток, когда сопровождал нас из гавани в храм. Мидий принадлежит к хэйлеттитской знати, а они культивируют рабство. У них ужасная страна. Ваш новый аварх убежден, что для него закон один, а для остальных людей – другой.
– И после этого он смеет сжигать еретиков?
Я осторожно привстал и осмотрелся на тот случай, если кто-то из свиты экзарха подслушивал нас в кустах. Заметив мою нервозность, Илессель спросила:
– Может быть, ты знаешь лучшее место?
– Тебе разрешают свободно входить в храм и выходить из него?
– А ты как думаешь? – с насмешкой спросила она. – Каждый, кто пытается остановить меня, довольно скоро получает по заслугам. Однажды администратор зиккурата, тот, что подсидел Борета, решил запереть меня в келье. И знаешь, что случилось? Я выбралась оттуда и налила кислоты во все замочные скважины его складских помещений. Ему пришлось оплатить ремонт замков из собственного кармана.
Интересно, где она научилась открывать замки? Я провел ее к стене сада и помог ей перебраться через ограду. Мы прошли по узкой улочке, которая огибала Морской квартал. У меня имелся ключ от неприметной калитки, поэтому мы незаметно проскользнули в дворцовый сад. Я не собирался вести Илессель во дворец и знакомить с Палатиной и Равенной. Конечно, вряд ли она работала на Сферу или дом Форита, но рисковать не стоило.
Девушка подтвердила слова Сианы о том, что Мидий слыл известным палачом еретиков. Она сказала, что аварх был мил и дружелюбен с людьми, которые не числились в его инквизиторском списке, – в основном со знатью и торговыми лордами. К сожалению, я не успел расспросить ее о маге ума, потому что во дворце прозвучал малый колокол, который созывал меня и советников на банкет, устроенный отцом в честь Мидия. Что-то мы часто стали проводить банкеты.
Мы с Илессель договорились о встрече на следующий день. Я забежал в свои апартаменты, снял тунику, порванную о колючки шиповника, и принарядился для праздничного обеда. За всей этой суетой я до сих пор не навестил океанографов. Мне стало стыдно, и я пообещал себе, что сделаю это завтра.

Мезентия простили за хулиганское поведение на прошлом празднике и разрешили ему явиться на банкет. Палатина уговорила Гамилькара почтить нас своим присутствием, хотя тот противился, как мог. Обвинение, выдвинутое против него Мезентием, имело старые корни, и торговый лорд усиленно опровергал его, считая пятном на своей репутации. В Танете он рассказал нам о том, как ему удалось отнять контроль над домом Барка у своего порочного дяди Комаля. Через неделю после этого Комаль умер от сердечного приступа, и его кончина дала повод завистливым торговцам для последующих обвинений Гамилькара. Насколько я слышал, корпоративное убийство было в Танете обычным делом, но там ценились тонкие и изощренные способы.
Дальриад, имевший родственников во многих торговых домах, считал, что история Гамилькара правдива. Комаль довел дом Барка до банкротства. Он был пьяницей и имел пристрастие к дорогим экзотическим наркотикам. Кроме того, ни один торговый лорд не стал бы совершать подобного убийства, потому что оно показалось бы его коллегам слишком явным и прямолинейным.
Торжественный банкет в честь Мидия был веселее, чем прощание с Сианой. Впрочем, смех гостей иногда звучал слишком фальшиво. Я чувствовал, что каждый из них боялся нового аварха. Слух о его репутации разнесся по городу. Люди опасались, что их родные и близкие станут жертвами Сферы – спаси и сохрани Рантас всех жителей славного Лепидора.
Если он планировал бороться здесь с ересью, то его намерение выглядело абсолютно беспочвенным. Сколько я себя помню, в нашем городе не было еретиков. Пару раз фанатичные жрецы раздавали такие обвинения заезжим торговцам, но Сиана отмахивался от них, ссылаясь на отсутствие улик. Мне казалось, что Мидий изначально верил в огромное количество еретиков и горел решимостью уничтожать их независимо от доказательств.
Мидий вел себя дружелюбно и общительно. Он шутил, рассказывал истории (естественно, не о Премьерах) и хвалил винный погреб графа Элнибала. Я вспомнил слова Илессель и тут же почувствовал неискренность его веселья. Вряд ли он был бы таким вежливым, если бы не хотел надеть мантию экзарха. Никто из гостей не говорил о политике и торговле. Однако и на этот раз не обошлось без инцидента.
Неприятный момент произошел в самом начале банкета, когда отец представлял аварху двух моих спутниц и меня. Мидий высказал Равенне комплимент, почти схожий с похвалой Сианы. Но там, где в словах старика прозвучала любезность, у хэйлеттита сквозило вожделение. Равенна перестала улыбаться и холодно посмотрела на жреца. Внезапно его дружелюбие испарилось. Я увидел истинное лицо Мидия – гонителя и палача еретиков. Его взгляд не сулил Равенне ничего хорошего. Через миг он вновь лучился добротой – хотя и натужно. Общаясь с Палатиной, аварх уже не вел себя так развязно.
Рядом с ним стоял маг ума. Этот мужчина выглядел как озадаченный пес. Он казался рассеянным, но не безвредным. Возможно, он намеренно вводил людей в заблуждение, заставляя их забыть о черной мантии и молотке, свисавшем с его пояса. Это был первый маг ума из Сферы, которого я видел. Его мирная внешность служила отвлекающим маневром. Все, что я слышал о подобных людях, исходило от Яшуа и «Истории» Кэросия. Маги ума участвовали в Великой войне. Сестра императора была замужем за одним из них. Тот маг верно служил Этию и умер на руинах Эран Ктхуна. Сфера предала его идеалы и убеждения.

После банкета я, Палатина и Равенна собрались в моей гостиной. Большинство обитателей дворца разошлось по спальным комнатам. Слуги убирали столы и приемные залы. Равенна по-прежнему злилась.
– Грязный хэйлеттитский боров! – будто выплевывая слова, ругалась она. – Неужели ему мало своих рабынь?
– Не думаю, что все хэйлеттиты такие, – сказала Палатина. – Я знала только Юкмадория, но он был порядочным мужчиной.
– Юкмадорий покинул Хэйлетту в юности и прожил десять лет на пустынном острове. После этого он даже не помнил, какого цвета бывает трава. Хотя, если честно, я знаю о хэйлеттитах не больше твоего, так что можешь не спрашивать меня о них.
– Извини, что я заговорила, – обиженно проворчала Палатина.
– Похоже, Мидий будет арестовывать всех, чей взгляд ему не понравился. Я представляю, как он допрашивает женщин. Возможно, этим и объясняются его садистские наклонности.
Я не задумывался о такой возможности, но в принципе, почему бы и нет?
– Не следует судить о нем после первой встречи. Он может быть не только распутником, но и истинным фанатиком.
– Не стоит судить, говоришь? – с сарказмом ответила Равенна. – А где он сможет найти податливых женщин, кроме Хэйлетты – женщин, которые не дадут ему отпора? Только в камере пыток! Будь я графом Элнибалом, то отправила бы в храм морских пехотинцев, чтобы они присматривали за этим развратником и не подпускали его к девушкам клана. Я убеждена, что Мидий не интересуется духовностью.
– Равенна, ты преувеличиваешь, – сказала Палатина, перебрасывая камушек с одной руки в другую. – Он действительно пялился на тебя, но ты обладаешь привлекательной внешностью – особенно когда не споришь и не злишься. Мидий показал себя сексуально озабоченным варваром. Однако это не означает, что он планирует собрать гарем из еретичек.
Равенна посмотрела на нее.
– Я привлекательна? Даже в сравнении с тобой?
Палатина раздраженно отмахнулась.
– Прости. В будущем я постараюсь не говорить тебе комплиментов.
– Да уж, постарайся! – ответила Равенна и повернулась ко мне. – Катан, ты принял решение?
Я надеялся, что она сначала успокоится. Мне не хотелось поднимать эту тему.
– Еще нет.
– Почему? Маг ума пьян, как муха на дне винного кувшина. Он в полной прострации. Это наш единственный шанс.
– Ты уверена, что он действительно пьян? А вдруг он притворился для того, чтобы выявить магов, живущих в нашем городе? Тех, которые попытаются спрятать свою силу?
Это было нелепое предположение, и Равенна пропустила его мимо ушей.
– Он маг ума и считает, что мы беззащитны против его чар. Он думает, что мы залегли на дно, и не ожидает наших действий.
Ее настойчивость начинала раздражать меня.
– Равенна, мне не нравится эта идея.
– Мне она тоже не нравится, Катан. Я не хочу впускать тебя в свой ум – так же, как ты не желаешь открываться мне. Но если мы промедлим, нас сожгут на костре. И в данном случае ты не можешь принимать решение самостоятельно. Если одного из нас поймают, другой тоже будет схвачен. Я провела весь вечер, размышляя над этим. Рано или поздно извращенец Мидий поймет, кто мы такие. Я лучше пройду через эту процедуру, чем потеряю жизнь! Или тебя…
Мы стояли посреди комнаты и смотрели друг на друга. Не отводя взгляда от Равенны, я тихо попросил Палатину:
– Ты не могла бы подождать снаружи, пока мы не закончим?
Меня тревожило, что она могла обидеться. Однако Палатина весело кивнула и вышла из гостиной. Мы молча ждали. Когда дверь закрылась, я отступил на шаг и повернулся к камину. Равенна не шевелилась. Конечно, она была права. Я не мог принимать это решение самостоятельно. И все же мне было страшно впускать в свой ум кого-то другого. В детстве меня мучили кошмары о чем-то подобном. Я вскакивал с кровати по ночам и боялся закрывать глаза. Друг отца, которого мы называли Гостем, научил меня держать припадки страха под контролем. Интересно, почему я вспомнил о них именно сейчас?
Прошло несколько секунд. Я смущенно посмотрел на Равенну. Она лишила меня выбора. Отказываться было нечестно. Отбросив сомнения, я тихо сказал:
– Пусть будет по-твоему.
– Спасибо, – с улыбкой ответила она.
– Что нужно делать?
– Подойди ко мне. Я покажу.
Когда мы снова встали друг перед другом, она взяла меня за руки.
– Соедини свое сознание с моим, как ты делал это с Палатиной. Проникни в собственный ум, и мы станем одним целым.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы опустошить ум так, как учил меня Кламас. Создав звено, я направил по нему сознание. В безграничной пустоте появились наши серебристые коконы. Я начал опускаться через слои ауры в сферу ума. Затем мы вытянули друг из друга магическую силу, оставив только ту врожденную часть, которая входила в состав моей крови. Внезапно я понял, что кровь Равенны тоже имела магию. Так вот откуда она исходила!
Когда мы объединили свои силы, я почувствовал огромную радость и неописуемую целостность. Мне уже не требовалось концентрироваться на внутренней тишине и сдерживать непокорный поток мыслей. Затем, когда мы направили магию в область души, на нас обрушился хаос. Отступая в ужасе, я разорвал звено и спирально прошел через слои назад – обратно в комнату. По телу прокатилась волна слабости. Я покачнулся и рухнул на пол, а когда пришел в себя, то увидел лежащую рядом со мной Равенну. Она была без сознания. Что-то стучало в моей голове, нанося удары маленькими острыми топорами. Я закричал от боли и едва не погрузился в беспамятство. Через несколько секунд в глазах прояснилось. Взглянув на Равенну, я с облегчением увидел, что она дышала. Затем дверь открылась, и в гостиную вошла Палатина.

Глава 21

Я закрыл крышку последнего зонда и установил его на дне, стараясь не сместить штативы с фильтрами. Поплавав вокруг и убедившись, что зонд стоит нормально, я вернулся к «скату». Он выглядел облаком на ясной поверхности океана. Едва я всплыл у левого крыла, мои легкие автоматически перестроились на потребление атмосферного воздуха. Мне оставалось лишь выбраться на гладкую поверхность, открыть боковой люк и протиснуться в крохотную кабину. Бросив ласты на крыле, я взял с собой пояс с собранными образцами, которые следовало разместить в приемной камере анализатора.
Маленький «скат», с размахом крыльев в восемнадцать ярдов, имел рулевую рубку и крохотную каюту. Судно знавало лучшие дни, но, несмотря на старость, сохранило свои ходовые качества. И главное, оно было моим. После того как четыре года назад мы приобрели для океанографов новый корабль, я уговорил отца отдать их старый «скат» в мое личное пользование. Он нехотя согласился, вполне обоснованно опасаясь того, что я вообще перестану интересоваться делами клана и когда-нибудь попаду в подводный шторм. Однако граф не стал продавать судно старьевщику и велел инженеру провести капитальный ремонт.
Я назвал свой корабль «Моржом», потому что на маршевой скорости его мотор звучал, как лай моржа.
Разобравшись с образцами, я оставил пояс в каюте и вернулся на крыло. Мне хотелось немного поплавать. Это место за рифами в нескольких милях от Лепидора было тихим и уединенным – не то что близ города в бухте. Ая нуждался в тишине. Зонды были лишь поводом для выхода в море. Во время моего отсутствия за ними присматривали океанографы. Они даже заменили два аппарата, разрушенных штормом. Я приплыл сюда, чтобы без помех обдумать ситуацию. Мне нужно было понять, что произошло позапрошлой ночью.
Я скрыл от Палатины причину наших с Равенной обмороков. В конце процедуры случилось что-то непредвиденное. Мне хотелось убедиться, что с Равенной все в порядке, но магия была заперта в сфере души, и я не мог дотянуться до силы, к которой уже привык за прошлый год. В тот момент я чувствовал себя потерянным и слабым. Воспоминание о полном единении с Равенной у меня осталось, но оно было слишком мимолетным. Пощупав пульс подруги, Палатина сказала, что не находит ничего плохого в ее состоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60