https://wodolei.ru/catalog/accessories/
– Взявшись за поводья, он повел лошадь прочь.
– Может быть, ты ответишь за них?
– Время, – ответил воин. – И, если я верно вас цитирую, генерал, «вы можете заменить людей и лошадей, мечи и стрелы, но время не вернешь».
– Ты читал мою работу? – Вопрос был задан безразличным тоном, но глаза Джасарея сузились, и он внимательно смотрел на юношу.
– Нет, генерал, я не умею читать. У меня был друг, который рассказал о ваших словах. А теперь, если вы позволите, я займусь лошадью.
Джасарей посмотрел ему вслед, а потом обернулся к офицерам:
– Выясните, кто он, и прикажите вечером прийти ко мне в палатку после совета.
– Я могу сказать вам, кто он, – ответил первый из офицеров. – Его зовут Коннавар, и его нанял Валанус. Он не остро и не гат, а происходит из племени за морем. По слухам, этот человек спас Валанусу жизнь в Гориазе.
– И поклялся убить Карака, – не отстал от него второй. – Этот воин проложил себе путь через земли кердинов, устилая его трупами, после того как они убили его друга, купца Бануина.
– Из какого он племени?
– Кажется, риганте, – ответил первый офицер. – Вы все еще хотите поговорить с ним?
– Разве я говорил, что нет?
Джасарей отправился осматривать укрепления. Солнце садилось за западные холмы, а с моря надвигались тучи.
– Если тебя вызвал Ученый, значит, тебя либо выпорют, либо повысят, – жизнерадостно сказал Валанус.
Конн плотнее завернулся в плащ, поскольку сквозь палаточную ткань сочилась вода. Огарок свечи замигал, но, до того как он успел погаснуть, Валанус зажег об него другую свечу. Несколько мгновений в палатке горело два огонька, делая ее несколько уютнее. Полотняный домик составлял шесть футов в длину, четыре в ширину и пять в высоту в самом центре. Он устанавливался на тонкую деревянную раму. К раме крепились крюки, на которых висели мешки с одеждой. Было там также четыре складных стула с тряпочным верхом, которые составлялись вместе, образуя узкую кровать. На одном из них громоздились нагрудник, шлем, наручи и поножи, грозя упасть на мокрую землю.
– Я думал, ты его любимчик, – проворчал Конн. – Тогда почему у тебя течет палатка?
– Просто не повезло, – объяснил Валанус, стараясь не обращать внимания на капающую сверху воду. – Я стал солдатом по необходимости. Ведь я происхожу из бедной семьи, поэтому получаю стандартное снаряжение. Почти все палатки сухие. Завтра постараюсь достать и нам такую. – Он широко улыбнулся. – Джасарея, наверное, рассмешит, когда ты войдешь мокрый, как мышь.
– А почему ты думаешь, что меня могут выпороть?
– Ученый посылает за кельтонами только за двумя вещами – наградить или наказать. Ты не сделал ничего, заслуживающего наказания, стало быть, произвел на него впечатление.
– Может быть, – с сомнением сказал Конн, – но пока что мы не сделали ничего впечатляющего, только шли вперед и строили огромные крепости, которые оставляли на следующий день. Когда же кердины вступят в битву?
– Думаю, когда будут готовы. Тогда мы победим их и ты сможешь отомстить. Остаран говорит, что ты навел ужас на их людей. Три стычки и пять мертвых кердинов у тебя на счету. Знаешь, как тебя называют гаты? Яростный Клинок.
– Меня не волнует, как меня называют. Как ты верно заметил, то были мелкие стычки. А мщение не будет полным, пока я не перережу горло Караку.
Офицер перестал улыбаться, и в голосе прозвучала печаль:
– Думаешь, когда он умрет, боль оставит тебя?
– Может, да, может, нет, – сказал Конн, пристально глядя на светловолосого офицера.
Валанус погрузился в размышления.
– Однажды у меня был друг, – начал он. – Больше чем просто друг. Его захватили в плен в трибантской кампании. Ему выжгли глаза, отрезали ступни и кисти, потом половые органы. Когда мы нашли его, он был все еще жив. Они прижгли раны, понимаешь, залили их кипящей смолой. – На свечу шлепнулась капля, и она мигнула. Валануса передернуло, потом он собрался и выдавил улыбку. – С тех пор у меня не было друзей… и не будет – среди воинов.
Снаружи палатки ударил колокол. Он прозвонил четыре раза.
– Ну, – проговорил тургонец, – время идти к генералу. Если он предложит тебе награду, попроси для меня новую палатку или слугу.
– У тебя есть слуга. Я видел, как он ставил эту палатку.
– Да, но он один на восьмерых бедных офицеров. А я не могу позволить себе ему приплачивать. Поэтому… – Валанус указал на ручейки, сбегающие по стенкам палатки.
Конн не ответил, а молча поднялся, вынырнул из палатки и вышел под дождь. На западе вспыхнула молния и послышался раскат грома. До полуночи оставалось четыре часа. В ясный день было бы еще светло, но буря окутала землю тьмой. Юноша побрел через лагерь, прошел мимо лошадей в загоне и обозных телег, потом пробрался между рядов круглых палаток для простых солдат.
Шатер Джасарея составлял сорок футов в длину и по меньшей мере пятнадцать в ширину. Снаружи под навесом стояли двое солдат, вооруженных копьями. Когда Конн приблизился, они скрестили копья.
– Что… тебе… надо? – проговорил страж слева на ломаном кельтонском.
– Меня вызывал генерал, – ответил ему Конн на тургонском. Страж удивился.
– Жди здесь. – Он протянул копье товарищу и скрылся в палатке.
Его не было всего несколько секунд. Вернувшись, он велел Конну ждать, и тот стоял на дожде, становясь все мрачнее и мрачнее. Из палатки доносились голоса, но шум дождя не позволял расслышать, о чем они говорят. Через несколько минут начали выходить офицеры и торопливо возвращаться к своим шатрам, но и теперь его не позвали внутрь. Конн начинал злиться и обдумывал, не уйти ли ему, когда его окликнули.
– Ты можешь войти, – сказал страж. – Внутри есть коврик. Вытри об него ноги. Генералу не нравится, когда у него грязь на полу. И оставь меч и кинжал здесь. С оружием входить нельзя. – Конн снял перевязь и отдал ее солдату.
Потом он вошел в палатку. Контраст между ней и обиталищем Валануса был настолько разительный, что Конн едва не рассмеялся. Мозаичный пол был уложен с удивительным искусством, в основном из маленьких белых камней, но в середине более темные образовывали голову пантеры. Дальнюю сторону отгораживали занавески, и там, очевидно, находилась спальня. С крюков свисало семь ярких светильников, озаряя шесть деревянных стульев с бархатными подушками, два дивана с вышитыми спинками и длинный резной дубовый стол. Неподалеку стояла полная углей жаровня, а около стульев лежали толстые коврики. Генерал в простой рубахе до колен и сандалиях устроился на одном из диванов. Он совершенно не походил на воина.
– Подойди ближе, – велел он.
Конн вытер ноги о коврик и повиновался. Сняв мокрый плащ, он бросил его на пол и подошел к жаровне, наслаждаясь теплом.
– Можешь сесть, – предложил Джасарей, указывая на диван.
– Моя одежда мокрая и грязная, – ответил юноша. – Лучше я постою.
– Разумно. Так вот, расскажи мне о Бануине.
– Вы знали его? – изумился Конн, стараясь выиграть время, чтобы обдумать ответ.
– Он был моим учителем и учеником, – сказал Джасарей. – И хорошо показал себя в обеих ролях.
– Я этого не знал. Бануин часто говорил о вас, но ни разу не упоминал, что вы друзья.
– Я сказал учитель и ученик, – раздраженно заметил генерал. – О дружбе я не сказал ни слова. Постарайся не делать предположений. Общение наиболее эффективно, если обе стороны точно выражаются. Так вот, я так понимаю, что он жил с твоим народом и даже женился на женщине из племени.
– Да.
– Как ты думаешь, что привлекало его в землях риганте?
– Он говорил, что любит дикие леса и горы, запах сосен и вереска. Этому он учил вас?
Джасарей оставил вопрос без внимания.
– Зачем Бануин рассказывал тебе о моих теориях?
– Он хотел рассказать мне о величии своего народа, – ответил Конн.
– Вряд ли, ему не нравились наши амбиции, насколько я помню. Ты знал, что в гражданскую войну он был генералом?
– Нет, но я знал, что он служил в армии.
– Он был прекрасным генералом – солдаты любили его, а враги страшились. У него напрочь отсутствовало тщеславие. И хотя я долго был его учеником, когда я стал командующим, он без вопросов следовал моим приказам. Редкий человек, но не без недостатков. Слишком много отвлеченных понятий – честь, благородство, отвага, совесть. Сосредотачивался на второстепенном. На природе человеческой души, возможностях изменения и покаяния. Добро и зло, правильное и неправильное – эти абстракции определяли его действия.
Конн понял не все слова. Он говорил на тургонском почти свободно, но Бануин никогда не говорил о покаянии или совести. Но если маленький торговец ценил эти вещи – чем бы они ни были, – значит, и Конн будет их ценить. Он тщательно выбирал слова, прежде чем сказал:
– Я не… владею вашим языком настолько, чтобы вести спор об этих материях. Но я знаю, что Бануин был хорошим человеком, может быть, даже великим. Он был любим чужим народом, и я всегда буду чтить его память.
– Да, да. – В светлых глазах Джасарея мелькнуло раздражение. – Люди любили Бануина. Мне он тоже по-своему нравился. Я очень удивился и огорчился, услышав о его смерти. Он рассказывал, как ушел из армии?
– Нет. Никогда.
– Жаль. Я часто удивлялся, почему столь талантливый человек стал торговцем.
– Ему нравилась такая жизнь – новые люди, новые земли.
– Да, с людьми он всегда находил общий язык. – Джасарей указал на графин с водой. Рядом стоял один кубок. Сразу стало ясно без слов, каковы их взаимоотношения. Может, Конн и гость в его палатке, но в глазах генерала всего лишь слуга. Не время становиться в позу. Конн быстро подошел к столу, наполнил кубок и подал сидящему. Тот принял его без благодарности, но улыбнулся. – А еще Бануин всегда замечал талантливых людей. Именно поэтому ты интересуешь меня, Коннавар. Что он увидел в тебе и почему взялся учить? Ты сын правителя или короля?
– Нет. Мой отец был охотником за лошадьми, отчим же скотовод.
– И все же – в семнадцать лет – ты знаменит в своей стране. Ты сражался с медведем одним ножом. Кроме того, ты пробрался в город кердинов, убил купца, предавшего Бануина, а потом шестерых преследователей. С тех пор среди гатов о тебе ходят темные легенды. Все ваши люди такие хорошие бойцы?
– Все.
– Сомневаюсь. – Джасарей поднялся и подошел к занавесям, отодвинул их. За ними оказалась узкая кровать и деревянная подставка, на которой висел доспех генерала. – Помоги мне облачиться, – велел он.
Конн подошел к нему и снял с крюка железный нагрудник. Джасарей надел его, а юноша застегнул все пряжки. За нагрудником последовала юбка из укрепленных бронзой толстых кожаных полос, потом пояс с мечом. Конн опустился на колени и застегнул поножи. Он не спрашивал, почему это генерал решил облачиться в доспехи посреди ночи, хотя это удивило его. Юноша не смог сдержать улыбку. Генерал заметил это.
– Да, я не воин, – сказал он без малейшей обиды. – И знаю, что выгляжу в этом нелепо. И все же это служит некоторым целям.
Джасарей приподнял клапан палатки и приказал что-то стражам. Солдат протянул ему перевязь Конна, потом снова скрылся. Генерал обнажил меч Конна и осмотрел его в свете ламп.
– Доброе оружие, – сказал он. – Одна рукоять стоит нескольких сотен серебряных монет. Должно быть, твой отец богатый скотовод.
– Меч был подарком от друга, – объяснил Конн. Джасарей повертел клинок в руках.
– Золотая голова медведя удивительно красива, и значение символа мне понятно. Но почему олень в терниях? Вижу, застежка на твоем плаще украшена так же.
– В детстве я изорвал одежду, спасая олененка. Над этой историей любили пошутить мои друзья.
Джасарей внимательно посмотрел на юношу.
– Убийца, который спасает оленят? С таким человеком надо быть осторожнее. – Засунув меч в ножны, он протянул его Конну и велел надеть перевязь. Потом вышел из палатки.
Гроза подходила к концу, но дождь все еще лил. Последовав за генералом, юноша увидел, что из палаток выходят солдаты в доспехах. Они построились в две шеренги и молча и неподвижно стояли, а вода струилась по нагрудникам и шлемам. Облака разошлись, и лагерь залил яркий лунный свет. В этот момент раздались боевые крики, и через укрепления полетели копья. Палатки, лошади и телеги располагались далеко от стен, поэтому большая часть копий упала на землю. Одно пронзило спину вьючной лошади, и она упала на землю, заржав от боли.
– Они идут! – крикнул страж на северной стене. – Их тысячи! – В спину ему воткнулось копье, и он упал вниз.
К Джасарею подбежало несколько офицеров. Тот стоял совершенно спокойно, сцепив руки за спиной.
– Одну Пантеру к северной стене, две оставим в резерве. Основная атака пойдет не оттуда, а скорее всего с запада. Поставьте лучников за телеги.
Офицеры бросились к своим людям. Джасарей медленно подошел к первой шеренге солдат.
– Простите, что разбудил вас так рано, – сказал он.
Конн шел следом за генералом, и его поражало его спокойствие. Он также удивлялся, как тот догадался о ночной атаке. Неужели этот человек колдун? Или Конн что-то не понимает? Мысль не переставала терзать юношу. С северной стены доносились крики раненых и умирающих – волна за волной вражеские воины накатывались на укрепления, стараясь колоть и рубить защитников.
– Кажется, дождь заканчивается, – заметил Джасарей. Раненая вьючная лошадь продолжала ржать от боли и страха.
Джасарей постучал солдата по плечу.
– Пойди и избавь беднягу от мучений. Невозможно думать под этот шум.
– Есть! – ответил тот, обнажил меч и вышел из строя. На западе протрубили трубы. Кони глянул на укрепления и увидел, как двое солдат подают какие-то знаки.
– Вот и главная атака, – заметил Джасарей. Он отправил вторую Пантеру из трех тысяч человек спрятаться за валом. Появились концы тысяч приставных лестниц. Конн взялся за рукоять меча.
– Не нужно, – сказал генерал. – Пройдет не меньше часа, прежде чем очередь дойдет до нас. Когда пробьют ворота.
Юноша бросил взгляд на ворота, сделанные из заостренных стволов молодых деревьев, крепко сколоченных между собой поперечными планками. Ему не верилось, что кердины смогут открыть их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Может быть, ты ответишь за них?
– Время, – ответил воин. – И, если я верно вас цитирую, генерал, «вы можете заменить людей и лошадей, мечи и стрелы, но время не вернешь».
– Ты читал мою работу? – Вопрос был задан безразличным тоном, но глаза Джасарея сузились, и он внимательно смотрел на юношу.
– Нет, генерал, я не умею читать. У меня был друг, который рассказал о ваших словах. А теперь, если вы позволите, я займусь лошадью.
Джасарей посмотрел ему вслед, а потом обернулся к офицерам:
– Выясните, кто он, и прикажите вечером прийти ко мне в палатку после совета.
– Я могу сказать вам, кто он, – ответил первый из офицеров. – Его зовут Коннавар, и его нанял Валанус. Он не остро и не гат, а происходит из племени за морем. По слухам, этот человек спас Валанусу жизнь в Гориазе.
– И поклялся убить Карака, – не отстал от него второй. – Этот воин проложил себе путь через земли кердинов, устилая его трупами, после того как они убили его друга, купца Бануина.
– Из какого он племени?
– Кажется, риганте, – ответил первый офицер. – Вы все еще хотите поговорить с ним?
– Разве я говорил, что нет?
Джасарей отправился осматривать укрепления. Солнце садилось за западные холмы, а с моря надвигались тучи.
– Если тебя вызвал Ученый, значит, тебя либо выпорют, либо повысят, – жизнерадостно сказал Валанус.
Конн плотнее завернулся в плащ, поскольку сквозь палаточную ткань сочилась вода. Огарок свечи замигал, но, до того как он успел погаснуть, Валанус зажег об него другую свечу. Несколько мгновений в палатке горело два огонька, делая ее несколько уютнее. Полотняный домик составлял шесть футов в длину, четыре в ширину и пять в высоту в самом центре. Он устанавливался на тонкую деревянную раму. К раме крепились крюки, на которых висели мешки с одеждой. Было там также четыре складных стула с тряпочным верхом, которые составлялись вместе, образуя узкую кровать. На одном из них громоздились нагрудник, шлем, наручи и поножи, грозя упасть на мокрую землю.
– Я думал, ты его любимчик, – проворчал Конн. – Тогда почему у тебя течет палатка?
– Просто не повезло, – объяснил Валанус, стараясь не обращать внимания на капающую сверху воду. – Я стал солдатом по необходимости. Ведь я происхожу из бедной семьи, поэтому получаю стандартное снаряжение. Почти все палатки сухие. Завтра постараюсь достать и нам такую. – Он широко улыбнулся. – Джасарея, наверное, рассмешит, когда ты войдешь мокрый, как мышь.
– А почему ты думаешь, что меня могут выпороть?
– Ученый посылает за кельтонами только за двумя вещами – наградить или наказать. Ты не сделал ничего, заслуживающего наказания, стало быть, произвел на него впечатление.
– Может быть, – с сомнением сказал Конн, – но пока что мы не сделали ничего впечатляющего, только шли вперед и строили огромные крепости, которые оставляли на следующий день. Когда же кердины вступят в битву?
– Думаю, когда будут готовы. Тогда мы победим их и ты сможешь отомстить. Остаран говорит, что ты навел ужас на их людей. Три стычки и пять мертвых кердинов у тебя на счету. Знаешь, как тебя называют гаты? Яростный Клинок.
– Меня не волнует, как меня называют. Как ты верно заметил, то были мелкие стычки. А мщение не будет полным, пока я не перережу горло Караку.
Офицер перестал улыбаться, и в голосе прозвучала печаль:
– Думаешь, когда он умрет, боль оставит тебя?
– Может, да, может, нет, – сказал Конн, пристально глядя на светловолосого офицера.
Валанус погрузился в размышления.
– Однажды у меня был друг, – начал он. – Больше чем просто друг. Его захватили в плен в трибантской кампании. Ему выжгли глаза, отрезали ступни и кисти, потом половые органы. Когда мы нашли его, он был все еще жив. Они прижгли раны, понимаешь, залили их кипящей смолой. – На свечу шлепнулась капля, и она мигнула. Валануса передернуло, потом он собрался и выдавил улыбку. – С тех пор у меня не было друзей… и не будет – среди воинов.
Снаружи палатки ударил колокол. Он прозвонил четыре раза.
– Ну, – проговорил тургонец, – время идти к генералу. Если он предложит тебе награду, попроси для меня новую палатку или слугу.
– У тебя есть слуга. Я видел, как он ставил эту палатку.
– Да, но он один на восьмерых бедных офицеров. А я не могу позволить себе ему приплачивать. Поэтому… – Валанус указал на ручейки, сбегающие по стенкам палатки.
Конн не ответил, а молча поднялся, вынырнул из палатки и вышел под дождь. На западе вспыхнула молния и послышался раскат грома. До полуночи оставалось четыре часа. В ясный день было бы еще светло, но буря окутала землю тьмой. Юноша побрел через лагерь, прошел мимо лошадей в загоне и обозных телег, потом пробрался между рядов круглых палаток для простых солдат.
Шатер Джасарея составлял сорок футов в длину и по меньшей мере пятнадцать в ширину. Снаружи под навесом стояли двое солдат, вооруженных копьями. Когда Конн приблизился, они скрестили копья.
– Что… тебе… надо? – проговорил страж слева на ломаном кельтонском.
– Меня вызывал генерал, – ответил ему Конн на тургонском. Страж удивился.
– Жди здесь. – Он протянул копье товарищу и скрылся в палатке.
Его не было всего несколько секунд. Вернувшись, он велел Конну ждать, и тот стоял на дожде, становясь все мрачнее и мрачнее. Из палатки доносились голоса, но шум дождя не позволял расслышать, о чем они говорят. Через несколько минут начали выходить офицеры и торопливо возвращаться к своим шатрам, но и теперь его не позвали внутрь. Конн начинал злиться и обдумывал, не уйти ли ему, когда его окликнули.
– Ты можешь войти, – сказал страж. – Внутри есть коврик. Вытри об него ноги. Генералу не нравится, когда у него грязь на полу. И оставь меч и кинжал здесь. С оружием входить нельзя. – Конн снял перевязь и отдал ее солдату.
Потом он вошел в палатку. Контраст между ней и обиталищем Валануса был настолько разительный, что Конн едва не рассмеялся. Мозаичный пол был уложен с удивительным искусством, в основном из маленьких белых камней, но в середине более темные образовывали голову пантеры. Дальнюю сторону отгораживали занавески, и там, очевидно, находилась спальня. С крюков свисало семь ярких светильников, озаряя шесть деревянных стульев с бархатными подушками, два дивана с вышитыми спинками и длинный резной дубовый стол. Неподалеку стояла полная углей жаровня, а около стульев лежали толстые коврики. Генерал в простой рубахе до колен и сандалиях устроился на одном из диванов. Он совершенно не походил на воина.
– Подойди ближе, – велел он.
Конн вытер ноги о коврик и повиновался. Сняв мокрый плащ, он бросил его на пол и подошел к жаровне, наслаждаясь теплом.
– Можешь сесть, – предложил Джасарей, указывая на диван.
– Моя одежда мокрая и грязная, – ответил юноша. – Лучше я постою.
– Разумно. Так вот, расскажи мне о Бануине.
– Вы знали его? – изумился Конн, стараясь выиграть время, чтобы обдумать ответ.
– Он был моим учителем и учеником, – сказал Джасарей. – И хорошо показал себя в обеих ролях.
– Я этого не знал. Бануин часто говорил о вас, но ни разу не упоминал, что вы друзья.
– Я сказал учитель и ученик, – раздраженно заметил генерал. – О дружбе я не сказал ни слова. Постарайся не делать предположений. Общение наиболее эффективно, если обе стороны точно выражаются. Так вот, я так понимаю, что он жил с твоим народом и даже женился на женщине из племени.
– Да.
– Как ты думаешь, что привлекало его в землях риганте?
– Он говорил, что любит дикие леса и горы, запах сосен и вереска. Этому он учил вас?
Джасарей оставил вопрос без внимания.
– Зачем Бануин рассказывал тебе о моих теориях?
– Он хотел рассказать мне о величии своего народа, – ответил Конн.
– Вряд ли, ему не нравились наши амбиции, насколько я помню. Ты знал, что в гражданскую войну он был генералом?
– Нет, но я знал, что он служил в армии.
– Он был прекрасным генералом – солдаты любили его, а враги страшились. У него напрочь отсутствовало тщеславие. И хотя я долго был его учеником, когда я стал командующим, он без вопросов следовал моим приказам. Редкий человек, но не без недостатков. Слишком много отвлеченных понятий – честь, благородство, отвага, совесть. Сосредотачивался на второстепенном. На природе человеческой души, возможностях изменения и покаяния. Добро и зло, правильное и неправильное – эти абстракции определяли его действия.
Конн понял не все слова. Он говорил на тургонском почти свободно, но Бануин никогда не говорил о покаянии или совести. Но если маленький торговец ценил эти вещи – чем бы они ни были, – значит, и Конн будет их ценить. Он тщательно выбирал слова, прежде чем сказал:
– Я не… владею вашим языком настолько, чтобы вести спор об этих материях. Но я знаю, что Бануин был хорошим человеком, может быть, даже великим. Он был любим чужим народом, и я всегда буду чтить его память.
– Да, да. – В светлых глазах Джасарея мелькнуло раздражение. – Люди любили Бануина. Мне он тоже по-своему нравился. Я очень удивился и огорчился, услышав о его смерти. Он рассказывал, как ушел из армии?
– Нет. Никогда.
– Жаль. Я часто удивлялся, почему столь талантливый человек стал торговцем.
– Ему нравилась такая жизнь – новые люди, новые земли.
– Да, с людьми он всегда находил общий язык. – Джасарей указал на графин с водой. Рядом стоял один кубок. Сразу стало ясно без слов, каковы их взаимоотношения. Может, Конн и гость в его палатке, но в глазах генерала всего лишь слуга. Не время становиться в позу. Конн быстро подошел к столу, наполнил кубок и подал сидящему. Тот принял его без благодарности, но улыбнулся. – А еще Бануин всегда замечал талантливых людей. Именно поэтому ты интересуешь меня, Коннавар. Что он увидел в тебе и почему взялся учить? Ты сын правителя или короля?
– Нет. Мой отец был охотником за лошадьми, отчим же скотовод.
– И все же – в семнадцать лет – ты знаменит в своей стране. Ты сражался с медведем одним ножом. Кроме того, ты пробрался в город кердинов, убил купца, предавшего Бануина, а потом шестерых преследователей. С тех пор среди гатов о тебе ходят темные легенды. Все ваши люди такие хорошие бойцы?
– Все.
– Сомневаюсь. – Джасарей поднялся и подошел к занавесям, отодвинул их. За ними оказалась узкая кровать и деревянная подставка, на которой висел доспех генерала. – Помоги мне облачиться, – велел он.
Конн подошел к нему и снял с крюка железный нагрудник. Джасарей надел его, а юноша застегнул все пряжки. За нагрудником последовала юбка из укрепленных бронзой толстых кожаных полос, потом пояс с мечом. Конн опустился на колени и застегнул поножи. Он не спрашивал, почему это генерал решил облачиться в доспехи посреди ночи, хотя это удивило его. Юноша не смог сдержать улыбку. Генерал заметил это.
– Да, я не воин, – сказал он без малейшей обиды. – И знаю, что выгляжу в этом нелепо. И все же это служит некоторым целям.
Джасарей приподнял клапан палатки и приказал что-то стражам. Солдат протянул ему перевязь Конна, потом снова скрылся. Генерал обнажил меч Конна и осмотрел его в свете ламп.
– Доброе оружие, – сказал он. – Одна рукоять стоит нескольких сотен серебряных монет. Должно быть, твой отец богатый скотовод.
– Меч был подарком от друга, – объяснил Конн. Джасарей повертел клинок в руках.
– Золотая голова медведя удивительно красива, и значение символа мне понятно. Но почему олень в терниях? Вижу, застежка на твоем плаще украшена так же.
– В детстве я изорвал одежду, спасая олененка. Над этой историей любили пошутить мои друзья.
Джасарей внимательно посмотрел на юношу.
– Убийца, который спасает оленят? С таким человеком надо быть осторожнее. – Засунув меч в ножны, он протянул его Конну и велел надеть перевязь. Потом вышел из палатки.
Гроза подходила к концу, но дождь все еще лил. Последовав за генералом, юноша увидел, что из палаток выходят солдаты в доспехах. Они построились в две шеренги и молча и неподвижно стояли, а вода струилась по нагрудникам и шлемам. Облака разошлись, и лагерь залил яркий лунный свет. В этот момент раздались боевые крики, и через укрепления полетели копья. Палатки, лошади и телеги располагались далеко от стен, поэтому большая часть копий упала на землю. Одно пронзило спину вьючной лошади, и она упала на землю, заржав от боли.
– Они идут! – крикнул страж на северной стене. – Их тысячи! – В спину ему воткнулось копье, и он упал вниз.
К Джасарею подбежало несколько офицеров. Тот стоял совершенно спокойно, сцепив руки за спиной.
– Одну Пантеру к северной стене, две оставим в резерве. Основная атака пойдет не оттуда, а скорее всего с запада. Поставьте лучников за телеги.
Офицеры бросились к своим людям. Джасарей медленно подошел к первой шеренге солдат.
– Простите, что разбудил вас так рано, – сказал он.
Конн шел следом за генералом, и его поражало его спокойствие. Он также удивлялся, как тот догадался о ночной атаке. Неужели этот человек колдун? Или Конн что-то не понимает? Мысль не переставала терзать юношу. С северной стены доносились крики раненых и умирающих – волна за волной вражеские воины накатывались на укрепления, стараясь колоть и рубить защитников.
– Кажется, дождь заканчивается, – заметил Джасарей. Раненая вьючная лошадь продолжала ржать от боли и страха.
Джасарей постучал солдата по плечу.
– Пойди и избавь беднягу от мучений. Невозможно думать под этот шум.
– Есть! – ответил тот, обнажил меч и вышел из строя. На западе протрубили трубы. Кони глянул на укрепления и увидел, как двое солдат подают какие-то знаки.
– Вот и главная атака, – заметил Джасарей. Он отправил вторую Пантеру из трех тысяч человек спрятаться за валом. Появились концы тысяч приставных лестниц. Конн взялся за рукоять меча.
– Не нужно, – сказал генерал. – Пройдет не меньше часа, прежде чем очередь дойдет до нас. Когда пробьют ворота.
Юноша бросил взгляд на ворота, сделанные из заостренных стволов молодых деревьев, крепко сколоченных между собой поперечными планками. Ему не верилось, что кердины смогут открыть их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49