– Руатайн лег спиной на белые камушки на дне, так что вода закрыла его тело полностью. – Вот это освежает по-настоящему! – воскликнул он, переворачиваясь на живот.
Вараконн сидел у ручья и смотрел на своего друга. Несмотря на прославленную силу этого человека, широкое лицо и огромные усы, было в Руатайне что-то удивительно детское; в нем скрывалась воистину нескончаемая способность получать удовольствие от любого действия. Молодой воин плеснул водой себе в лицо, провел мокрыми руками по волосам, потом поднялся и вылез из ручья.
– Тебе следовало ко мне присоединиться, – улыбнулся он Вараконну.
– Мне нужен твой совет, Ру.
– У тебя неприятности?
– Пожалуй, нет. Я просто ничего не понимаю… – Он рассказал ему о разговоре с Мирней.
Руатайн погрустнел, и его друг внутренне выругал себя за глупость. Если человек просит руки какой-нибудь девушки, значит, он ее любит!
– Прости меня, Ру. Я идиот, сыплю тебе соль на раны.
– Да, ты идиот. – Молодой воин невесело улыбнулся. – Но кроме того, ты мой друг. Очевидно, я ей не по нраву, но в тебя она влюблена. Поговори с ее отцом.
– Как она могла полюбить меня?
– Понятия не имею, – печально ответил Руатайн. – Женщины для меня – тайна за семью печатями. Когда мы были детьми, она все время следовала за нами, помнишь? А мы кидались палками и пытались прогнать.
– Я никогда не кидал палок.
– Может, поэтому она тебя и любит. А теперь отправляйся и приведи себя в порядок. Сефир не потерпит неаккуратного жениха. Надень лучший плащ и штаны.
– Я не могу, – сказал Вараконн.
Но он сделал это. Свадьба состоялась через три недели после первого дня лета, в Бельтайн.
За женитьбой последовал самый лучший год его жизни. Мирия постоянно радовала его сердце, и он порой не мог поверить, что ему так повезло. За весну и лето он поймал и объездил шестьдесят двух лошадей. Шестнадцать из них были просто превосходными, он продал их княжеской челяди, хорошо заработал, и теперь собирался купить железный меч, вроде того, что висел у него сейчас на боку.
Вараконн погладил рукоять, черпая из нее силы. И все же страх возвращался. Завтра риганте должны были выступить против Морских Волков, разбивших лагерь у реки сидов. Вараконн ненавидел насилие и не был хорошим мечником или копейщиком. Он сказал Мирии правду. Когда панноны бросились в атаку, юноша стоял рядом с Руатайном, охваченный страхом. Да, он сражался, в ужасе размахивая бронзовым клинком, и противники бежали. Руатайн ранил троих и убил одного, а Вараконн надеялся больше никогда не оказаться в бою.
Страх перед битвой превратился в панический ужас пять дней назад. Вараконн скакал по холмам на дикой лошади, когда из травы неожиданно вылетел ворон, и испуганный скакун ударил его копытами. Птица упала на землю мертвой. Юноша был в шоке. Гейс, полученный им при рождении, предсказывал, что он умрет через неделю после того, как убьет ворона.
Вараконн рассказал о своих страхах Руатайну.
– Его убила лошадь, – сказал воин. – Ты не нарушал гейсов. Не беспокойся. Держись поближе ко мне, и мы оба переживем битву.
Это не утешило молодого охотника.
– Я ехал на лошади и управлял ею.
Чувствуя, что друг безумно напуган, Руатайн обнажил свой искусно сделанный железный меч.
– Возьми, – сказал он. – На него наложены четыре великих заклятия друидов. Тот, кто сражается этим мечом, не будет убит в бою.
Вараконн понимал, что надо немедленно отказаться. Клинку не было цены. Большинство воинов носили бронзовые мечи, но Руатайн два года назад отогнал свой скот на побережье и вернулся домой с этим клинком. Все юноши племени собрались вокруг него, упрашивая разрешить им хотя бы дотронуться до серой стали.
Вараконну было стыдно, но он взял меч, избегая смотреть другу в глаза.
– Ворна говорит, что у тебя будет сын.
– Да, сын, – отозвался молодой охотник, радуясь смене темы. Они посидели немного в молчании, и стыд начинал душить Вараконна. Наконец он поднял меч и протянул его владельцу.
– Я не могу взять его, – сказал он.
– Какая чепуха, конечно, можешь – Я не умру завтра. Я не нарушал гейсов. Бери меч и верни мне его после битвы.
– Это меня очень обнадеживает, – признался Вараконн. Они посидели в тишине, а потом молодой охотник снова заговорил: – Я знаю, ты любишь Мирию, вижу, как ты на нее смотришь. Я никогда не понимал, почему она предпочла меня тебе. Даже теперь не понимаю, но прошу, дорогой друг, будь ей опорой, если я… умру.
Руатайн схватил юношу за плечо.
– А теперь послушай меня, и пусть мои слова отпечатаются в твоем сердце. Я не позволю тебе умереть. Держись рядом со мной, я буду защищать тебя.
Вараконн, тоскуя, крепко сжал рукоять меча своего друга. Она была такой надежной, что страх оставил его. Он сел на камень и принялся молиться о знаке, чтобы дать имя души своему сыну. А обычное имя будет Коннавар – Конн, сын Вара. Оно должно прославиться среди людей, а имя души свяжет мальчика с этой землей, в нем сохранится магия ночи его рождения.
Вараконн молился, чтобы в небе показался орел. Хорошее имя – Орел в Лунном Свете. Орел не показывался. Он продолжал молиться. На севере раздались раскаты грома, и приближающиеся облака начали закрывать звезды. Молния сверкнула почти над головой, освещая гору, задул суровый ветер. Вараконн поднялся с камня, готовясь искать укрытие от непогоды. Его ноги коснулся меч.
Железный меч!
Страшась удара молнии, Вараконн обнажил клинок и отбросил его. Меч воткнулся в землю, в этот момент снова блеснула молния и расколола его. Затем полил дождь. Вараконн посидел на мокром камне возле оплавленных и почерневших остатков меча. Потом поднялся и отправился к хижине, где рожала его жена. Когда он подошел к дому, сквозь шум дождя и гром раздался пронзительный крик новорожденного. Дверь распахнулась и Ворна, ведьма и повитуха, вышла ему навстречу.
– Ты знаешь имя? Вараконн поспешно кивнул.
– Назови его.
– Он будет зваться Коннаваром, и еще Мечом Бури.

Глава 2

Руатайн возвращался из земель южных племен риганте, когда увидел мальчишек, играющих на холме возле кузницы. Он остановил лошадь и спешился, решив посмотреть на эту мирную сцену издали. Ребята гонялись друг за другом, и до воина доносился их радостный смех. Руатайн улыбнулся. Добрые звуки. Особенно хорошо, что среди них десятилетний Коннавар. Значит, он не ищет неприятностей себе на голову, как с ним бывало, увы, слишком часто.
Руатайну не терпелось вернуться домой – путь с южного рынка скота был долог, и последние десять миль дорога непрерывно шла в гору. Лошадь устала и тяжело дышала. Он ласково похлопал ее по шее.
– Отдыхай, моя хорошая. Когда мы вернемся, я накормлю тебя отборным зерном.
Сверху он видел свой дом, построенный у слияния трех ручьев, которым деревня была обязана названием. Добротный, сложенный из толстых сухих бревен, крытый соломой. Летом в нем царила прохлада, поскольку в широкие окна дул ветерок, а зимой было тепло, ведь ставни закрывались плотно-плотно, а печь источала жар. Около дома виднелись фигурки людей. Руатайн невольно улыбнулся. Мирия, оседлав пони, водила его по двору, а младший сын крепко держался в седле. Бендегиту Брану исполнилось только три года, но он уже не раз проявлял бесстрашие, чем немало радовал отца. Лошадь под воином заржала.
– Ладно-ладно, поехали, – сказал Руатайн, и только собрался опять сесть в седло, но его внимание привлекла ссора мальчиков на холме.
Когда он добрался до них, драка была в полном разгаре. У Гованнана текла кровь из носа. Девятилетний сын Руатайна, Браэфар, лежал на траве, а Коннавар атаковал остальных трех мальчиков, размахивая кулаками, пинаясь и толкаясь. Еще один мальчик упал, получив удар в правое ухо. Коннавар наскочил на него и стукнул кулаком по носу.
Руатайн подбежал, схватил его за ворот зеленой туники и приподнял. Десятилетний мальчуган обернулся, и в лицо воина врезался кулачок. Руатайн выпустил мальчика и сильно шлепнул его, сбив с ног.
– Довольно! – проревел он. На холме воцарилась тишина. – Что, во имя Тараниса, здесь происходит?
Ответа не последовало, мальчики избегали его взгляда.
– Мы просто играли, – наконец пробурчал Гованнан, вытирая кровь, капавшую на тунику. – Я иду домой.
Он и его четверо друзей, все в синяках, принялись спускаться с холма. Коннавар сидел на траве, потирая голову. Браэфар попытался встать, однако снова упал. Отец подошел к нему и наклонился.
– Куда тебя ударили? – спросил он.
Мальчик попытался улыбнуться, но лицо у него было серое.
– Со мной все в порядке, папа. Просто голова кружится. Я упал, а Гованнан стукнул меня коленом. Так что теперь я посреди белого дня вижу звезды.
– Красиво сказано, – заметил Руатайн, ероша светлые волосы сына. – Полежи еще немного, подожди, пока мир не перестанет кружиться. – Поднявшись, он подошел к Коннавару. – Хороший удар. – Руатайн потер челюсть. – Я все еще чувствую его.
Над Конном можно было и подшутить, в ответ мальчик обычно улыбался, и тогда все решалось само собой, но на этот раз он остался серьезен. Коны заглянул в лицо приемного отца, и могучему воину стало не по себе от того, что он увидел в странных глазах пасынка. Один глаз был зеленым, а другой карим, на солнце отливавшим золотом. Руатайн понял: что-то случилось. Он присел рядом и посмотрел на твердые черты лица Коннавара. На правой щеке его наливался синяк, и нижняя губа была разбита.
– Почему вы подрались?
Мальчик помолчал, потом провел рукой по рыжим волосам.
– Он сказал, что мой отец был трусом и сбежал с поля боя. Странные глаза внимательно смотрели на Руатайна.
Воин много лет боялся этого разговора и теперь почувствовал боль в сердце.
– Твой отец был моим другом. Он стоял рядом со мной в двух битвах. Понимаешь? Я не стал бы дружить с трусом.
– Значит, он не убегал? – Коннавар не сводил с приемного отца взгляда.
Тот вздохнул.
– Он нарушил свой гейс, убил ворона, перед тем как ты родился. Вараконну хотелось, чтобы ты рос на его глазах, а он мог вести тебя по жизни. Мысль о смерти лежала на его душе как огромная скала.
Руатайн мысленно вернулся к ужасным событиям десятилетней давности, когда племена объединились, чтобы сразиться с морскими захватчиками. Двенадцать тысяч яростных разбойников против восьми тысяч полных решимости соплеменников. То был день доблести и крови, ни одна сторона не сдавалась. В разгар битвы началась ужасная буря; молния ударила прямо в поле битвы, подбросив обугленные тела воинов в воздух.
– Послушай, Конн. Вараконн был моим побратимом. Он сражался рука об руку со мной весь день, защищая мою спину, как я защищал его. И именно это важно.
– Так он бежал? – снова спросил мальчик.
На лице его была написана мольба. Требовалась большая успокаивающая ложь. Руатайн не мог дать ему этого. Он был человек чести и вместе с тем знал, что молодые и неопытные люди смотрят на жизнь по-другому. Человек или герой, или трус, и никаких вариантов – только черное и белое. Он предпринял последнюю попытку успокоить Коннавара.
– Послушай меня. Врагов мы победили, но они атаковали еще раз. Уже смеркалось. Пятеро бросились на нас с Вараконном, и он был убит. Я потерял друга, ты – отца. И хватит об этом.
– Куда его ранили? – упрямо спросил Конн.
– Ты думаешь не о том. Он был хорошим, отважным и благородным человеком. И только на одно мгновение им овладел страх. Не суди его за это. Когда битва кончилась, я был с Вараконном, он говорил о тебе и твоей матери. Он так хотел увидеть тебя взрослым.
– Ни один враг не увидит моей спины, – сказал Коннавар. – Я никогда не побегу.
– Не говори глупостей, – оборвал его Руатайн. – Я бежал много раз. Хороший воин знает, когда сражаться, а когда отступить. В этом нет позора.
– Нет позора, – повторил мальчик. – Кто прикрывал твою спину, когда мой отец бежал?
Воин не нашел что ответить. Коннавар поднялся на ноги.
– Ты куда? – спросил Руатайн.
– Найду Гованнана. Я должен извиниться перед ним.
– Тебе не за что извиняться.
– Он был прав. Мой отец умер трусом.
Мальчик развернулся и ушел, а Руатайн тихо выругался. К нему подошел Браэфар.
– Он все еще злится?
– Злится. И ему больно.
– Думаю, он мог побить их всех. Я был ему не нужен.
– Да, он силен, – отозвался его отец. – Как ты себя чувствуешь, Крыло? – Это была часть имени души мальчика – Крыло над Водами.
– Уже лучше. У Гованнана твердые колени. Стоило получить такой удар, чтобы увидеть, как Кони ему врежет. Он не боится никого – и ничего.
Боится, подумал Руатайн. Боится быть, как отец.
– Я говорил тебе: держись ко мне поближе.
– Что ты сказал, папа? – удивился Браэфар.
– Просто разговариваю со старым другом. Пойдем домой. Руатайн посадил сына на коня и повез его вниз по дороге. Я мог бы солгать ему, думал он, сказать, что его отец не убегал. Но это видели двадцать человек. Рано или поздно история всплыла бы. Мирия, конечно, будет в ярости. Она всегда любила первого сына больше других. И, конечно, больше, чем своего второго мужа!
Эта мысль постигла его неожиданно, как неприятельская стрела из засады.
Они поженились через четыре месяца после памятной битвы. Не по любви, а потому, что Коннавару требовалась мужская рука. Молодой воин был уверен, что жена полюбит его со временем, если он будет добр к ней. Иногда ему даже чудилась ее привязанность, однако, как он ни старался, между ними оставалась пропасть, которую ему не дано было пересечь.
Однажды в праздник Самайн, когда Конну исполнился год, Руатайн заговорил о жене со своей матерью, Паллаэ. Отец его умер два года назад, и сын с матерью беседовали под ветвями Старейшего Древа вдвоем. Люди вокруг пили, танцевали и веселились. Руатайн и сам был немного пьян, иначе не завел бы такой разговор. Паллаэ, которая, несмотря на седые волосы, была по-прежнему удивительно красива, слушала молча.
– Ты мог ее чем-нибудь оскорбить? – наконец спросила она.
– Нет!
– Совершенно уверен, Ру? Ты полон сил, как и твой отец. Не сеял ли ты семян на чужие поля?
– Нет, клянусь. Я всегда был верен ей.
– И не бил ее?
– Нет, даже голос не повышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49