Кэтрин тоже не шевелилась, погружаясь в сводящий с ума водоворот его слов, позволяя ему дразнить себя легкими прикосновениями и соблазнительным шепотом.
Наконец Монкриф положил руку ей на спину и осторожно придвинулся. Щека Кэтрин коснулась его груди, и она вдруг ощутила покой и защищенность. Сон опустился на нее, как туман, и последней мыслью наяву было то, что Монкриф умеет быть не только страстным любовником, но и очень нежным, как будто чувствует к ней нечто большее, чем желание.
Глава 26
Взглянув мимоходом на надпись, Кэтрин поставила пузырек с лекарством в аптекарскую шкатулку Монкрифа. Начертание букв показалось ей смутно знакомым. Она вспомнила, что еще не видела почерка Монкрифа. Как ни странно, он напомнил ей почерк Гарри.
Она обработала рану Монкрифа, сменила повязку, и сейчас муж собирался встать и одеться. После долгих споров Кэтрин махнула рукой, сдалась и позвала лакея вместе с Питером.
– Я вернусь через несколько минут, – сказала она Питеру и больше ничего не стала объяснять, Кэтрин спустилась по лестнице, кивнула по пути Уоллесу, который выглядел очень величественно в своем новом костюме. Уоллес поклонился ей со всей почтительностью, сжав губы и состроив на своем смышленом личике бесстрастную мину.
Все переменилось с тех пор, как Монкрифа принесли домой раненого.
– Он спал спокойно, – сообщила Кэтрин, – теперь собирается вставать и одеваться.
Лицо Уоллеса просветлело.
– Очень радостно это слышать, ваша светлость.
– Сомневаюсь, что мне удастся удержать его в спальне, Уоллес. Но из Балидона ему выходить нельзя.
Они обменялись понимающими взглядами.
– Как скажете, ваша светлость. Я передам прислуге.
– И поблагодарите их за сочувствие.
– Спасибо, ваша светлость. Я все передам. – И он снова поклонился.
– Глинет вернулась? Уоллес покачал головой.
Кэтрин прошла в библиотеку, минуту постояла на пороге, ожидая, пока глаза привыкнут к яркому свету, струящемуся в широкие окна. В комнате Монкрифа она задернула шторы и погасила свечи, чтобы он лучше спал.
Пройдя к эркеру, она села за письменный стол и задумалась. Почему возница стрелял в Монкрифа? Куда делась Глинет? Вопросов было слишком много. Почему почерк Монкрифа показался ей знакомым?
Кэтрин открыла верхний левый ящик, где находилось несколько остро отточенных перьев и две плотно закрытые чернильницы. В одной были черные чернила, в другой – коричневые. В правом ящике лежала бумага. Во втором ящике хранилась переписка Монкрифа с поверенными, в третьем – гроссбухи и книги учета. Кэтрин ни за что не стала бы читать личных писем мужа, она пролистала несколько страниц, только чтобы найти его подпись. «М» он писал с большим наклоном, но не размашисто. Другие буквы были похожи на надпись на пузырьке.
Кэтрин закрыла ящик и откинула голову на спинку кресла. Отсюда просматривалось все пространство библиотеки, кроме нескольких ниш на втором этаже. Сидя здесь, Монкриф мог видеть внутренний двор замка, череду холмов и леса, ограждающие его владения, широкую ленту реки у стен Балидона.
Почерк Гарри не может быть похож на почерк Монкрифа. Вот она, та мысль, которая занозой застряла в мозгу. У них разное образование, они происходят из разных слоев общества. Один – сын мелкого дворянина, другой – герцогский отпрыск. Один отличался прискорбной слабостью характера, другой был воплощением благородства и чести.
О Боже, о чем она думает!
Остался всего один ящик. Кэтрин осторожно потянула за ручку. Ящик оказался запертым. Кэтрин нагнулась и увидела маленькую замочную скважину. Где может быть ключ? На минуту Кэтрин задумалась. Если ящик заперт, на то должна быть причина, и крайне неприлично так дерзко вмешиваться в чужие дела. Но любопытство взяло верх.
Повертев головой, она увидела на полке маленький фарфоровый кувшинчик. У ее отца была привычка хранить нужные вещи в неожиданных местах. Возможно, Монкриф спрятал ключ почти на виду.
Кэтрин заглянула в кувшинчик. Там было пусто. В шляпе у маленькой бронзовой обезьянки тоже оказалось пусто. Рядом стояла большая резная шкатулка, из которой исходил чудесный аромат, и где лежало нечто похожее на ладан. Кэтрин уже отчаялась найти ключ и тут обнаружила его в красной китайской вазе на постаменте в углу.
Сунув ключик в скважину, и осторожно поворачивая его, она уверяла себя, что есть еще время справиться со своим неуместным любопытством. К тому же содержимое может ее разочаровать.
Через секунду Кэтрин поняла, что не готова к такому поступку, и повернула ключ, чтобы убедиться – ящичек по-прежнему закрыт, но тут произошло неожиданное – он выскочил из пазов, едва Кэтрин до него дотронулась. В ужасе от совершенного она задвинула его на место, но в тот же миг осознала, что именно там увидела, и медленно выдвинула ящик опять.
Внутри ничего не было, кроме пачки писем, перетянутой кожаной бечевкой. Кэтрин отлично знала этот почерк, потому что сама написала эти письма.
В радости и отчаянии, страдая от одиночества и неопределенности, Кэтрин писала Гарри. Писала о своих надеждах и мечтах, о трудностях и своих достижениях. Она всегда с жадностью читала его ответы и постепенно все больше влюблялась в автора этих нежных и поэтичных строк.
Откуда у Монкрифа ее письма?
Отец ходил от камина до двери и обратно.
– Так он умер?
– Я уверена, что нет. Ты бы уже услышал. Кэтрин до сих пор тобой восхищается.
– Но не благодаря тебе, – хмурясь, пробурчал он. Его круглое, почти ангельское лицо сейчас побагровело так, что никто из паствы, пожалуй, не узнал бы сейчас своего пастора, ведь его всегда считали человеком умеренного темперамента, и ошибались. Во всяким случае, в отношениях с дочерью он никогда не проявлял терпимости. Им всегда было нелегко вдвоем, и особенно сейчас. – Ты не можешь здесь оставаться.
Глинет слишком сильно стиснула пальчики Робби, он захныкал. Глинет наклонилась, чтобы успокоить мальчика.
– Отец, мне некуда больше идти, – сказала она, распрямляя спину.
– Раньше об этом надо было думать.
– Нет, отец, мы с Робби должны остаться здесь.
– А что я скажу людям?
– Что хочешь. Или лучше мне рассказать, как ты пытался убить Кэтрин опийной настойкой? А потом в Балидоне убить их обоих?
Несколько мгновений отец и дочь молча смотрели друг на друга. Вдруг викарий улыбнулся такой обаятельной улыбкой, что Глинет была потрясена. Но она слишком хорошо знала своего отца – эта улыбка предназначалась для того, чтобы обезоружить собеседника. И Глинет подготовилась к его следующим словам:
– Я сделал это для тебя.
– Ты сделал это для меня? Неужели ты думаешь, что я поверю?
– Кто наследник Кэтрин? Глинет недоуменно нахмурилась.
– У нее нет наследников. Она последняя в семье.
– Это не так, дочка. Она была замужем за Гарри, а у Гарри есть сын.
Глинет с ужасом прошептала:
– Робби.
– Ну, он ведь сын Гарри, разве не так?
Глинет кивнула. Она никогда не скрывала от отца имя своего любовника и молила дать благословение на брак с ним, но тот счел Гарри пустым бездельником.
– Если Кэтрин умрет, в суде с благоволением посмотрят на то, что Робби – его единственный сын. Все может достаться Робби.
– Я не желаю ничего получать от смерти другого человека, особенно если речь идет об убийстве.
– Ты уверена? Но ведь тебе никогда больше не придется работать на других людей, Глинет. Робби будет джентльменом.
– Что ты за человек, отец? Как можно служить Богу и быть таким жадным? Или ты скажешь, что не захочешь получить часть наследства?
– Тут есть, о чем поговорить, правда? – заулыбался священник. – Сейчас Кэтрин замужем за Монкрифом. – Он поправил кружево на манжете. – А Монкриф передал ей в собственность ее наследство.
– Откуда ты знаешь?
– О, слуги многое могут порассказать! Особенно те, кто умеет читать. Бумага, оставленная на столе, может породить множество сплетен.
– Особенно если заплатить… Священник прищурил глаза.
– Очень выгодное вложение, дорогая. – Казалось, он очень доволен собой. Наконец Глинет поняла.
– Значит, если она умрет, ее наследство отойдет ее наследникам.
– То есть Робби, – улыбнулся викарий.
Глинет смотрела на отца и не могла понять, кто из них более отвратителен. Он, который служит Богу, но при этом так жаден, что готов убить другого человека, или она, которая так и не решилась признаться Монкрифу или Кэтрин в том, что подозревает отца.
Очевидно, викарий истолковал ее взгляд как согласие, потому что сказал:
– Возможно, я навещу их, чтобы осведомиться о здоровье Монкрифа, и помогу ему отправиться на небеса. Если Монкриф опередит Кэтрин, она, вторично овдовев, впадет в отчаяние. Глинет, подумай обо всем этом невероятном богатстве!
– Которым тебе придется распоряжаться от имени твоего внука, – сказала Глинет, ужасаясь его безмерной жадности.
Викарий молчал, и Глинет вдруг охватил страх.
– Что ты собираешься делать?
– Что-нибудь, – ответил отец. – Что угодно. Бог платит не так хорошо, как ты можешь подумать, Глинет.
Кэтрин сидела за столом Монкрифа, положив руки перед собой. Когда открылась дверь, Кэтрин не удивилась.
– Тебе нельзя выходить из комнаты, – без выражения проговорила она.
– Кто это сказал? Кэтрин вздохнула.
– Глупо ожидать, что ты послушаешься чьего-нибудь приказа, Монкриф. Как же ты терпел на военной службе?
– Иногда восставал против ограничений. Она покачала головой.
– Что с тобой? – нахмурившись, спросил герцог. – Ты так бледна, Кэтрин. Ты не заболела?
– Нет, Монкриф, я не больна.
Он подошел ближе и встал перед столом. Кэтрин пришлось поднять голову. Монкриф был полностью одет и выглядел так безупречно, что у нее защемило сердце. Настоящий герцог, совсем как на портрете. Темно-синие панталоны были одного цвета с камзолом. Богато расшитый жилет дополнял туалет герцога. На ногах были белые чулки и черные туфли с золотыми пряжками. На золотых пуговицах камзола сияли фамильные гербы.
Больная рука висела на перевязи, сделанной из белого шелкового галстука.
– Ты, правда, не заболела?
– Правда. – Кэтрин поднялась с кресла и отошла в сторону, чтобы муж мог занять свое место за столом, а сама подошла к лестнице и стала смотреть на ряды застекленных шкафов с тысячами и тысячами книг. За всю жизнь не прочесть и десятой части.
Внезапно ей на плечо легла рука. Кэтрин вздрогнула и отшатнулась. Монкриф повернул ее к себе лицом и пристально посмотрел в глаза.
– Объясни мне, что произошло.
Она молча покачала головой. Открывшаяся тайна потрясла Кэтрин, и она пока была не готова обсуждать ее.
– Ничего не произошло, – отозвалась Кэтрин, сама не зная, лжет она или нет. Гнева не было. Не было и ощущения предательства. Было смятение.
– Мне надо поговорить с возницей. Хочешь пойти со мной?
– Конечно.
Кэтрин уже хорошо изучила мужа и знала, если он что-то решил, то не отступится. Бессмысленно уговаривать его вернуться в постель. Слова остались несказанными, но Монкриф поступил мудро и не стал ее расспрашивать. Да и что бы она ему ответила?
«Моя любимая Кэтрин!
Наверное, ты получишь это письмо не раньше весны. Река здесь замерзла, земля укрылась снегом. Когда-то я думал, что зимы в Шотландии очень суровы, но в Северной Америке они еще тяжелее. Здесь нет ничего, кроме сугробов и заиндевевших деревьев.
Возможно, мне так кажется потому, что мы – солдаты и мы тоскуем по своим любимым. Квебек – очень негостеприимное место. Наши патрули не рискуют далеко уходить от города из-за французов, которые рады будут похвастать пленниками».
В этих словах Кэтрин буквально слышала одиночество, но когда она получила письмо, Гарри был уже мертв. Или все не так?
– Этот человек, Маккларен, признает, что стрелял в вас, ваша светлость. Вызвать шерифа?
– Я сам здесь шериф.
– Бросьте его в тюрьму! – воскликнула Кэтрин, поворачиваясь к Питеру.
– Что за кровожадная женщина! – восхитился Монкриф.
– Я даже не знаю, как назвать человека, который чуть не убил тебя! – Кэтрин посмотрела на мужа, а он ей вдруг подмигнул. Произошедшее так не вязалось с его торжественной миной, что Кэтрин замерла на месте.
В комнату ввели незнакомца со связанными веревкой руками. Левый глаз у него заплыл, а на щеке виднелась глубокая царапина. Очевидно, кто-то из слуг почувствовал то же самое, что и Кэтрин.
Маккларен был уже стар, но еще крепок. У него были мощные руки, и стоял он с таким вызывающим видом, как будто говорил: только попробуй ударить меня еще раз!
– Развяжите его, – приказал Монкриф, Слуги уставились на него с недоумением.
Монкриф прошел к столу, сел и оглядел пленника.
– Что вы можете сказать в свою защиту?
Пленник молчал. Шляпы на нем не было. Голову покрывали длинные седые волосы. Конечно, перед Монкрифом был старик, но глаза его смотрели молодо и сердито.
– Вы стреляли в меня?
– Я. И выстрелил бы снова. Вы были на моей земле, а я не люблю бродяг.
Монкриф пропустил эту тираду мимо ушей и задал следующий вопрос:
– Вы знаете Глинет Роуэн?
Старик не ответил. Питер потянул его за руку и толкнул вперед.
– Знаю или нет, это мое дело. Можете меня бить, сколько хотите, я ничего не скажу.
– Значит, вы ей очень преданы. – Монкриф утвердительно кивнул головой. – Я ведь только хочу знать, почему вы в меня стреляли. Хочу услышать правду, а не вашу выдумку о бродяге.
Маккларен молчал.
– Потому, что я слишком близко подобрался к ее тайне?
Кэтрин бросила на мужа недоумевающий взгляд. Маккларен по-прежнему молчал, но заметно занервничал.
– Как давно вы ухаживаете за ее ребенком?
– С рождения, – ответил старик. Кэтрин без сил опустилась на стул.
– Откуда ты узнал? – спросила она мужа, но Монкриф ей не ответил. Он пристально смотрел на старика.
– Я не собирался обижать ни Глинет, ни ребенка.
– Зачем же вы тогда за ней следили? Я вас видел. Монкриф бросил быстрый взгляд на жену.
– Потому что я думаю, что Глинет знает, кто напал на герцогиню.
Маккларен как будто впервые заметил Кэтрин. Она ответила ему твердым взглядом. Сейчас она сердилась и на него, и на мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35