— Или деревня, — добавил министр кабинета, который еще час назад и понятия не имел об инфракрасной фотографии, но быстро все схватывал.
— Конечно, — согласился Адам. — Могло бы быть и то и другое. Но когда имеешь с этим дело, то появляется определенное чувство. Прежде всего ничего не известно о наличии в этом месте деревень. Пожалуйста, посмотрите на прозрачную накладку — археологическую карту Вавилона. Деревня Квейриш находится в километре к югу от этих тепловых источников, недалеко от Ворот богини Иштар. Кроме того, деревни выглядят по-другому. И свет очагов и ламп в деревне, а также свет пастушьей стоянки дает совсем другие тепловые отпечатки, какие вы можете увидеть в деревне Квейриш. Основываясь на спектрографическом анализе снимков, я имею основания полагать, что на этом склоне горел фосфор. А вот здесь, в квадрате один-три, обратите внимание на размер источника тепла. Конечно, он неясный, но должен быть большим по площади. Видите? Это самолет, двигатели которого не работали по крайней мере двадцать четыре часа, а может быть, и больше. Затем здесь — серия полосок, словно движутся грузовики или поднимается в небо легкий летательный аппарат. Видите эти места на каждой из фотографий? Это может быть легкий самолет, барражирующий над холмом.
Ласков прекрасно понимал, что для гражданских людей, заполнивших комнату, все это звучит очень и очень подозрительно. Но к его удивлению, премьер-министр внезапно остановил докладчика, не дав ему закончить фразу:
— Я верю вам, сержант Адам. Бог знает почему, но верю. — Потом, вызвав еще большее удивление, он повернулся к Ласкову, а не к своим военным советникам: — Ну, Ласков, рассказывайте нам теперь историю на основе этих таинственных пятен.
Ласков окинул взглядом комнату:
— Может быть... конечно, мы всего лишь предполагаем...
— Нет-нет, — прервал его премьер-министр, — без предположений. Мне нужно одно из ваших божественных озарений. Что означает вот это? — Он помахал одной из самых загадочных фотографий. — Что кроется под этим, генерал?
Ласков вытер лицо платком.
— Ну, это означает, сэр, что «конкорд» был принужден к посадке в Вавилоне «лиром». Мы знаем, как это могло произойти. Разумеется, на борту террористов не было, поэтому пилот «конкорда» Беккер, вероятно, посовещавшись, посадил лайнер за территорией, контролируемой террористами, которые ждали на земле.
Ласков прикрыл глаза и, казалось, задумался. Через несколько секунд он снова их открыл, но теперь взгляд его стал отсутствующим. Он продолжал:
— На протяжении нескольких минут пассажиры имели выбор: спастись бегством или вступить в бой. Нет, на самом деле выбора у них не было. Как выясняется, «конкорд» стоит на берегу Евфрата, то есть они оказались отрезанными. Отступать им было некуда, кроме как в реку. Террористы наверняка сразу же их окружили, чтобы отрезать все пути отступления. Поэтому они и решили остаться и сражаться. Они оказались на занесенной землей и песком крепости — вовсе не худшая из позиций. Посмотрите на карты. А кроме того, у них ведь есть один «узи» и одна винтовка «М-14» с ночным прицелом, а в придачу с полдюжины единиц ручного оружия. Если бы террористы начали подниматься на склон, возможно, не подозревая ничего особенного, их тут же могли перебить. Арабы растерялись бы. Возможно, при отступлении они оставили еще какое-то оружие. Конечно, они продолжали бы наступать...
Ласков помолчал, собираясь с мыслями.
— Радиосвязь с «конкордом» невозможна: ее глушат. Они не могут передать никаких сигналов. Из наших источников мы знаем, что где-то недалеко от Хиллаха расположен передатчик, генерирующий радиопомехи. Само по себе это не есть что-то из ряда вон выходящее — у нас много подобных сообщений. Но сейчас именно оно приобретает особый смысл. — Он снова помолчал и обвел взглядом сидящих. — Поэтому они терпят и ждут — ждут, пока кто-нибудь придет им на помощь. — Он прямо посмотрел на премьер-министра.
Премьер-министр выдержал взгляд:
— Да, вот это история, генерал. Не можете ли вы и меня настроить на ту небесную радиоволну, которая так исправно служит вам? — Он замолчал, в задумчивости постукивая карандашом по столу. — Итак, вы считаете, что там всего лишь несколько террористов? Настолько мало, что люди с «конкорда» в состоянии успешно противостоять им?
Вновь заговорил давно молчавший фотоаналитик:
— Сэр, если там шел бой, как можно судить по этим фотографиям, то это был истинный ад. Вся поверхность холма длиной в полкилометра представляет собой зону тепловых излучений.
— Ну тогда, — парировал премьер-министр, — это были не наши люди. Наши не смогли бы вести полномасштабную битву с намного превосходящими силами арабов. Возможно, то, что мы здесь имеем, — он постучал пальцем по снимкам, — всего лишь какая-то местная стычка.
— Большой самолет, сэр, — напомнил ему Адам, — и еще один самолет в воздухе.
— К чертям большой самолет, — вспылил премьер-министр, — какая-то расплывчатая, странная муть.
Он с раздражением оттолкнул от себя пачку фотографий. Постучал по столу кулаком, призывая к тишине, полистал какие-то бумаги перед собой, потом откинулся на спинку стула и вздохнул:
— Хорошо. Большой самолет. Большая битва. Почему бы и нет? — Он повернулся к своему помощнику, ответственному за связь: — Есть связь с Багдадом?
— Багдад на линии, сэр, — с готовностью ответил тот, — их президент будет у аппарата через минуту.
Повисло молчание — в томительном ожидании тянулись секунды.
Наконец связной объявил:
— Президент Ирака. Четвертая линия.
Премьер-министр обвел взглядом комнату и снял трубку.
Нажал кнопку четвертой линии и заговорил на вполне терпимом арабском:
— Доброе утро, господин президент. Да, Вавилон.
* * *
Мириам Бернштейн и Эсфирь Аронсон все еще находились под формальным арестом в кабине «конкорда». Хоснер притормозил планы Берга насчет немедленного военно-полевого суда, однако тот оказался весьма упорен — Яков понимал, что истинной целью этого упорства является унижение его, Хоснера. Он подозревал, что Берг больше не верит в его способность к руководству. Берг искренне полагал, что действует в интересах всей группы, и, думал Хоснер, если это включало в себя необходимость пристрелить парочку женщин, тем более что этим он отнимал у соперника два важнейших стимула — Мириам и власть, — то все становится на свои места, получает смысл и оправдание. Берг имел информацию об их с Мириам отношениях, но это ни в малейшей степени не могло изменить его решения, за что Хоснер мог его только уважать. А кроме того, он испытывал искреннюю горечь, что не чувствовал ненависти к Исааку Бергу. Ему нравился Берг, и это плохо. Будь иначе, Берг никогда не зашел бы так далеко, как это случилось.
Вдобавок ко всем внутренним проблемам министр иностранных дел вел несколько запоздалую игру во власть, и у него оказалось немало последователей, не только благодаря его положению официального руководителя группы, но и из-за того, что министр имел достаточно привлекательный план решения их проблем. Ариэль Вейцман утверждал, что арабов на берегу Евфрата больше нет. Поэтому израильтяне имеют полную возможность спуститься по западной стене и отступить за Евфрат — переплыть его. Спасательные жилеты с «конкорда» получат лишь некоторые: раненые и те, кто совсем не умеет плавать.
И Хоснер, и Берг согласились на короткую конференцию для обсуждения предложения министра иностранных дел. Собрание было в тесной кабине самолета. Председательствовал министр иностранных дел.
Слово взял Хоснер:
— Я вполне допускаю, что данная идея может обладать определенной привлекательностью, однако очень и очень сомневаюсь, что Ахмед Риш окажется настолько непредусмотрительным, что станет пренебрегать одним из основных правил военной тактики и не отрежет врагу путь к отступлению.
Яков постарался объяснить это гражданским лицам, однако все, что говорил он, встречало растущий отпор.
Сила Хоснера изначально основывалась на его шести союзниках, фанатично ему преданных: к ним относились Брин, Каплан, Рубин, Яффе, Маркус и Альперн. Однако сейчас Брин был мертв, Каплан, Рубин и Яффе ранены. А кроме того, его люди уже не были единственными на холме, имевшими в своем распоряжении оружие. И сейчас, даже когда он давал дельный совет, это порождало негативную реакцию.
На помощь пришел Берг, который подчеркнул, что, даже если и удастся перейти реку, им все равно не уйти далеко, если Риш обнаружит их исчезновение.
— На открытом глинистом участке вас поймают и перебьют, словно кроликов, пытающихся удрать от стаи шакалов, или даже хуже — вас принудят сдаться.
И все-таки более половины присутствующих стремились уйти из Вавилона. Хоснер понимал: нужно сделать все, чтобы сохранить единство. Будет трагедия, окажись все жертвы и подвиги напрасными, сведенными к нулю элементарным преждевременным паническим бегством.
Министр иностранных дел настаивал на обсуждении вопроса о суде над Мириам Бернштейн и Эсфирь Аронсон с Бергом, однако Берг отказался. Женщины останутся под арестом до тех пор, пока он, Берг, не выберет достойные кандидатуры для заседания в военно-полевом суде. Раввин Левин, не сдержавшись, обозвал его ослом и демонстративно вышел из кабины. На этом конференция была прервана без каких-то планов относительно последующих заседаний.
Ни Хоснер, ни Берг, ни кто-либо другой из заседавших не пожалели о нарушении демократических процедур. Все понимали, что дойди дело до голосования, его результаты дали бы министру иностранных дел основание для опасной и рискованной попытки вывести всех из Вавилона. А исходом такого предприятия стала бы, несомненно, катастрофа. Ариэль Вейцман явно не дотягивал до Моисея, и вряд ли воды готовы были разверзнуться перед ним, поглотив затем армию Ахмеда Риша. Если Хоснер и Берг в чем-то и имели общую точку зрения, то именно в понимании того, что ведение войны ни в коем случае нельзя доверять политикам.
* * *
Ахмед Риш и Салем Хаммади вели остатки своего воинства через Ворота богини Иштар по Священному пути вплоть до храма богини Нинмах. Там они повернули на запад по направлению к греческому театру. Прошли по пересохшему руслу старого канала и миновали стену внутреннего города. Пройдя еще километр к западу, арабы добрались до стены внешнего города и вдоль нее отправились на север, по направлению к Северной цитадели.
Риш сзади подошел к Хаммади и шепнул ему в ухо:
— Мы окажемся как раз в центре их позиции прежде, чем они нас заметят.
— Да.
Хаммади прислушался к ветру, спускающемуся с холмов. Они продвигались по подветренной стороне стены, но ни разу не встретили разрушенных укреплений выше двух метров, а пыль и песок буквально душили и без того с трудом дышавших людей, старавшихся не отставать от Риша.
— Нужно идти помедленнее, Ахмед.
— Нет. Ветер может прекратиться в любой момент.
Хаммади не принадлежал к арабам пустыни, и потому песчаная буря была ему так же чужда и враждебна, как и евреям на холме. Он оглянулся на своих людей, словно привидения, пробирающихся сквозь бурлящую тьму. Многие перевязаны, некоторые хромают. Не вызывало ни малейшего сомнения, что они больше не представляют собой организованное и надежное войско. И если бой они проиграют, то вполне могут наброситься на своих командиров и даже расправиться с ними. Если сражение не задастся, ашбалы просто перебьют израильтян и не станут возиться с заложниками. А без заложников ни он сам, ни Ахмед Риш не смогут вести переговоры с позиции силы. Хаммади понимал, что при любом раскладе их с Ришем песенка спета. Но казалось, что сам Риш этого не осознает, и Хаммади не собирался вдаваться в объяснения.
Риш ускорил шаг, и все ашбалы, следуя его примеру, сделали то же самое. Теперь они уже почти бежали, и у Хаммади появилось чувство, что они сломя голову несутся навстречу судьбе, на стычку с историей, на испытание собственной участи, к столкновению, которое определит отношения между евреями и арабами на ближайшее десятилетие, а может, и на более долгий срок.
Последние сутки Хаммади внимательно слушал радио Багдада и понял, что даже если им и не удастся достичь чего-то большего, то уж, во всяком случае, они поставят под серьезную угрозу проведение мирной конференции. Однако возможность изменения хода мировой истории бледнела по сравнению с личными пристрастиями и индивидуальной мотивацией. Он думал о Хоснере, Хоснере на личном досмотре, когда тот обнаженный стоял под палящим солнцем возле Вавилонского льва. Хаммади прекрасно помнил, какова на ощупь его кожа, когда он проводил по ней руками. И его переполняло страстное желание изнасиловать Якова Хоснера, надругаться над ним. Унизить его, потом подвергнуть пыткам и в конце концов изуродовать.
* * *
Хоснер шел с заседания у министра иностранных дел, сгибаясь под ударами шержи. Песок залеплял глаза, ветер раздувал потрепанную одежду. Бесконечный шум ветра сводил с ума, вызывая неодолимое желание перекричать его.
Он нашел Каплана скрючившимся в том самом месте, которое так долго занимал Брин. Прицел ночного видения уже приспособили к «АК-47», но в эту дикую ночь он приносил не больше пользы, чем скрытая облаками и пылью луна. Каплан дрожал, его лихорадило от раны, но тем не менее он настаивал, что лучшего специалиста по ночному наблюдению, чем он сам, на холме нет.
Наоми Хабер вглядывалась через парапет укреплений, стараясь не упустить в пыли ни малейшего движения. На ней оказался модный, только что изобретенный шлем, защищающий от ветра. Сооружен он был из плексигласа, снятого с иллюминаторов «конкорда», а по краям для защиты от песка укреплен резиной с сидений по образцу маски для ныряния. На голове шлем держался при помощи эластичной ленты.
Хоснер отозвал Каплана в сторону:
— Ты же понимаешь, что при таком ветре им вовсе незачем дожидаться, пока зайдет луна.
— Понимаю, конечно.
Однако Каплан так же хорошо понимал и Хоснера. Понимал его тон, язык его жестов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61